Нежданная песня

Глава 70

 

— Мне думается, сейчас самое время обсудить предстоящее венчание.

Элизабет поймала себя на том, что невольно пытается натянуть подол своей узкой черной юбки пониже и с усилием заставила руки лежать спокойно. Она твердо вознамерилась не позволять Роуз подрывать ее уверенность в себе, а уверенная в себе женщина не стала бы дергаться по поводу того, прикрывает ли юбка ее колени.

— У нас с Уильямом пока не было возможности поговорить об этом, — ответила она, дерзко и независимо (во всяком случае, как ей хотелось надеяться) тряхнув головой.

— Нам с Лиззи сначала нужно обсудить это между собой, Ба, — Уильям протянул руку, обнимая Элизабет за плечи. Уверенной в себе женщине не понадобилась бы поддержка в виде мужских объятий, но она не смогла удержаться и придвинулась на диване чуть-чуть поближе к нему.

Ее взгляд упал на рождественскую елку в углу гостиной. По сравнению с гигантским монстром в библиотеке, эта ель некоторым могла бы показаться менее впечатляющей, но Элизабет она нравилась куда больше — и своими скромными размерами, и традиционными украшениями: гирляндами, напоминающими бусы из попкорна и клюквы, и изящными игрушками из выдувного стекла.

— Я же не предлагаю нам прямо сегодня выбирать праздничный торт и фасоны платьев подружек невесты, — сухо сказала Роуз. — Но нам необходимо определиться с некоторыми базовыми параметрами. К примеру, обычно принято, чтобы все расходы по свадебным торжествам брала на себя семья невесты, — тут Роуз сделала паузу и перевела взгляд на Элизабет; выражение ее серо-голубых глаз прочесть было не легче, чем лист бумаги, исписанный невидимыми чернилами. — Но Уильям — заметная фигура, знаменитость, и это накладывает некоторые не совсем обычные обязательства и предъявляет определенные требования к стилю — и масштабу — данного мероприятия.

Элизабет не могла не восхититься очевидным талантом Роуз к эвфемизмам.

— Иными словами, это должна быть более пышная свадьба, чем могут себе позволить мои родители.

— Это не проблема, — сказал Уильям, — платить за все буду я.

Элизабет открыла было рот, собираясь протестовать, но Роуз заговорила первой.

— То, что я имела в виду, не относится исключительно к финансовым затратам. Есть и другие соображения, которые следует принять во внимание. Например, будет лучше, если венчание пройдет в Нью-Йорке.

Хорошо, что хотя бы интонации Роуз придали этой фразе вид рекомендации, а не приказа. Элизабет взглянула на Уильяма, который только приподнял брови и слегка пожал плечами в ответ.

— Я не возражаю, — сказала она, — и не думаю, что мои родители будут против. — Элизабет кашлянула, чтобы прикрыть смешок, настолько это было мягко сказано. Ее мать с самого начала с нетерпеливым воодушевлением ждала именно такого развития событий. Она уже была на грани того, чтобы позвонить в собор Св. Патрика, чтобы заранее забронировать все субботы июня, пока мистер Беннет не напомнил ей, что ни Дарси, ни Беннеты не были католиками.

— Значит, это решено, — Роуз сложила руки на коленях с видом женщины, привыкшей к тому, чтобы ей во всем уступали. — Ну, а теперь давайте обсудим временные рамки. Как я уже говорила Уильяму на днях, дата свадьбы где-нибудь в середине следующего декабря даст нам достаточно времени, чтобы как следует подготовиться.

— А я сказал тебе, Ба, что мы не будем ждать целый год.

— Очень хорошо, — Роуз сделала эту уступку с подозрительной легкостью. — Тогда, полагаю, остановимся на шести месяцах, — она обратила свой невозмутимый взгляд на Уильяма. — Разумеется, в том случае, если ты сможешь немного разгрузить Соню, чтобы у нее было время заняться организацией и подготовкой всего необходимого.

— Три месяца, — его подбородок упрямо выдвинулся вперед, — и это не обсуждается.

— Невозможно. В эти сроки нам никак не удастся заказать даже церковь, не говоря уж о подходящем месте для проведения свадебных торжеств.

Элизабет, изумляясь самой себе, встала на сторону Роуз.

