Нежданная песня > Оглавление > Глава 15

Глава 15

 

— Ну, и когда же ты собираешься сказать, где мы будем ужинать? — спросила Элизабет, пока «Мерседес» семейства Дарси проезжал по центру Манхэттена.

За время этой поездки и Элизабет, и Уильям пока в основном хранили молчание. Элизабет было достаточно просто тихо сидеть с ним рядом, рука в руке. После его поездки в Чикаго отношения между ними стали немного другими, и ей нужно было время, чтобы освоиться с потоком непривычных, волнующих и ослабляющих волю ощущений, которые пробуждались в ней в его пристутствии.

Уильям усмехнулся:

— Ну хорошо. Полагаю, что я уже достаточно долго изображал из себя «Уильяма Дарси, Человека-Загадку».

— Более чем. Особенно если учесть, как усердно я старалась заставить тебя проговориться! Ну все, давай уже, сознавайся. Где мы ужинаем?

— Chez Darcy.1

— Извини?

— Мы будем ужинать у меня дома.

— А-а.

У него дома? Без сомнения, в какой-нибудь огромной, величественной гостиной, где будет полно высокомерной прислуги и куда, скорей всего, наведается его бабушка, чтобы проверить, знаю ли я, какой вилкой пользоваться. А может, он как раз отправил всех из дома и после ужина планирует употребить меня на десерт. Пока Элизабет обдумывала возможные перспективы, смутное ощущение неловкости и беспокойства, которое она испытывала, заметно усилилось, заставив ее внутренне сжаться.

Уильям, похоже, почувствовал ее напряжение. Он повернулся к ней и встревоженно заглянул в глаза:

— Что-нибудь не так?

— Я не ожидала, что… Я просто удивлена.

— И расстроена. Пожалуйста, скажи мне, что тебя беспокоит.

Ладно, хватит вести себя так, словно я какая-то безвольная дурочка. Я смогу справиться с высокомерной прислугой, я смогу выдержать оценивающий взгляд миссис Дарси и, если возникнет необходимость, я смогу противостоять планам Уильяма на то, что должно произойти после ужина.

Элизабет заставила себя ободряюще улыбнуться.

— Все в порядке, правда. Это просто немного неожиданно. Я ведь думала, что мы едем в ресторан.

— Ты уверена, что тебя это устраивает? Если ты предпочла бы отправиться куда-нибудь в другое место, то все, что мне нужно — это позвонить.

— Нет-нет. Меня это совершенно устраивает. И я бы очень хотела увидеть твой дом.

Он шумно вздохнул с очевидным облегчением:

— И слава Богу, а то, боюсь, миссис Рейнольдс меня просто убьет, если мы не появимся. Она последние два дня только и делала, что готовила, убирала и украшала дом.

Было что-то невероятно трогательное в том, что Уильям, при всем своем богатстве и влиянии, похоже, искренне опасался гнева собственной экономки.

— Тогда и речи быть не может о том, чтобы отправиться куда-то еще. И я очень рада, что у меня будет возможность лично поблагодарить ее за ту корзинку с обедом.

— Она с нетерпением ждет встречи с тобой. И еще я хотел бы познакомить тебя с моей сестрой, Джорджианой, если ты не возражаешь.

— Ну конечно, не возражаю. С удовольствием.

— Она сейчас в гостях у подруги, но вернется домой не поздно. Кстати, возможно, мы не увидим бабушку — сегодня вечером она собиралась куда-то уйти.

Они подъехали к дому. Элизабет вышла из машины, с восхищением глядя на величественное здание из серого камня с большими окнами и красивыми резными балконами. Она подняла голову, стараясь разглядеть верхние этажи.

— Если хочешь, можно на минутку перейти на другую сторону улицы, — предложил Уильям. — Оттуда ты сможешь получше рассмотреть дом.

Она кивнула, и они вместе перешли через дорогу.

— Он такой красивый, — выдохнула она.

— Спасибо. Его построил мой пра-пра-прадедушка в 1896 году. Его тоже звали Уильямом Дарси.

— Значит, «Уильям» — это ваше старинное родовое имя?

— Да, хотя, если забираться совсем далеко в прошлое, оно звучало как «Фитцуильям».

— Как фамилия Ричарда?

— Да, но это просто совпадение. Мой пра-пра-пра-пра-прадедушка Фитцуильям был первым Дарси, который пересек Атлантику. Он был младшим сыном и тезкой одного богатого английского землевладельца. Старший сын унаследовал поместье и основную часть семейного капитала, и поэтому Фитцуильям в 1839 году решил отправиться на Барбадос, чтобы попытаться сделать себе состояние. И он вполне преуспел — в основном благодаря тому, что женился на единственной дочери богатого плантатора, которая унаследовала все состояние своего отца.

— Умный парень. — Элизабет была зачарована энергией и энтузиазмом, которые слышались в голосе Уильяма, пока он рассказывал эту историю, — настолько разителен был контраст с его обычной, сдержанной и спокойной манерой держаться.

— Ты знаешь, я читал про этот период в истории Барбадоса — и, действительно, похоже, что единственный реальный способ сделать там состояние в те времена лежал через удачную женитьбу. Все плодородные земли к тому моменту уже принадлежали крупным землевладельцам. Рабство только-только отменили, хотя у бывших рабов практически не оставалось иного выбора, кроме как продолжать трудиться на плантациях за мизерную плату. Просто преступление, как подумаешь, насколько…

Он резко оборвал себя, и оживление сбежало с его лица.

— Прости меня. Я не собирался столько распространяться на эту тему. История — моя страсть, и иногда я забываю, что далеко не все разделяют мое увлечение.

Элизабет мягко дотронулась до его локтя и ободряюще улыбнулась:

— Нет-нет, пожалуйста, продолжай. Мне правда это очень интересно. Я так понимаю, что у Фитцуильяма и его жены были дети, которые унаследовали эту плантацию?

— Да. Вообще-то, нам до сих пор принадлежит хозяйская усадьба на бывшей плантации и часть земли вокруг.

— В самом деле?

— Да. Эта усадьба называется Пемберли. Фитцуильям назвал ее так в честь английского поместья своего отца. Сельскохозяйственные угодья были распроданы много лет назад, и мы сейчас используем усадьбу как место для отдыха. Дом расположен на высоком крутом утесе с видом на океан и окружен тропическим садом.

— Звучит невероятно.

Уильям кивнул, и мечтательная улыбка тронула его губы.

— Это мое самое любимое место на свете. К сожалению, мне не удается бывать там так часто, как хотелось бы.

— А как ваша семья оказалась в Нью-Йорке?

— Один из внуков Фитцуильяма приехал сюда поступать в Колумбийский университет и остался после его окончания. Он основал компанию «Дарси Индастриз», и он же построил этот дом.

— Мне кажется, это просто здорово, что ты так хорошо знаешь семейную историю. Я, например, и понятия не имею, кем был мой пра-пра-прадедушка, не говоря уж о пра-пра-пра-… не помню точно, сколько именно «пра» ты назвал.

Уильям улыбнулся, провожая Элизабет обратно через улицу.

— Моя бабушка свято верит в то, что нужно хранить семейные традиции. Вот поэтому нам до сих пор и принадлежит этот дом, хотя сейчас он смотрится белой вороной. Бабушка считает, что это часть нашего наследия, и даже слышать не хочет о том, чтобы продать его и купить какой-нибудь пентхаус с видом на парк.

— А ты бы этого хотел, да?

Они подошли к дверям дома, пройдя сквозь красивые кованые железные ворота, которые Аллен открыл для них.

— И да, и нет. Иногда мне кажется, что нам было бы удобнее жить в более современном месте, да и Ричард все время подшучивает над тем, насколько мы увязли в антиквариате, но, по большому счету, я согласен с бабушкой. Для меня важно осознание того, что в этом доме жило пять поколений моей семьи и что когда-нибудь мои дети станут шестым.

Парадная дверь распахнулась, и Элизабет оказалась лицом к лицу с полноватой пожилой дамой, чьи седые букли и очки в проволочной оправе придавали ей сходство с доброй бабушкой. На ней было черное платье простого покроя и домашние туфли, и она улыбалась им теплой улыбкой.

— Добрый вечер, мисс Беннет, мистер Дарси.

— Элизабет, это миссис Рейнольдс, — сказал Уильям. — Миссис Рейнольдс, это мисс Элизабет Беннет.