— Три месяца — это слишком скоро. Мне не удастся переехать сюда раньше конца февраля, и мне хотелось бы иметь какое-то время, чтобы немного обустроиться в Нью-Йорке. И потом, разве не лучше будет, если я проведу здесь несколько месяцев до свадьбы? — она постаралась принять вид самой что ни на есть почтительной будущей внучатой невестки. — Чтобы я могла помочь с ее организацией и подготовкой.

— Замечательный аргумент, — ответствовала Роуз.

— Но, Лиззи…

Она мягко притронулась к его руке.

— Так будет лучше, Уилл. И до июня ведь не так уж и долго ждать.

Он нахмурился и сердито выпустил воздух через нос, но воздержался от дальнейших комментариев.

— Ну вот и прекрасно, — Роуз отставила в сторону свою кофейную чашечку. — Завтра мы втроем отправимся в церковь Святого Варфоломея, чтобы встретиться с настоятелем и выбрать наиболее подходящую нам дату. А затем Соня начнет поиски приемлемых вариантов для проведения приема. Мы начинаем подготовку поздно, так что можем быть несколько ограничены в выборе.

В воображении Элизабет Роуз больше всего походила на поезд, отправляющийся от платформы — поначалу медленно, чуть заметно скользящий вдоль перрона, но чем дальше, тем больше неуклонно и неумолимо набирающий обороты до тех пор, пока не сметет все, что может помешать ему на пути.

— Уильяму нужно будет свериться со своим гастрольным графиком, прежде чем мы выберем конкретную дату.

— То есть ты хочешь сказать, что я все-таки получу возможность вставить свое слово во всем этом деле? — пробурчал он, скрестив руки на груди.

— Совсем небольшую, — Элизабет усмехнулась и ласково потрепала его по коленке. — Разве ты не знаешь, что единственная официальная обязанность жениха — вовремя появиться в церкви и желательно в приличном костюме? А, ну и еще обеспечить наличие шафера и пары-тройки дружек.

На лице Роуз промелькнул легкий намек на улыбку.

— Я попрошу миссис Рейнольдс с утра первым делом позвонить в церковь и договориться о времени встречи.

Несколько минут спустя, когда Уильям и Элизабет вышли из гостиной, он ухватил ее за локоть и буквально протащил через лестничную клетку второго этажа к себе в кабинет. Громко хлопнув дверью у них за спиной, он резко развернулся к ней, буравя ее насквозь своим пронзительным взглядом, сильно напоминающим лазер.

— Ты что, уже не уверена в том, хочешь ли выходить за меня замуж?

— Ну конечно, нет. С чего ты взял?

— Ты согласилась с Ба по поводу того, чтобы отложить нашу свадьбу. И ты заставила меня прошлой ночью спать в одиночестве.

Она уперла руки в бедра и сердито уставилась на него.

— Уильям Дарси, прекрати вести себя, как избалованный ребенок. Я поддержала бы тебя в том, чтобы не ждать целый год — если ты, конечно, удосужился бы спросить мое мнение на этот счет. Но три месяца — это слишком скоро, учитывая, что я перееду сюда не раньше чем через два. И так уже непросто удерживать твою бабушку от стремления самой принимать все решения по нашей свадьбе, но если я буду в городе за несколько месяцев до этого, то у меня, по крайней мере, появится хоть какой-то шанс вставить свое слово.

— А-а, — его лоб слегка дернулся, словно пытаясь изгнать пересекшие его хмурые морщины.

— А то, как мы спали прошлой ночью, абсолютно не связано с моими чувствами к тебе. Это связано со стремлением уважать желания твоей бабушки, а также с тем, чтобы личные детали наших отношений оставались… ну, скажем так, личными. И мне казалось, что ты-то как раз должен бы это понимать.

Он на секунду прикрыл глаза и вздохнул.

— Прости, — тихо произнес он. — Это все от неудовлетворенности.

— Понимаю, — она убрала руки с бедер и опустила их вдоль тела. — Но не надейся, что я позволю тебе вымещать ее на мне.