— Я так рада познакомиться с вами, миссис Рейнольдс.

— Мисс Беннет, для меня большое удовольствие встретиться с вами. Мы с нетерпением ждали вашего визита.

Миссис Рейнольдс провела их в глубь дома. Прихожая была не очень большая, но впечатляла интерьером: в центре стоял изящный резной столик, на котором красовалась массивная композиция из живых цветов, а на стене висело большое зеркало в красивой золотой раме, без всякого сомнения, довольно старинное. Высокий потолок придавал пространству больший объем. Бросив взгляд сквозь арочный дверной проем, Элизабет увидела просторную элегантную гостиную.

— Прошу прощения, мистер Дарси, — сказала миссис Рейнольдс.

— Да?

— Соня просила узнать, не можете ли вы уделить ей сейчас минутку.

— Разве она еще здесь? — нахмурился Уильям.

— Да. Она ждала, пока вы не вернетесь. У нее возник к вам срочный деловой вопрос, и ей необходимо обсудить его с вами сегодня же, но он не займет много времени.

Уильям плотно сжал губы и шумно вздохнул.

— Элизабет, я понимаю, что это ужасно невежливо с моей стороны, но можно мне оставить тебя на минутку в обществе миссис Рейнольдс, чтобы разобраться с этим?

— Ну конечно, — ответила она. — Не беспокойся за меня.

— Ступайте же, мистер Дарси, — сказала миссис Рейнольдс. — Я прекрасно позабочусь о мисс Беннет, пока вы не вернетесь.

Уильям ушел, и Элизабет улыбнулась миссис Рейнольдс:

— Огромное вам спасибо за тот восхитительный обед, который вы прислали мне на прошлой неделе.

— О, я так рада, что вам понравилось. Но, вы знаете, это ведь заслуга мистера Дарси — это была целиком и полностью его идея. Когда он обсуждал ее со мной, я еще, помнится, подумала: «Как бы мне хотелось, чтобы хоть раз в моей жизни какой-нибудь красивый молодой человек сделал и для меня что-нибудь настолько же очаровательное». Но мистер Дарси ведь не похож на других молодых людей — он не такой, как все, он особенный.

— Это был очень милый жест с его стороны. — Элизабет позабавила эта не слишком завуалированная попытка сосватать их. В то же время на нее не могло не произвести впечатления то, с какой очевидной любовью и нежностью миссис Рейнольдс отзывалась о своем работодателе.

— Почему бы нам с вами не пройти пока в библиотеку? Мистер Дарси собирался провести время до ужина там и угостить вас аперитивами.

Элизабет с благоговейным изумлением оглядывалась вокруг, пока миссис Рейнольдс вела ее за собой через гостиную. Одну из стен украшал огромный камин с резной решеткой. Красивый паркетный пол был частично прикрыт восточными коврами. В комнате было много старинных, антикварных вещей, и Элизабет догадалась, что большинство предметов принадлежали этой семье уже не одно поколение.

Затем они прошли в просторный холл с мраморным полом, откуда наверх поднималась огромная витая лестница. Вдоль стен висели большие картины в красивых рамах, написанные маслом, и некоторые из них, как подозревала Элизабет, были, скорее всего, старинными фамильными портретами. Затем она подняла голову наверх и воскликнула:

— Неужели это фреска — там, на потолке, на самом верху, над лестницей?

— Да, это старинная роспись. Вам обязательно надо будет рассмотреть ее поближе, с шестого этажа — это одна из моих самых любимых деталей интерьера в этом доме. Фреска и еще библиотека. Ах да, и еще оранжерея, конечно.

— Здесь есть оранжерея?

— Да, на крыше. И еще сад.

Глаза у Элизабет расширились.

— Ох, Боже мой. Я и представления не имела.

— Это чудесный дом, с первого этажа до последнего. Я уверена, что мистер Дарси охотно устроит вам экскурсию по дому, если вы пожелаете. И вы в любом случае увидите оранжерею и сад на крыше, поскольку вы будете ужинать там.

— Правда? Я полагала, что мы будем ужинать в столовой…

— А вы бы предпочли столовую? Потому что я уверена, что мы можем…

— Нет-нет, на самом деле, мне кажется, что ужин на крыше — это просто идеальный вариант.

— Ну вот и хорошо, я очень рада. Мистер Дарси отдал самые тщательные распоряжения по поводу ужина, и он считал, что вам там должно понравиться. Мы очень довольны, что погода нас не подвела.

— Да, сегодня чудесный вечер.

— Я так понимаю, что мистер Дарси вам не очень много рассказывал об этом доме?

— Вообще-то нет. Правда, только что, пока мы были на улице, он рассказал мне кое-какие эпизоды семейной истории.

— Да, он очень гордится своим наследием, и с полным правом. Семья Дарси уже не одно поколение принадлежит к числу лучших граждан Нью-Йорка, и все его предки очень гордились бы им — он самый талантливый, самый умный и самый щедрый человек, какого только можно себе представить.

Миссис Рейнольдс провела ее через столовую, которая оказалась именно такой официальной, торжественной комнатой, какую Элизабет и ожидала увидеть — в центре стоял массивный стол, окруженный дюжиной стульев с высокими спинками, украшенными искусной резьбой. Ей удалось бросить лишь мимолетный взгляд на кухню, пока они проходили мимо в заднюю часть дома, но она успела заметить, что и кухня выглядела просторной и хорошо оснащенной.

Когда они вошли в библиотеку, Элизабет ахнула. Она была спроектирована как наглядное воплощение мечты каждого любителя книг — здесь было два этажа, с галерей на втором уровне, которая позволяла добраться до самых верхних полок книжных шкафов. Стены, отделанные деревянными панелями, придавали комнате теплый и уютный и в то же время изысканный вид. Огромные, от пола до потолка, окна, расположенные вдоль задней стены, создавали яркий контраст в освещении комнаты и открывали вид на маленький пышный сад, расположенный за домом.

— Какая прекрасная комната! — воскликнула Элизабет.

— Да, просто замечательная, не правда ли? На этом этаже дома располагаются в основном комнаты общего назначения. Здесь время от времени миссис Дарси принимает своих друзей, но в остальном они редко используются.

— Значит, Уильям не очень часто устраивает приемы и собирает гостей?

Миссис Рейнольдс отрицательно покачала головой.

— Изредка ему приходится давать приемы, но, как правило, они все деловые и имеют отношение к деятельности его фонда. И потом, он ведь столько путешествует, бедный мальчик. Мне думается, что ему очень одиноко живется, особенно когда он столько времени проводит в своих поездках, совсем один. Ему нужно найти себе хорошую девушку, осесть и завести семью. Может быть, тогда он немного сократит свой гастрольный график и будет больше времени проводить дома. Но для этого ему нужно сперва найти ту, которая будет его достойна, а это ведь очень непростая задача.

Элизабет подавила улыбку.

— А как давно вы знаете Уильяма?

— Примерно с полутора лет. И за все это время я не видела от него ничего, кроме неизменной доброты и уважения. У него бывают, конечно, приступы плохого настроения — но это в основном из-за того, что он очень глубоко чувствует и переживает. Он замечательный внук и нежный, любящий брат. Нет ничего, чего бы он не сделал ради тех, кого любит.

— А каким Уильям был ребенком?

— О, он был самым очаровательным мальчиком, какого только можно себе представить — всегда такой вежливый и воспитанный. А уж каким красивым ребенком он был — просто прелесть! Эти огромные карие глаза и густые темные кудряшки… И он всегда был тихим и серьезным — не так часто улыбался и смеялся, как другие дети. Но, как я полагаю, в этом не было ничего удивительного, учитывая, сколько ему пришлось пережить в самом раннем детстве.

— Да?..

Миссис Рейнольдс открыла было рот, словно собираясь что-то сказать, но потом передумала и помолчала пару мгновений.

— Но я вас совсем заболтала и даже не предложила ничего выпить. Могу я принести вам бокал вина? Сейчас на кухне охлаждается любимое Шардоннэ мистера Дарси — но, если вы предпочитаете красное вино, я могу быстренько спуститься в винный погреб и…

— Шардоннэ звучит идеально, спасибо.

— Ну, тогда я схожу и принесу его вам, если позволите. А пока, может быть, вы захотите прогуляться немного по саду? Уверена, что мистер Дарси вот-вот присоединится к вам.