Элизабет чувствовала, как ему хочется, чтобы она сейчас подошла к нему поближе, но стояла неподвижно, строго глядя на него. Наконец он сам сделал первый шаг к ней навстречу и обнял, притянув к себе. На этот раз его вздох был медленным и глубоким, и она ощутила, как его тело, прижимаясь к ней, постепенно расслабляется.

— Я и не предполагал, что все это будет так непросто, — прошептал он.

Элизабет положила ладони ему на грудь, вбирая в себя его уверенное, надежное тепло, проникающее сквозь рубашку, и почувствовала, как ее пульс тоже потихоньку замедляется, вновь становясь размеренным и спокойным.

— Ты полагал, что мы просто автоматически перенесем тот образ жизни, который вели в Калифорнии, сюда, в окружение твоей семьи и домашних.

— Видимо, да.

— Ну, значит, ты просто обманывал себя. Мой переезд в этот дом нарушит привычный образ жизни всех его обитателей. И это еще одна причина, по которой, как мне кажется, нам не следует торопиться со свадьбой. Для всех нас будет проще, если это будет происходить постепенно.

Он склонил голову, чтобы ее поцеловать.

— Я не хотел казаться нетерпеливым. Просто я уже вполне готов изменить свою жизнь — нашу жизнь.

— Я понимаю, — она потянулась убрать с его лба свою давнюю любимицу —непослушную прядку волос. — Ты любишь нас всех и хочешь, чтобы мы тоже полюбили друг друга и зажили все вместе одной большой, дружной и счастливой семьей.

Он кивнул.

— Когда ты так говоришь, это выглядит наивным.

— Ты просто должен дать нам немного времени, — она притянула его голову к себе за поцелуем. — А пока не смей ни на секунду забывать о том, что я от тебя без ума, ты, каланча стоеросовая…

Усмехнувшись, он вернул ей поцелуй, тесно прижав к себе. Его руки зарылись в ее волосы, нежно и размеренно поглаживая их, пока ей не захотелось замурлыкать.

Когда он вновь заговорил, она, казалось, всем телом ощутила, как низкий, с хрипотцей голос рокочет у него в груди:

— Считаю своим долгом предупредить, что я еще не оставил попыток убедить тебя спать со мной. Я почти всю ночь провел без сна — мне все время казалось, что я слышу, как ты там, наверху, без конца ворочаешься, скучая по мне.

Именно это она и делала, но сейчас ей вовсе не хотелось давать ему в руки никакого дополнительного оружия. Поэтому она приподняла голову с его груди и вызывающе вскинула одну бровь.

— И как же, интересно знать, ты мог это услышать, если звукоизоляция в доме так хороша, как ты пытался вчера меня уверить?

Он ухмыльнулся.

— Когда дело касается тебя, у меня появляются особые сенсорные способности.

— Ну что ж, по крайней мере я выяснила, почему ты сегодня такой раздражительный и надутый. Ты просто не выспался.

— Я не надутый, — с негодованием вскинулся он.

— Еще какой. В церкви ты выглядел точь-в-точь как обиженный шестилетка, и едва вымолвил полслова за весь ланч.

— Я уставший, а не надутый. Вообще-то я подумываю вздремнуть немного, — он поиграл бровями, — не хочешь присоединиться?

— Хочу, но не стану, — она высвободилась из его объятий.

— Я догадывался, что ты так ответишь, но нужно же было попытаться.

— Я хочу позвонить Джейн, и еще мне осталось упаковать кое-какие подарки. Так что ты иди, поспи, а когда проснешься, мы пойдем прогуляться — только ты и я.

— Хорошая мысль, — он помолчал, озорно блеснув глазами. — Ну, раз уж ты не хочешь прилечь со мной, то хотя бы не откажешься подоткнуть мне одеяло?

— Ты что, меня совсем за дурочку держишь? Если ты заманишь меня так близко к своей кровати, то уже ни за что не дашь ускользнуть.

— Так я и знал, что с тобой этот номер не пройдет, — он снова сгреб ее в охапку и крепко поцеловал. — Тогда увидимся через часок-другой.

Она посмотрела ему вслед и, улыбнувшись, призналась себе в том, в чем не призналась ему. Если бы я оказалась так близко от твоей кровати, то ни за что не смогла бы перед тобой устоять.

divider

В канун Рождества по-прежнему стояла относительно теплая и комфортная для декабря погода, и уже третий день подряд Уильям совершал послеобеденную прогулку. В воскресенье, после столь необходимого ему дневного сна, они с Элизабет долго бродили по парку. А сегодня она предложила пройтись по Пятой Авеню. Никто другой в целом мире не смог бы заманить его в туристический район Мидтауна во время праздников, но она успешно преодолела все его протесты массированной поцелуйной атакой. И вот таким образом наш герой рассекает улицы Манхэттена, мужественно бросая вызов толпе во имя любви.

Отважно ступить на территорию, кишащую туристами, было далеко не единственным, на что ему за эти прошедшие два дня пришлось пойти во имя любви. Их пылкие вечерние поцелуи перед тем, как пожелать друг другу спокойной ночи, в воскресенье стали еще жарче и опаснее, чем в субботу. Он и сам не знал, почему каждый раз так настойчиво доводит себя до этих мук неудовлетворенного желания, но не мог противиться соблазну лишний раз ощутить теплый, терпкий вкус ее губ и нежную мягкость ее тела в своих объятиях. А как только он обнимал ее, то немедленно начинал жаждать большего. Много большего.

fao schwarz entrance Днем раньше он сказал ей чистую правду. Лежа глубокой ночью в своей кровати, он действительно всем своим существом ощущал ее присутствие этажом выше. Ее тихое мерное дыхание, ритм которого был навечно отпечатан в его памяти, казалось, нежно нашептывало у самого уха. С каждым вдохом он чувствовал на своей подушке чуть слышный намек на жасминовый аромат ее духов. То, что она была так близко от него, совсем близко — и все же не настолько близко — было настоящей танталовой пыткой и сводило его с ума. Через пять дней они наконец смогут насладиться относительным уединением его номера-люкс в Вашингтоне, если только он, конечно, внезапно не воспламенится и не сгорит дотла еще до их запланированного отъезда.

Элизабет подвела его к нарядно украшенному входу в детский магазин «FAO Schwarz».

— Наша первая остановка. Странно, что здесь сейчас относительно мало народу.

— Ты хочешь, чтобы мы зашли сюда? Зачем? — Уильям не был в магазине игрушек уже много лет — с тех пор, как Джорджиана переросла свое увлечение куклами Барби.

— Я хочу, чтобы ты станцевал на той огромной клавиатуре.

Одной из фирменных примочек этого магазина была клавиатура гигантских размеров, лежащая на полу — на ней нужно было играть ногами, а не руками.

— Исключено. Танцуешь у нас ты, а не я.

giant keyboard used in the movie "Big" — Ну что ж, тогда, может, мы станцуем с тобой дуэтом.

Уильям только усмехнулся в ответ. Тогда Элизабет пустила в ход тяжелую артиллерию из нежных, упрашивающих взглядов в сочетании с изощренным подмасливанием и тонкой лестью.

— Нет, тебе меня не уговорить, — сказал он наконец. Затем, наклонившись, тихонько шепнул ей на ушко: — Если только ты не согласишься провести сегодняшнюю ночь со мной.

Она состроила ему гримасу.

— Так нечестно.

— Еще как честно. Все, что я хочу на Рождество – это ты, в моей постели.*

Она с минуту смотрела на него, нахмурившись, но потом отрицательно покачала головой.

— Это не так просто.

— Для меня так нет ничего проще.

— Мне очень жаль, — мягко произнесла она.

— Мне тоже.

Мгновение они молча и серьезно глядели друг другу в глаза, а потом она вздохнула и пожала плечами.

— Ну что ж, в таком случае — пошли дальше, к Тиффани. Если пускание слюней у их витрин когда-нибудь станет олимпийским видом спорта, у меня есть отличные шансы на призовое место.

— Я был там только в эту субботу — забирал твое кольцо, — сказал он, — они подогнали его под твой размер.

tiffany's box Она подняла руку и изучающе оглядела свое колечко.

— Я должна рассказать об этом Салли. Она горячая поклонница Тиффани, хотя у меня есть сильное подозрение, что больше всего ей нравятся их голубые коробочки.