Элизабет с улыбкой поблагодарила миссис Рейнольдс и решила воспользоваться ее советом. Она вышла из библиотеки на небольшую открытую террасу и ступила на мягкую траву. Сад был совсем небольшим, но он представлял собой уютный оазис зелени в самом центре города, особенно приятный в такой изумительный летний вечер.

Пора прекратить делать поспешные выводы относительно Уильяма и его мира. Этот огромный элегантный дом слегка подавлял, как она и предполагала заранее, но миссис Рейнольдс была антиподом той высокомерной и напыщенной прислуги, которую Элизабет ожидала здесь встретить. Она повернулась, чтобы взглянуть на дом, и заметила маленькие балкончики на верхних этажах, которые были расположены так, чтобы не затенять балконы нижних этажей. Разглядывая их, она стала гадать, какой из этих балконов принадлежит комнате Уильяма, а это привело ее к мыслям о том, где он может сейчас находиться и о чем думает в этот самый момент.

Быстро решив деловой вопрос с Соней и строго-настрого предупредив ее, чтобы она не вздумала «случайно» столкнуться с Элизабет, когда будет уходить из дома, Уильям поднялся наверх, чтобы заглянуть в свою спальню и, наверное, уже в сотый раз убедиться в том, что здесь все готово к приему гостьи. Просто на всякий случай.

Он изучил свое отражение в зеркале гардеробной, поправил черный галстук-бабочку и сделал глубокий вдох, чтобы прогнать ком в желудке. Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть сегодня все пройдет хорошо. Решительно развернувшись на каблуках, он вышел в холл и спустился по лестнице на первый этаж. Проходя мимо кухни, он чуть не налетел на миссис Рейнольдс, выходящую с маленьким подносом, на котором стояли два наполненных вином бокала.

— Уильям! — воскликнула она, стараясь удержать поднос, чтобы вино не расплескалось.

Он ловко подхватил бокалы, спасая их.

— Простите, миссис Рейнольдс — я не смотрел, куда иду.

— Ничего страшного. Я как раз собиралась отнести их наружу. Мисс Беннет сейчас в саду.

— Я иду к ней, так что могу избавить вас от лишнего хождения и сам отнесу вино.

— Она прелестная молодая леди, Уильям.

Он кивнул, еле сдерживаясь, чтобы не попросить миссис Рейнольдс сказать что-нибудь еще об Элизабет.

— Я собиралась подать вам ужин к 8:30, тебя по-прежнему устраивает это время?

Уильям взглянул на часы.

— Да, это будет в самый раз. На крыше уже все готово?

— Да. Вы можете подняться туда, когда захотите. Приятного тебе вечера, дорогой.

Миссис Рейнольдс давно избавилась от привычки, сложившейся, когда он был еще ребенком, употреблять в разговоре с ним ласковые слова, но изредка они все же прорывались. Уильям ничего не имел против — она всегда неукоснительно соблюдала субординацию, обращаясь к нему формально и «на вы» в присутствии посторонних, и позволяла себе более фамильярные формы обращения только в узком семейном кругу.

Он вышел сквозь двери библиотеки в сад, осторожно неся поднос с бокалами. Элизабет стояла недалеко от входа, склонившись над розовым кустом, и вдыхала аромат одного из полураспустившихся бутонов.

— Извини, ради Бога, что заставил тебя ждать, — сказал он.

Она выпрямилась и повернулась к нему:

— Ничего страшного. Я с удовольствием провожу время; здесь все так красиво.

— Да, хоть сад и маленький, но мне он всегда очень нравился. — Он протянул ей полный бокал.

— А за что мы пьем?

— За твою новую работу — чтобы она принесла тебе счастье и успех. — Он с трудом заставил себя произнести эти слова с энтузиазмом.

— Спасибо, — тихо ответила Элизабет. Уильям заметил, что при этом она не улыбнулась.

Они стояли рядом на маленькой лужайке и в молчании потягивали вино. Должен признать, что погода не могла бы быть лучшей, даже если бы мне пришлось ее специально заказывать. Солнце потихоньку садилось в ярко-голубом небе, и всего несколько легких облачков виднелись между высокими зданиями, окружавшими дом. Благоухание розовых кустов, смешиваясь с запахом свежескошенной травы, придавало воздуху знакомый привкус лета.

— Я рада, что ты привел меня на ужин сюда, — сказала Элизабет, нарушая молчание.

— Я тоже.

— Но я не могу не спросить тебя кое о чем.

— Да?

— По поводу смокинга. Нет, выглядишь ты в нем просто великолепно, но неужели ты всегда так одеваешься, когда ешь дома? Так и представляю тебя за завтраком, как ты осторожно поедаешь кукурузные хлопья, стараясь не капнуть молоком на смокинг. Или к завтраку полагается выходить в утреннем сюртуке?

Ее глаза искрились от веселья, и Уильям засмотрелся на нее, очарованный. Он подошел к ней ближе, пока их тела почти не соприкоснулись. Подняв руку, он нежно провел пальцем по ее щеке.

— Для меня это вовсе не рядовой домашний ужин, Элизабет. Я хочу, чтобы этот вечер запомнился тебе так же, как и мне.

Ее глаза потеплели, и он продолжал гладить ее по щеке.

— Мне всегда нравился этот сад, — прошептал он, склоняясь к ней в то время, как она подняла к нему лицо, — но еще никогда он не был таким красивым, как сейчас.

— Уильям, ты здесь?

Это был голос Сони. Элизабет виновато отпрянула от него и с преувеличенным вниманием склонилась над розовым кустом. Уильям повернулся и, скрежеща зубами, грозно уставился на свою секретаршу.

— Я думал, что ты уже ушла, — резко произнес он.

— У меня тут обнаружился еще один срочный документ, который требует твоей подписи. Это буквально на секунду. О, а это, должно быть, и есть Элизабет? Меня зовут Соня Лоуренс, я секретарь Уильяма. Очень рада познакомиться — Уильям мне столько о вас рассказывал.

Элизабет поздоровалась с Соней, и они начали разговаривать. Уильям был слишком расстроен, чтобы сосредоточиться на их беседе, и поэтому довольствовался тем, что буравил сердитым взглядом свою секретаршу, которая, впрочем, явно вознамерилась этого не замечать.

Наконец он решил, что с него достаточно.

— Я знаю, что тебе не терпится побыстрее уйти домой, Соня, — произнес он командным тоном, решительно беря Соню под руку, — так что позволь мне проводить тебя, и по дороге я подпишу этот документ. Пожалуйста, извини меня, Элизабет, — я буквально на минутку.

— Рада была познакомиться! — крикнула Соня через плечо, пока Уильям уволакивал ее из сада со всей возможной скоростью.

Он быстро провел ее через весь дом до входных дверей.

— Что это ты устроила? — прошипел он. — Я же специально просил тебя этого не делать.

— Ага, вот именно, — парировала она с самодовольной ухмылкой. — Большая ошибка с твоей стороны. После того, как ты это сказал, я уже просто не могла удержаться. Я что, чему-то помешала?

— Не твое дело.

— Ах, значит, все-таки, помешала. Извини. Я думала, что будет забавно тебя подразнить немножко, но я меньше всего хотела прерывать романтический момент. Главным образом, я хотела проверить, достойна ли моего одобрения эта женщина, которая завязала тебя таким тугим узлом.

— И?.. — Уильям задал этот вопрос подчеркнуто саркастическим тоном, надеясь скрыть за ним свой интерес к тому, какое у Сони сложилось впечатление об Элизабет.

— Ну, мне ведь практически не удалось с ней толком пообщаться, ты же так быстро меня утащил, — съязвила она, насмешливо глядя ему в глаза.

— Короче. Что ты думаешь о ней?

— Она кажется очень милой. Яркая, живая и абсолютно естественная. И что только она в тебе нашла, не понимаю.

Он лишь покачал головой со страдальческим видом и ничего не ответил.

— Ты же знаешь, что я шучу. Из того, что я успела увидеть, она именно то, что нужно, чтобы немного расшевелить тебя. И, как знать, может быть, даже окажется, что она вполне тебя достойна. А это уже о чем-то говорит.

Этот непрямой комплимент невольно вызвал у него улыбку.

— Спасибо.

— Значит, я не уволена?

— Полагаю, что нет.

— Тебе все равно не найти больше никого, кто смог бы тебя выносить. Желаю повеселиться, босс, и увидимся утром.

Соня ушла, и Уильям двинулся в обратный путь по дому, пряча усмешку в уголках рта. Он нашел Элизабет в библиотеке — она разглядывала книжные полки.

— По-моему, Соня — просто прелесть, — сказала она. — И, похоже, у тебя в доме собрался целый фан-клуб: все, кого я тут встречаю, поют тебе дифирамбы.

— Рад это слышать, — ответил Уильям, беря ее за руку. — Я ведь их всех хорошенько подкупил, и мне было бы очень обидно сознавать, что все эти деньги потрачены зря. Ну а теперь, ты хотела бы осмотреть остальную часть дома?

Когда они зашли в кабинет Уильяма, который завершал их экскурсию по второму этажу, Элизабет с одобрением осмотрелась. Кабинет был выдержан в темных, насыщенных тонах, и, как и гостиная, обставлен красивой антикварной мебелью. Все в этой комнате, казалось, говорило о богатстве и могуществе ее владельца, но в приглушенной, элегантной манере.

— Какая красивая комната, — выдохнула она. — Здесь так и чувствуется история.

Уильям улыбнулся ей с мальчишеским восторгом — в уголках его глаз лучиками собрались морщинки, а на щеках заиграли ямочки — и сердце сладко ёкнуло у нее в груди. Он медленно повел ее вдоль комнаты, с энтузиазмом показывая свою коллекцию старинных глобусов и карт. Элизабет была тронута тем, с каким почти детским удовольствием он делился с ней своими драгоценностями, и она старалась расшевелить его еще больше, задавая ему вопросы про различные карты.

Затем она кивнула на большой портрет, который висел над камином:

— А это кто?

— Мои родители.

— Твоя мать была очень красива.

— Да, верно.

— И сходство между вами чувствуется, особенно в глазах. Вы были с ней близки?

— Да. Она была очень предана мне.

— И Джорджиане тоже, я уверена.

— Джорджи был всего месяц, когда мамы не стало, поэтому она ее совсем не знала.

— Как печально. А сколько тебе было лет, когда она умерла?

— Пятнадцать.

— Тебе, должно быть, было очень трудно это пережить.

— Да, трудно. Мне до сих пор ее очень не хватает.

Элизабет посмотрела на Уильяма, который не отрывал глаз от матери на портрете, и увидела горькую улыбку у него на губах. Она притронулась к его руке утешающим жестом.

— Мне так жаль, — тихо произнесла она.

Темные глаза вновь обратились к ней, словно заглядывая в самую душу. Он принял бокал из ее рук, и, поставив оба бокала на каминную полку, взял ее за руки, привлекая поближе к себе.

— Элизабет… — прошептал он. Нервная дрожь ожидания пробежала по ее телу, когда он склонился к ней, и его губы приблизились к ее губам и…

— Мистер Дарси?

Элизабет быстро отступила от Уильяма. В дверях показался Аллен Рейнольдс с бутылкой вина в руке. Он остановился, как вкопанный, и на его лице отобразилось выражение крайнего смятения, когда он увидел открывшуюся перед ним сцену.

— Приношу свои глубочайшие извинения, мистер Дарси, мисс Беннет. Жена послала меня узнать, не желаете ли вы еще вина.

Уильям шумно выдохнул.

— Почему бы вам не оставить бутылку здесь, Аллен. Мы сами за собой поухаживаем.

— Конечно, сэр. Еще раз приношу свои извинения за то, что потревожил вас.

Аллен поспешно удалился. Уильям повернулся к Элизабет с совершенно несчастным видом. Абсурдность ситуации развеселила ее, и она начала хихикать.

— Извини, — сказала она, — но это просто… — и тут она расхохоталась, не в силах больше сдерживаться. И подумать только, что я боялась, как бы не остаться с ним наедине!

— Иногда я жалею, что живу не в пещере где-нибудь в Тибете, — проворчал он, но она увидела чуть заметную искорку, мелькнувшую в глубине его глаз. Улыбка постепенно смягчила его черты, и он тоже начал потихоньку посмеиваться.

Элизабет подошла к нему вплотную, приподнялась на цыпочки, запечатлела на его губах легкий, нежный поцелуй и отступила назад прежде, чем у него появилась возможность отреагировать.

— Ну вот, — сказала она в ответ на его радостно-удивленный взгляд, — может быть, это разрушит заклятие. Ну что, а теперь мы пойдем осматривать третий этаж?

— Если хочешь. На этом этаже расположены мои личные комнаты.

— А-а. — Я и мой длинный язык. Теперь он решит, что я ему только что сделала недвусмысленное предложение. — Ну что ж, может быть, тогда лучше не…

— Мне бы особенно хотелось показать тебе рояль в моей гостиной.

Элизабет заколебалась. Ну же, Лиззи, расслабься и не будь такой ханжой. Это всего лишь его гостиная. Кроме того, судя по тому, как развиваются события, кто-нибудь наверняка ворвется в комнату в ту же секунду, как только что-то начнет происходить. Она улыбнулась и кивнула:

— Я бы с удовольствием взглянула на него.

— Это самый красивый инструмент, который я когда-либо видела, — Элизабет с благоговением дотронулась до полированной поверхности.

— Его сделали на заказ — это был бабушкин подарок на мое тридцатилетие.

— И ты специально заставляешь людей подниматься аж на третий этаж, чтобы полюбоваться на него?

Уильям покачал головой:

— Я сюда никого не приглашаю. Это мое личное пространство.

— Но я же здесь.

— Да. Ты здесь.

Элизабет почувствовала, что слабеет под этим пристальным, глубоким взглядом, который вновь, казалось, проникает в самые сокровенные уголки ее души. Она нервно сглотнула и попыталась найти какую-нибудь более нейтральную тему для разговора.

— Теперь понятно, зачем тебе такой большой дом — в нем ведь должны поместиться все твои рояли. Пока что я насчитала три, правильно?

— Правильно. Инструмент на первом этаже редко используется, только иногда, во время больших приемов. Джорджи часто играет на рояле, который стоит на втором этаже. А я играю в основном здесь. Это великолепный инструмент, и, к тому же, я предпочитаю, чтобы меня никто не беспокоил, когда я занимаюсь.

— У него, должно быть, прекрасный звук.

— Да, верно. У него очень теплый тембр и в то же время нужная доля яркости. Этот рояль мне очень дорог — иногда мне кажется, что у него почти человеческая душа.

— Ты не сыграешь что-нибудь для меня?

— Сейчас?

— Пожалуйста?

Уильям выдвинул банкетку из-под инструмента:

— Хорошо, если ты посидишь со мной.

— Чтобы я снова могла переворачивать твои невидимые ноты? — с усмешкой спросила Элизабет, пока они усаживались рядом.

— Именно. Мой невидимый ассистент в Чикаго не мог и близко с тобой сравниться. Жаль, что тебя там не было.

— Я понимаю, что ты шутишь, но, если честно, мне было бы очень интересно понаблюдать за тем, как записывается музыка.

— Я нисколько не шучу. Мне тебя очень не хватало, пока я был там, — ответил он, и у нее перехватило дыхание, когда она снова ощутила на себе всю силу взгляда этих темных глаз.

— У тебя будут какие-то особые пожелания? — спросил он. Элизабет покачала головой:

— Я знаю, что мне понравится все, что бы ты ни выбрал.

Уильям какое-то мгновение сидел неподвижно, а затем начал играть вещь, в которой Элизабет узнала пьесу Брамса. Она была более спокойной и созерцательной, чем те бурные, страстные композиции, с которыми он так часто ассоциировался. Под его чуткими пальцами жалобная, печальная мелодия, изливаясь из великолепного инструмента, звенела и пела, пронзая ее сердце щемящей сладостью. Как всегда, когда он играл, казалось, что он полностью перенесся из реальности в мир своей музыки. Она чувствовала, как и ее саму неумолимо влечет вслед за ним в неведомые дали, исполненные редкостной красоты, пока музыка кружила вокруг нее, нежными приливами и отливами сплетая между ними неразрывную нить — связь, которую Элизабет не могла понять, но которой была бессильна сопротивляться.

Прослушать «Интермеццо» Брамса.2

Уильям закончил играть и вернулся обратно из мира грез. Он взглянул на Элизабет и поразился, увидев слезы, сверкающие в ее глазах.