Tiffany's entrance Они продолжили спускаться вдоль по Пятой Авеню, пока не дошли до тоненького, но постоянного ручейка из туристов, проходивших внутрь Тиффани сквозь стеклянные двери, обрамленные аркой из елочных гирлянд, мерцающих мириадами крошечных огоньков. Элизабет практически немедленно притянуло гравитационным полем роскошной стеклянной витрины, на которой были выставлены бриллиантовые колье. Уильям не смог удержаться от самодовольной улыбки, стоя с ней рядом и украдкой наблюдая, как она с округлившимися глазами изучает содержимое витрины. Ей понравится его рождественский подарок.

— Давай выпьем по чашечке кофе? — предложила она, когда они несколько минут спустя вышли из магазина. — Я даже позволю тебе заплатить.

Christmas tree in Trump Tower — Разве я могу от такого отказаться? — он провел ее сквозь двери внутрь сияющего — и, на его взгляд, до ужаса показушного — здания Башни Трампа.

Минут через десять они уже потягивали кофе за маленьким столиком в углу на первом этаже, рядом с массивной рождественской елкой. Позади елки, по стене из розового мрамора, каскадом струился водопад, добавляя свой мягко шелестящий плеск к немолчному гулу голосов многочисленных посетителей просторного пятиэтажного атриума.

— Здесь не так тихо, как в «Ла Лантерна», — сказала она, с улыбкой глядя на него.

escalator in Trump Tower — Зато от дома недалеко, — он снял пальто. — И хорошо, наконец, посидеть немного.

Интерьер Башни Трампа, казалось, настойчиво стремился привлечь к себе внимание, совсем как владелец, давший ей свое имя. Латунные панели и зеркала сияли и отсвечивали на расположенных крест-накрест эскалаторах, возносивших посетителей на верхние уровни атриума, откуда они могли, облокотившись на стеклянные перила, таращиться на помпезно роскошный вид нижних этажей.

— И, кстати, говоря о «Ла Лантерна»… — Элизабет умолкла.

Он отвлекся от созерцания елочных огней и повернулся к ней.

— М-м-м?

— И о нашем разговоре насчет детей…

Чашка кофе застыла в его руке на полпути ко рту.

— Ты хочешь сказать, что передумала по поводу того, что ты тогда сказала?

— Нет, — она придвинула свой стул поближе к нему. — Ну конечно нет. Но это был первый раз, когда мы вообще заговорили о том, чтобы иметь детей. Мы ведь никогда раньше с тобой не обсуждали свои намерения по этому поводу.

— Я просто предполагал, что… — он пожал плечами.

Она кивнула.

— Ты всегда считал это само собой разумеющимся — что когда-нибудь у тебя обязательно будут дети. Следующее поколение рода Дарси.

— Ты что, собираешься сказать, что не хочешь иметь детей? — он внимательно посмотрел на нее, пораженный тем, что до сих пор даже не считал нужным обсуждать нечто настолько существенное, полагая, что это и так предельно ясно.

— Нет, я этого не говорю, — она нервно провела языком по губам. — Но я не такая, как Джейн. Они с Чарльзом хотят большую семью и не собираются с этим тянуть. Она просто горит желанием как можно скорее стать матерью.

— А ты нет?

Она поколебалась.

— Я хочу детей — со временем. Не дюжину, конечно, но, безусловно, одного или двух.

— Это именно то, что я себе всегда и представлял — мальчика и девочку.

Ее глаза потеплели.

— Не могу гарантировать тебе именно такой расклад, но я постараюсь.

— Это все, о чем я прошу, — он склонился к ней и нежно поцеловал. — Ты будешь замечательной матерью, Лиззи.

Она улыбнулась, но ничего не ответила. Между ними опять воцарилось молчание, и они, откинувшись на стульях, потихоньку потягивали кофе. Затем Элизабет поставила свою чашечку на столик, и лицо ее приняло решительное выражение.

— И еще я думаю, что нам нужно с этим немного повременить. Может быть, несколько лет. Сначала нам нужно будет научиться справляться со всеми сложностями семейной жизни, прежде чем добавлять к этой гремучей смеси еще и детей.

Мысль об отсрочке как-то не приходила ему в голову. Скорее наоборот — он подозревал, что его постоянная забывчивость в вопросах предохранения частично коренилась как раз в его подсознательном первородном стремлении обзавестись потомством.