— Элизабет, что случилось? — он притронулся кончиком пальца к ее лицу, остановив движение слезинки, которая медленно скатывалась вниз по ее щеке.

— Как тебе это удается? — спросила она, пока новые слезы продолжали литься у нее из глаз. — Твоя музыка каждый раз заставляет меня плакать, и я не знаю, как тебе это удается. Ты заставляешь меня чувствовать и переживать все эти эмоции, и они проникают мне прямо в сердце, и…

— Лиззи, — прошептал Уильям, нежно взяв ее лицо в ладони. — Пожалуйста, не плачь.

Их глаза встретились, и чувство захлестнуло обоих, вспыхнув, словно электрический разряд. Они склонились друг к другу медленным, плавным движением, и их губы сомкнулись — вначале осторожно, но затем со все возрастающей настойчивостью и жаром. Элизабет с чуть слышным стоном обвила руками его шею, зарывшись ласкающими пальцами в густые завитки волос у него на затылке. Она прижалась к нему еще теснее, и он затрепетал от желания, чувствуя, как ее страстный отклик все больше воспламеняет его. Он дразнил языком ее губы, пробуя нежно, но настойчиво, раздвинуть них, пока она не поддалась его натиску и не уступила ему. И тогда с глухим звуком, напоминающим скорее рычание, который глубоко отозвался в его груди, он крепко обхватил ее руками и с жадностью погрузился в головокружительное исследование сладостных глубин ее рта.

Пылкая жажда наэлектризовала все его нервные окончания, и, пока длился этот поцелуй, мысли Уильяма то и дело уносились в его спальню, в его святая святых, расположенную всего в нескольких шагах отсюда по коридору… там ожидала нирвана. Немногие все еще функционирующие в мозгу клеточки предупреждали его, что время еще не настало, что еще слишком рано, что ему следует держать себя под контролем, — но предательское тело наотрез отказывалось слушать. Наконец разум с трудом восторжествовал над желанием, и он заставил себя прервать поцелуй, пока не стало слишком поздно.

Они сидели рядом, соприкасаясь лбами, закрыв глаза, все еще крепко держась друг за друга. В тишине, которую нарушало только их тяжелое, прерывистое дыхание, Уильяму пришло в голову, что еще никогда в жизни поцелуй не оказывал на него такого действия. На самом деле, ничто из его предыдущего опыта и близко не могло сравниться ни с той волной упоительной радости, охватившей его, когда она сдалась и разомкнула губы ему навстречу, ни с той всепоглощающей страстью, которую она так легко пробудила в нем.

Элизабет слегка отодвинулась от Уильяма, и он увидел по ее глазам, что она тоже была глубоко потрясена силой чувства, которое только что бросило их друг к другу. Он нежно поцеловал ее и положил ее голову к себе на плечо, поглаживая по волосам, пока они продолжали держать друг друга в объятиях. Наконец он почувствовал, как она пошевелилась, пытаясь сесть прямо, и неохотно выпустил ее.

— Я… Мне, кажется, стоит пойти поправить прическу и макияж, — сказала она тихо, отводя взгляд в сторону. — У меня, должно быть, тушь потекла, когда я начала плакать, и потом…

— Ты выглядишь прекрасно, — ответил он с ласковой улыбкой, — но пожалуйста, если хочешь, моя ванная комната в полном твоем распоряжении — дверь прямо напротив через лестницу.

Уильям проводил ее взглядом и затем вновь повернулся к роялю. Улыбка сбежала с его лица, когда он вспомнил, что через три дня их будет разделять континент. Если бы я хоть раз поцеловал ее так раньше, то не думаю, что у меня хватило бы сил заставить себя устроить ей эту работу. Потому что сейчас я просто не знаю, как смогу отпустить ее от себя.

Элизабет сидела за туалетным столиком в ванной комнате Уильяма, изучая свое отражение в зеркале и радуясь, что у нее есть возможность побыть минутку одной и прийти в себя. Она сделала глубокий, прерывистый вдох и медленно выдохнула, стараясь успокоиться и проанализировать то, что сейчас произошло.

С того самого момента, как Уильям обернулся к ней у нее в квартире в самом начале их сегодняшего свидания, она чувствовала, как какая-то нежная, но неодолимая сила влечет их друг к другу — но этот внезапный и мощный взрыв эмоций между ними совершенно ошеломил ее. Только что он с трогательной заботой справлялся о ее слезах; а в следующую секунду они уже тесно сплелись в самом страстном объятии, которое Элизабет когда-либо приходилось переживать. Его губы были такими теплыми, такими мягкими, и их прикосновение к ее губам отчего-то казалось таким правильным и естественным... А когда их поцелуй стал глубже, все ее тело наполнилось трепетным теплом, делая ее слабой и дрожащей, и неспособной больше ни на что — только на то, чтобы приникнуть к нему, беспомощно сдаваясь и уступая.

Одно не подлежит сомнению — Уильям прекрасно умеет целоваться. Элизабет грустно улыбнулась своему отражению в зеркале и попыталась расслабиться.

Она посмотрела вокруг себя и подумала, что туалетный столик — это несколько женственная деталь интерьера для мужской ванной комнаты. Я так полагаю, он предназначен для его подружек, которые остаются здесь на ночь. В конце концов, он наверняка не слишком много ночей проводит в одиночестве, учитывая, сколько женщин, должно быть, постоянно вешается на него. Что и объясняет, почему он так потрясающе целуется — у него в этом большая практика. Полагаю, что он и в… других вещах тоже хорош.

Ее улыбка поблекла, и она поднялась на ноги. Затем она огляделась вокруг в невольном изумлении, обращая внимание на детали, которые поначалу ускользнули от ее внимания. Одна эта ванная комната больше, чем вся наша квартира. Она была выдержана в глубоких, теплых тонах, создающих атмосферу мужского уюта и роскоши. Элизабет отметила просторную застекленную душевую кабину и широкие удобные полки — но главным обектом ее восхищенного внимания сделалась ванна-джакузи. Она мечтательно вздохнула, представляя себя сидящей в этой ванне в окружении благоуханных пенных хлопьев. И если бы я сидела в такой ванне, то у меня в руках обязательно был бы бокал с шампанским.

Элизабет решила, что находится здесь уже достаточно долго; пора было присоединяться к Уильяму. Окинув прощальным восхищенным взглядом эту комнату, больше напоминавшую дворец, она вышла в холл.

Уильям ждал ее у лестницы.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да, спасибо. — Прежде чем она успела сформулировать подходящие комментарии по поводу ванной комнаты, ее внимание привлекли раздвижные двери в стене справа от нее.

— Это что, лифт?

Уильям кивнул.

— В доме шесть этажей, так что иногда это бывает удобно. Если хочешь, мы сейчас можем подняться на нем на крышу.

— А как же моя экскурсия по четвертому и пятому этажам?

— Там нечего особо смотреть — просто спальни. Спальни на четвертом этаже предназначены для детей, живущих в доме, но в настоящий момент мы используем их как комнаты для гостей. А Джорджи и бабушка живут на пятом этаже.

— Ну что ж, в этом случае я голосую за лифт. Я никогда еще не каталась на лифте у кого-то дома.

Уильям провел ее к лифту, и через минуту они вышли на шестом этаже. Вспомнив совет миссис Рейнольдс, Элизабет подняла голову к куполу над лестницей. Уильям с гордостью улыбнулся, когда она отдала должное красоте росписи, а затем с видом нетерпеливого ожидания провел ее сквозь застекленные двери в оранжерею.

Глаза Элизабет широко раскрылись от восторга, когда она огляделась вокруг, вдыхая влажный воздух, наполненный ароматом свежей земли. Ее окружала пышная, буйная зелень, среди которой в роскошном изобилии цвели орхидеи, поражающие бесконечным разнообразием всех мыслимых размеров и оттенков.

— Ох, Бог мой, — благоговейно прошептала она, — ты мне ничего не говорил о том, что у тебя тут сад Эдема в миниатюре.

На щеках у Уильяма заиграли ямочки:

— Я хотел сделать тебе сюрприз. Я надеялся, что тебе понравится.

— Понравится? Да это просто нечто невероятное. Я очень люблю орхидеи — это мои любимые цветы. Кто за ними ухаживает?

— Основную работу делает Аллен. Эту оранжерею создала моя мама, и она начала разводить здесь орхидеи, еще когда я был мальчиком. Они с Алленом ухаживали за ними вместе, а после ее смерти он продолжает эту работу уже самостоятельно. Я иногда тоже ему помогаю, когда могу. Это очень успокаивает.

— И, кроме того, это, возможно, напоминает тебе о матери.

— Да, конечно.

Элизабет обходила комнату, восхищаясь изысканными, яркими цветками. Уильям показывал и называл ей наиболее редкие и красивые сорта и объяснял особенности их выведения и ухода.

— Откуда ты столько знаешь об орхидеях? — спросила она.

— Когда я был мальчиком, меня многому научила мама, а с тех пор я прочитал еще кое-что на эту тему.

— Ты ведь, должно быть, много читаешь?

— Я всегда любил книги, а в путешествиях чтение помогает скоротать время в долгих авиаперелетах или поздние вечера в номерах отелей. А ты любишь читать?

— За последние несколько лет я в основном читала литературу по теме магистерской работы. Но когда я отправляюсь в отпуск, чемодан обычно весит тонны из-за книг, которые я обязательно беру с собой.

— Я тебя прекрасно понимаю. — Уильям на секунду остановился, чтобы поправить маленький горшочек с крохотными нежными оранжевыми цветками.

— И обычно я беру с собой вдвое больше книг, чем успеваю прочесть.

— А что ты любишь читать?

— Ну, хоть мне и стыдно признаваться, после твоих лекций по истории и цветоводству, но я очень люблю детективы.

Уильям пожал плечами:

— А почему тебе должно быть стыдно в этом признаваться? Детективы — отличная тренировка для мозгов: ты перебираешь мотивы и версии и стараешься решить головоломку.

— Точно! Я особенно люблю истории, где расследование ведут женщины.

— А в детстве ты, должно быть, хотела стать Нэнси Дрю3?

Глаза Элизабет широко распахнулись от удивления:

— А ты откуда знаешь?

— Потому что Джорджи тоже любила эти книжки.

— Я тогда часто выбиралась из дому по ночам, с фонариком, и отправлялась изучать окрестности в поисках улик. Мэри всегда доносила на меня, и мама ужасно ругалась, но это меня не останавливало. В те годы я была даже слишком бесстрашной и ничего не боялась.

— Но не теперь?

Элизабет предпочла не отвечать на этот вопрос, указав вместо этого на растение, которое привлекло ее внимание:

— Это, кажется, мой самый любимый сорт, — сказала она. — Это ведь орхидея Дендробиум, верно?

— Точно.

— Мне так нравится этот глубокий темно-фиолетовый оттенок. Она такая необычная и яркая — совершенно ни на что не похожая.

Она взглянула на Уильяма и увидела, что он пристально смотрит на ее с теплым и нежным блеском в глазах.

— Что? — спросила она, покраснев.

— То, как ты описала орхидею. Она похожа на тебя.

Уильям сделал шаг к ней ближе, и ее сердцебиение сразу участилось.

— Спасибо тебе, что пришла в мой дом, — прошептал он, положив руки ей на плечи и привлекая ближе к себе. Она притронулась кончиками пальцев к его лицу и закрыла глаза, ощущая ласковое дыхание на своей щеке, пока его губы опускались ей навстречу.

— Уилл? Ты здесь?

Уильям поднял голову и быстро убрал руки с плеч Элизабет. Он порывисто вздохнул и сделал шаг в сторону от нее:

— Это Джорджи.

К ним приближалась девушка-подросток, которую Элизабет помнила по приему для Джуллиарда. Для своего возраста она была довольно высокой и очень тоненькой; у нее были светло-каштановые волосы до плеч и мягкие голубые глаза. Она была одета в дизайнерские джинсы модного блеклого оттенка, облегающий розовый топ и кроссовки на толстой подошве. Если не считать высокого роста, в ее внешности было очень мало сходства с братом.

— Привет, Джорджи, — сказал Уильям, целуя ее в щеку. — Я не думал, что ты вернешься так скоро.

— Кортни тоже пришла со мной. Ее мачеха была в дурном настроении, поэтому ей хотелось уйти из дома. Она в моей комнате. Миссис Рейнольдс сказала, что ты хотел поговорить со мной.

— Да, я хотел познакомить тебя с нашей гостьей. Элизабет, это моя сестра Джорджиана. Джорджи, это Элизабет Беннет.

Элизабет, улыбнувшись, сделала шаг ей навстречу:

— Рада познакомиться, Джорджиана.

— Привет, — произнесла девушка с бесстрастным выражением.

— Твой брат сказал мне, что ты прекрасный музыкант.

— Я люблю музыку. Но я и близко не могу сравниться с Уиллом.

— Ну, это очень высокая планка для сравнения, — ответила Элизабет, с быстрой улыбкой взглянув на Уильяма. — А на каких инструментах ты играешь?

— На фортепьяно и на альте.

— Когда я училась в старших классах, то мечтала научиться играть на альте. Ты играешь в оркестре?

— Джорджи играет второй альт в Нью-Йоркском Молодежном Симфоническом оркестре, — с гордостью сообщил Уильям.

— Это же просто замечательно!

Джорджиана переминалась с ноги на ногу.

— Нормально.

— А твоя подруга Кортни тоже играет в симфоническом оркестре?

— Нет. Она учится в моей школе.

— А в какой школе ты учишься?

— «Чейпин».

— О, это очень хорошая школа. Тебе там нравится?

— Да-а.

— А в каком ты классе?

— Осенью пойду в десятый.

— Значит, тебе пятнадцать лет?

— Исполнится в следующем месяце. Уилл, можно я вернусь к себе? Меня там Кортни ждет.

— Конечно, я понимаю, — быстро ответила Элизабет, прежде чем Уильям, чьи глаза выдавали его смущение и раздражение, успел вставить слово. — Рада была познакомиться с тобой, Джорджиана.

— Да, я тоже.

Когда Джорджиана вышла сквозь застекленные двери оранжереи и закрыла их за собой, Уильям повернулся к Элизабет:

— Я приношу свои извинения. Ее учили лучшим манерам, чем эти.

— Не беспокойся на этот счет. С девочками в ее возрасте часто бывает сложно общаться. В ее годы и я часто бывала хмурой и неразговорчивой. И я, без сомнения, тоже не отличалась в то время умением вести светские беседы со взрослыми.

— Но она еле отвечала на твои вопросы. Я с ней об этом еще позже поговорю. Мы учили ее разговаривать более вежливым тоном.

Губы Элизабет изогнулись в невольной усмешке, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться:

— Ты вел себя точно так же на прошлой неделе в кафе, до тех пор, пока, наконец, не расслабился.

Уильям вздрогнул:

— Неужели я действительно был настолько ужасен? Прости меня, мне так жаль. Неудивительно, что ты захотела уйти домой так рано.

Элизабет подошла поближе к Уильяму и взяла его за руку.

— Извини, — сказала она мягко, — я не хотела тебя расстраивать. Я просто хочу, чтобы ты понял, что, возможно, Джорджиана ощущала неловкость и дискомфорт, так же, как и ты тогда, в кафе.

Уильям ничего не ответил, но она увидела в его глазах задумчивое выражение, пока они продолжали прогулку по оранжерее.

— Я должна признать, — заметила Элизабет, — что у обитателей этого дома настоящий талант появляться в самые неподходящие моменты.

Уильям покачал головой, и медленная усмешка постепенно смягчила его черты:

— Я уже начинаю думать, что это заговор. Но несомненным плюсом является то, что у нас уже заканчиваются потенциальные правонарушители; большинство из них уже показались и сделали свое дело. На данный момент, единственные, кто остался — это миссис Рейнольдс и…

— Ах, вот вы где.

Элизабет обернулась и увидела, что к ним подходит Роуз Дарси.

— Ба! Я не ожидал увидеть тебя дома так рано. — Уильям поджал губы, и Элизабет тоже изо всех сил старалась подавить смешок.

— Я сегодня что-то устала, поэтому после приема у Марстонов решила не ходить на балет и вернуться домой. Тем более, что к Стравинскому я вполне равнодушна. — Роуз кивнула Элизабет. — Добрый вечер, мисс Беннет. Очень рада снова видеть вас.

Элизабет не решалась встречаться глазами с Уильямом; вместо этого она прикусила язык, запретив себе смеяться.

— Добрый вечер, миссис Дарси, — произнесла она, — я тоже очень рада вас видеть.

— Я надеюсь, что мой внук ведет себя как гостеприимный хозяин.