— Несколько лет? Так долго?

— Ты же говорил, что хочешь, чтобы я ездила с тобой на гастроли, если я не ошибаюсь?

Он чуть не подавился очередным глотком кофе. Прокашлявшись и вновь обретя способность говорить, он произнес:

— Конечно, но мне казалось, что ты и не собираешься рассматривать такой вариант.

— Я много думала об этом. Кстати, в субботу за ланчем мы с Лорой — с доктором Черч — как раз обсуждали эту тему. И она считает, что я могу найти способ работать в сфере музыкального образования и в то же время иметь возможность ездить вместе с тобой. Возможно, не в каждую поездку, но… — она пожала плечами, — может быть, через раз?

— Это было бы… — казалось, что его сердце стремительно заполняет собой всю грудную клетку, оттесняя со своего пути все прочие органы. Он потянулся через стол и взял ее руку обеими руками. — Лиззи, это же просто чудесно. Я уже и не надеялся…

— Да я и сама поначалу не надеялась. Я приложила много стараний, чтобы получить степень магистра, и очень люблю преподавать. Я не могу полностью поставить крест на своей карьере, забыв, кто я и что я, и просто следовать повсюду за тобой. Но есть вероятность, что вопрос и не будет стоять так, что мне придется непременно выбирать — или/или.

— Напомни мне, чтобы я послал доктору Черч пригласительные билеты на мой следующий концерт.

— Я не задумывалась о том, сколь многому смогу научиться, наблюдая жизнь концертного солиста «изнутри» и общаясь с различными музыкантами. Этот опыт поможет мне стать более квалифицированным преподавателем, — она широко улыбнулась, — ну и, кроме того, у меня есть еще одна веская причина, чтобы путешествовать вместе с тобой.

Он приподнял брови.

— Так я смогу отражать атаки всех поклонниц, которые попытаются отбить тебя у меня.

— Ну конечно, — фыркнул он, — у меня же гарем в каждом порту. В этом весь я.

— Знаю, знаю, так оно и есть, — поддразнила она, — тебе меня не одурачить. Так или иначе, я попытаюсь найти компромиссный вариант в отношении работы, и Лора согласилась мне в этом помочь. Я хотела рассказать тебе об этом еще в тот день, в «Ла Лантерна», но потом мы отвлеклись, когда заговорили о твоей болезни.

Он склонился к ней и поцеловал.

— Не могу передать тебе, как я счастлив, что это может стать реальностью.

— Ну, как бы то ни было — это еще одна причина, чтобы не торопиться с детьми. Для меня будет непросто разъезжать с тобой, если мы сразу же заведем малышей.

— Почему? Мы могли бы нанять тебе в помощницы няню и путешествовать все вместе, — он часто представлял себе именно такой сценарий.

— Полагаю, в салонах первого класса тебе редко доводилось сидеть рядом с капризничающими двухлетками, — язвительно заметила она. — Я, конечно, не специалист по поездкам с детьми, но насмотрелась достаточно, чтобы понимать, что это ой как не просто. А когда они начнут ходить в садик или в школу, постоянные путешествия с ними станут практически невозможными.

— Но к тому времени я уже и не буду так много разъезжать.

— Почему?

— А разве я тебе не говорил? Я сокращаю количество гастролей и собираюсь отныне сосредоточиться в большей степени на студийной записи. Конечно, ближайшие пару лет мне придется придерживаться взятых на себя ранее обязательств, но после этого график моих поездок станет куда менее напряженным.

— Правда?

Он кивнул.

— Я думал, что уже говорил тебе об этом.

— Нет, — ее глаза засияли. — О, если бы мы сейчас были одни, я бы тебя так расцеловала!

— Тогда давай пойдем куда-нибудь, где мы сможем быть одни.

— Поставь мне в счет, я оплачу позже. Нет, серьезно, Уилл, спасибо тебе. Ты не представляешь, как много это для меня значит.

— Тебе не нужно меня за это благодарить. Я сделал это ради нас обоих.

— Ну так в том-то и дело. Иногда у меня возникает ощущение, что на все компромиссы приходится идти в основном мне. Это ведь я переезжаю на другой конец страны, я ищу новую работу, я не встречаю Рождество в кругу своей семьи. Но это… — она снова улыбнулась, и глаза ее потеплели от благодарности.