— О, да. Уильям показал мне весь дом — он у вас очень красивый.

— Прошу прощения, мистер Дарси? — сквозь стеклянные двери вошла Марша Рейнольдс, неся поднос, уставленный блюдами.

— Да?

— Ужин готов, сэр. Я сейчас поднимусь и расставлю блюда, и вы можете начинать, как только пожелаете.

— Что ж, я не буду задерживать вас с ужином, — сказала Роуз, — но, возможно, когда вы закончите, мы могли бы посидеть немного вместе и поговорить. Я хотела бы поближе познакомиться с вами, мисс Беннет, раз вы и мой внук становитесь такими хорошими друзьями.

— Но, Ба…

— Право же, Уильям, я ведь не собираюсь проводить с вами весь вечер. Но, безусловно, ты сможешь уделить хотя бы несколько минут своей бабушке.

— Конечно, миссис Дарси. С большим удовольствием. — Элизабет постаралась, чтобы эти слова прозвучали как можно более искренно.

— Замечательно. Значит, увидимся позже.

Роуз ушла, и Уильям повел Элизабет в сад, где их ожидал накрытый стол.

Уильям откинулся на спинку стула, потягивая кофе. Он был очень доволен собой и всем окружающим. С того момента, как они с Элизабет уселись за стол в центре цветущего сада, расположенного на крыше, вечер протекал совершенно безупречно.

Ужин являл собой триумф кулинарного искусства миссис Рейнольдс. Погода не могла бы быть более идеальной для еды на воздухе: было достаточно тепло, но не душно, и дул легкий, освежающий ветерок. За время ужина солнце успело постепенно сесть за горизонт, расцветив на прощание небо потрясающе яркими закатными красками, и теперь высоко в сгустившейся ночи стояла почти полная луна.

Город внизу напоминал о себе транспортным гулом, но, как и любой бывалый житель Нью-Йорка, Уильям практически не замечал этих звуков. К тому же их приглушала мягкая джазовая музыка, которую он тщательно подобрал еще утром из своей обширной коллекции компакт-дисков.

В его нынешнем благодушном настроении даже воспоминания о начале вечера воспринимались скорее как приятные. Вместо того, чтобы перебирать в памяти постоянный поток помех, он размышлял о том, каким удовольствием было ввести сегодня Элизабет в свой дом и разделить его с нею; а чаще всего его мысли возвращались к их страстной интерлюдии в его гостиной, к этому восхитительному опыту, который он надеялся повторить — и, возможно, даже немного и усовершенствовать — позже этим вечером.

Он посмотрел через стол на Элизабет, которая доедала десерт с блаженным выражением на лице. Ее кожа нежно мерцала при свете свечей, и Уильям на какое-то мгновение пожалел, что он музыкант, а не художник, который смог бы запечатлеть этот миг на холсте на веки вечные.

Элизабет положила десертную ложечку и улыбнулась ему.

— Все было безумно вкусно, но шоколадный мусс — это вообще что-то запредельное. И как только миссис Рейнольдс удалось догадаться, что это мой любимый десерт?

— Это была не догадка. Разве ты не помнишь наш разговор о десертах в понедельник вечером? Миссис Рейнольдс попросила меня выяснить хотя бы одно из твоих любимых блюд, чтобы она могла его приготовить для тебя.

— А я и не подозревала, что ты настолько коварен. Спасибо.

— За то, что я коварен?

Элизабет мягко рассмеялась:

— За то, что взял на себя этот труд ради меня.

— Меня это нисколько не затруднило.

— Ну, как бы то ни было, все равно спасибо. Ну что ж, а теперь, наверное, настало время навестить твою бабушку?

— Нет, — твердым тоном ответил Уильям, снимая с себя смокинг и вешая его на спинку стула. — Если мы подождем достаточно долго, она ляжет спать.

— Я не думаю, что это хорошая идея. Она ждет нас, и ей не понравится, если мы не сделаем то, о чем она нас просила.

Это была правда, и Уильям не часто рисковал вызывать гнев бабушки. Но почему-то сегодня это не имело никакого значения.

— Не беспокойся об этом. Я ей утром все объясню.

— Уильям, если ты стараешься избегать ее ради меня, то в этом нет никакой необходимости. Я с удовольствием проведу с ней какое-то время. Мне кажется, это очень мило, что она так заботится о тебе и старается защитить.

— Дело не в этом. Просто сегодня вечером я не хочу тебя ни с кем делить.

Уильям потянулся к ней через стол, взял ее руку в свою, и они посмотрели друг на друга долгим, серьезным взглядом. В наступившей тишине вдруг зазвучала знакомая мелодия. Глаза Элизабет расширились от узнавания.

— Я обожаю эту песню, — сказала она. — Кто ее играет?

— Трио Билла Эванса.

— Я по большей части слушаю джазовых певцов, а не инструменталистов, но считаю, что Билл Эванс — это просто чудо.

— Бабушка познакомила меня с его музыкой, когда я был еще мальчиком, и он всегда был в числе моих самых любимых исполнителей. Возможно, он — это одна из причин, по которым я начал играть джаз.

Они замолчали, слушая запись песни “When I Fall In Love”4 в исполнении трио. Ее слова отчетливо звучали у Уильяма в голове:

Мечты Уильяма прервал внезапный вопрос Элизабет:

— Можно спросить тебя кое о чем?

— Конечно.

— Ты знаком с Кэтрин де Бург, деканом консерватории Пасифик?

— Да… ах, ну, да-да, знаком.

— Я так и подумала, что ты, должно быть, знаешь ее, и хотела спросить тебя о ней.

Ох, нет. Она узнала по поводу работы. Я так и знал — все не могло пройти настолько гладко. Уильям выпустил ее руку и взял чашку с кофе. Он сделал долгий, размеренный глоток, прежде чем ответить.

— Да?

— Ну, возможно, это прозвучит глупо, но… мне кажется, что я ей очень не нравлюсь. Я не понимаю, почему она в таком случае решила предложить мне работу, но я только вижу, что она держится со мной очень холодно и неприязненно.

Уильям с облегчением откинулся назад на спинку стула, только сейчас внезапно осознав, что вцепился в кофейную чашку мертвой хваткой.

— Я уверен, что дело не в тебе. Она просто сама по себе такой человек, не особенно дружелюбный.

Элизабет покачала головой:

— Нет, у меня возникло совершенно определенное ощущение, что это что-то личное. И если только дело не в том, что ей не нравится мой нос или звук моего голоса, то остается только одна причина, которая приходит мне в голову. Она могла бы рассердиться, если бы кто-то попытался оказать на нее давление, чтобы она приняла меня на работу?

В голове у Уильяма завыли предупреждающие сирены.

— Ну, мне кажется, что… гм… а почему ты спрашиваешь?

Элизабет помолчала, сделав глоток из своей чашки с кофе.

— Когда мы с ней в первый раз встретились, она отпустила замечание, которое, как мне показалось, было направлено на то, чтобы обвинить меня в попытке использовать влияние неких друзей для получения этой работы. Я не совсем уверена в том, что она имела в виду, но у меня есть теория на этот счет.

Внутренности Уильяма тревожно сжались, и ледяные щупальца ужаса сковали его мысли. Она догадалась о том, что я сделал. Но, может, все еще обойдется? Во всяком случае, она не выглядит рассерженной. Так что, может быть, она и не против моей помощи, даже если у нее отношения с Кэтрин из-за этого не заладились.

— Ты помнишь Билла Коллинза, с предсвадебного ужина? — спросила Элизабет.

— Да, разумеется, помню, — ответил Уильям с легкой неприязнью, недоумевая, какое отношение ко всему этому может иметь Коллинз.

— Он замдекана по административной работе в консерватории. И он, на самом деле, изо всех сил старался помочь мне получить это место. Держу пари, что он переусердствовал в своих попытках составить мне протекцию, и она наверняка подумала, что это я его попросила, и поэтому и обвинила меня в этом.

Уильям ощутил одновременно и облегчение, и чувство вины. Он быстро взвесил в уме возможность того, чтобы признаться ей во всем и сказать правду. Нет. Это уязвит ее гордость, если она поймет, что получила эту работу не благодаря своим личным достоинствам. К тому же может показаться, будто я пытаюсь избавиться от нее, как и предположила Кэтрин. Для нас обоих будет лучше, если она никогда не узнает о том, что я сделал.

— Как бы там ни было, — продолжала Элизабет, — я подозреваю, что Билл, должно быть, сделался чересчур уж назойливым и изрядно ей надоел.

— Господи, можно подумать, что она узнала его с новой стороны, — произнес Уильям, закатив глаза.

— Ой, да ладно тебе. Билл немного странный, конечно, но у него добрые намерения.

— Наверно. — Уильям осознал, что его ответ прозвучал в духе Джорджи, когда она бывала в замкнутом настроении.

— Почему он тебе не нравится? Он был ко мне очень добр.

— Потому что… Ладно, забудь об этом. — В голове у Уильяма пронеслись воспоминания о том, как Элизабет поцеловала Билла в щеку во время предсвадебного ужина и как потом, позже, она оперлась на его плечо, пока он сидел за роялем, готовясь ей аккомпанировать.

— Нет-нет. Слишком поздно говорить «забудь». — Лукавый огонек в глазах Элизабет делал ее совершенно неотразимой. — Давай, колись.

— Ну хорошо. Он сидел рядом с тобой на предсвадебном ужине, а на самом деле это должен был быть я.

— Ты ревнуешь к Биллу Коллинзу?

— Конечно нет, — фыркнул Уильям.

В глазах Элизабет заплясали чертики.

— Нет, конечно, нет. Как глупо было с моей стороны предположить такое. Знаешь, а Джейн ведь и планировала в тот вечер посадить нас рядом, но каким-то образом на моем месте оказалась Кэролайн. Джейн считает, что она по рассеянности неправильно расставила карточки.

Уильям снова фыркнул:

— Карточки поменяла Кэролайн. Я тебе это гарантирую.

— Ты серьезно так считаешь?

— Ни секунды в этом не сомневаюсь.

— А она действительно готова на все, чтобы запустить в тебя свои когти, как я погляжу.

— Это не имеет никакого значения, — ответил Уильям, пожав плечами. — Я совершенно недвусмысленно попросил ее оставить меня в покое и прямо сказал ей, что она меня абсолютно не интересует.

— Но, возможно, она надеется, что, если будет достаточно настойчивой, ей удастся заставить тебя передумать.

— Не удастся. Я никогда не хотел иметь с ней никакого дела, и уж тем более не теперь, когда…

— Когда что?

— Когда мои интересы лежат совсем в другом месте, — храбро произнес он, лаская ее взглядом.

Элизабет улыбнулась и отвела глаза в сторону, и хотя при зыбком свете свечей трудно было разглядеть определенно, но Уильяму показалось, что ее щеки густо покраснели. Пока они разговаривали, в проигрывателе сменился диск, и теперь из динамиков полилась музыка оркестра Дюка Эллингтона. Уильям поднялся и предложил ей руку.

— Потанцуй со мной.

Элизабет взглянула на него.

— Если я не ошибаюсь, мы через это уже проходили? — поддразнила она. — Танец в саду, залитом лунным светом, — почему-то это кажется мне знакомым.

— Да, и мне это настолько понравилось в первый раз, что хотелось бы повторить, если ты не против.

Она встала и вложила руку в его ладонь. Уильям привлек ее к себе, и они начали двигаться вместе в такт музыке.

Послушать песню5

— А ты не боишься испытывать судьбу таким образом? — спросила Элизабет.

— Что ты имеешь в виду? — Уильям был и озадачен, и очарован озорным, игривым блеском в ее глазах.

— Только не говори мне, будто ты забыл, что случилось, когда мы танцевали в прошлый раз. Ну, когда Кэролайн Бингли превала нас как раз перед тем, как мы… ну, то есть, до того, как ты…

— До того, как мне удалось поцеловать тебя.

— Да. Я имею в виду — если вспомнить, как развивались события сегодня вечером…

Уильям хихикнул.

— Тебе не стоит беспокоиться на счет Кэролайн. Даже если она тут и появится, миссис Рейнольдс ни за что не впустит ее в дом.

Элизабет посмотрела вверх, в ночное небо.

— Что случилось? — спросил Уильям, тоже взглянув вверх.

— Я просто подумала, что все, что ей нужно, чтобы оказаться всего в нескольких шагах от нас, — это самолет и парашют.

Они рассмеялись, продолжая двигаться в танце. Зеленые глаза Элизабет светились весельем, а ее смех был слаще любой музыки, которую Уильяму доводилось слышать.

— С тобой я счастлив, — прошептал он, нежно целуя ее.

Уильям услышал, как Элизабет тихонько вздохнула, уютно устраиваясь поближе к нему. Ее волосы мягко щекотали его щеку, и он зарылся в них, вдыхая ее запах, медленно вбирая в себя волнующий аромат ее духов. Он покрепче обхватил ее рукой за талию, наслаждаясь легким прикосновением ее тела, пока они двигались в унисон в такт музыке под чувственную мелодию плачущего саксофона.

Уильям ощутил, как его охватывают покой и умиротворение. Он хотел только одного — обнимать ее вот так же вечно, растворяясь в теплоте и нежности, которыми окутывала его ее близость, и держать ее в своих объятиях — такую изящную, хрупкую, изысканно мягкую и бесконечно женственную. Он поцеловал ее в макушку, и она подняла голову, взглянув на него ласковыми, блестящими глазами.

— Эта песня ведь, кажется, называется «Прелюдия к поцелую»? — спросила она.

Уильям кивнул и склонил голову к нее лицу.

— И очень кстати, я считаю, — пробормотал он у самых ее губ.

Марша Рейнольдс вышла из лифта на шестом этаже и, тихонько напевая себе под нос, подошла к дверям оранжереи. Сегодня вечером все проходило как нельзя лучше. Элизабет Беннет оказалась совершенно очаровательной девушкой, и они с Уильямом, похоже, прекрасно проводили время вместе, судя по счастливому выражению на лице ее мальчика, которое Марша наблюдала, подавая им перемены блюд в течение ужина. Я только надеюсь, что он ей так же небезразличен, как и она ему. Ведь яснее ясного, что он влюблен.

Она прошла через оранжерею, направлясь к саду на крыше. Пришло время собрать десертные тарелки и узнать, не хотят ли они еще кофе или, может быть, каких-нибудь напитков после ужина.

Если бы только Аллен сегодня вел себя поосторожнее! Он вернулся на кухню расстроенный, и с лицом, пунцовым от смущения, объяснил, что случайно прервал нежный момент в кабинете Уильяма. Мужчины! Вечно они ведут себя, как слоны в посудной лавке — все без исключения, — топают вперёд, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.

Марша вошла в сад и тут же увидела, что за столом никого нет; но ее глазам понадобилось еще несколько секунд, чтобы полностью привыкнуть к темноте. Наконец она заметила их: они стояли в тени, заключив друг друга в объятия и слившись в долгом, самозабвенном поцелуе.

Умиленная улыбка тронула ее губы, пока она любовалась этой романтической картиной. К сожалению, ее внимание к собственным передвижениям слегка ослабело, и она случайно наткнулась на стол, отчего тарелки и бокалы довольно громко звякнули в тишине. Марша поморщилась, беспомощно замерев подле стола, но Уильям и Элизабет были, очевидно, слишком поглощены друг другом в этот момент, чтобы обратить внимание на шум.

Марша тихонько удалилась назад, в оранжерею, и осторожно прикрыла за собой стеклянные двери. Удовлетворенно улыбаясь, она вернулась обратно на кухню. Тарелки могут и подождать, а что до кофе или ликеров — мне почему-то кажется, что сейчас им больше ничего не нужно, кроме друг друга.

------
1 — «У Дарси» (франц.)
2 — Иоганнес Брамс. «Интермеццо» ля мажор, Op. 118, No. 2. Исполнитель — Ван Клайберн, название альбома — “My Favorite Brahms”, © 1999, BMG Entertainment.
3  — Нэнси Дрю — девушка-детектив, героиня книг Кэролин Кини и современных компьютерных игр-«квестов».
4  — When I Fall in Love (Янг/Хейман). Исполнители — Трио Билла Эванса, название альбома “Portrait in Jazz.” © 1959, Riverside Records.
5  — Prelude to a Kiss (Миллз/Гордон/Эллингтон). Исполнители — Дюк Эллингтон и его оркестр, название альбома — “Duke Ellington’s Greatest Hits.” © 1968, Sony Music Entertainment.

 

© 2006. Все права принадлежат автору