Так они и сидели, держась за руки и не сводя друг с друга глаз, пока пронзительный вопль с одного из верхних этажей атриума не вывел их из этого мечтательного транса. Оказалось, что это всего лишь какой-то не в меру горластый посетитель решил окликнуть своего приятеля на нижнем этаже, но этого было достаточно, чтобы нарушить магию момента.

— Ну что, пошли дальше? — спросила она.

— Да, пойдем, пожалуй, — он сверился с наручными часами. — Ты еще хотела обойти много мест, а ужин сегодня подадут раньше обычного, так как Ба собирается в церковь к ранней рождественской службе.

Уильям поднялся, надевая пальто. В нескольких метрах от него переминались с ноги на ногу две юные девицы, наблюдая за ним с живым интересом. Без сомнения, очередные студентки какого-нибудь музыкального колледжа, которые видели его на концерте.

— Извините, пожалуйста, — робко сказала одна из них, — вы ведь…

— Да, — ответил он. Обычно Уильям не приветствовал подобные проявления внимания к своей персоне, но сегодня отличное праздничное настроение, казалось, теплыми волнами растекалось по его венам, заряжая благодушием и сердечностью. — Да, я Уильям Дарси. Вы хотите взять автограф?

Девушки переглянулись в очевидном смущении.

— Эм-м-м, мы вообще-то хотели спросить, можем ли мы занять ваш столик, — объяснила одна из них.

— Потому что нам показалось, что вы уже уходите, — добавила вторая.

Элизабет закашлялась, сжав губы в тоненькую линию; в глазах ее плясало веселье.

— Столик в вашем полном распоряжении, — полузадушенным голосом сообщила она.

Он последовал за ней к эскалатору, чувствуя, как пунцовая краска постепенно сползает с лица куда-то в область шеи.

— А Ричард сегодня придет на ужин? — осведомилась она, подозрительно изогнув губы.

Он нахмурился.

— Да. А что?

— Да нет, ничего особенного, — она расплылась в зловредной ухмылке. — Просто у меня, похоже, есть для него одна забавная история.

divider

Элизабет лежала неподвижно, пока сознание медленно и осторожно возвращалось к ней, зыбко балансируя где-то на грани между сном и явью. Постепенно сон отступал, оставляя за собой беспорядочные обрывки ощущений в виде смутных воспоминаний о каких-то бесконечных комнатах клаустрофобного вида, до отказа набитых людьми и — по забавной абсурдной алогичности мира снов — усыпанных дюжинами пар обуви, которые по большей части почему-то были расшитыми бисером босоножками на платформе.

Ничто, казалось, не могло сильнее контрастировать с той просторной, нарядной комнатой, которая плыла сейчас перед ее затуманенным взором, понемногу обретая все более четкие контуры. Острая боль вдруг обручем стянула лоб, и Элизабет зажмурила глаза, чтобы защитить свой хрупкий организм от невыносимо яркого окружения. Счастливого Рождества, Лиззи.

Последние годы она встречала Рождество в самых разных и странных местах, будучи слишком бедной, чтобы купить билет на самолет до дома, и слишком гордой, чтобы принять благотворительную помощь, которую предлагали ей и Джейн, и отец. Но это было ее первое рождественское похмелье.

egg nog Элизабет редко выпивала столько, чтобы почувствовать себя хотя бы немного навеселе, и уж тем более никогда не напивалась в стельку. Бокал вина за ужином, пара-другая кружек пива на вечеринке или большая порция коктейля «Маргарита» в мексиканском ресторане — для нее этого было более чем достаточно. Но прошлой ночью, вернувшись с предрождественской службы, Ричард решил, что яичному ликеру миссис Рейнольдс недостает немного тонуса. А «тонус» в его лексиконе, как выяснилось, означал «бурбон и бренди». Элизабет, к сожалению, слишком поздно обнаружила, сколько именно «тонуса» он ей периодически подливал.

Она заставила себя сесть прямо, осторожно массируя дергающий от боли лоб. Оставаться в постели никак нельзя. Наступило рождественское утро. Предстояло обмениваться поздравлениями, разворачивать подарки и, возможно, совершать другие принятые в этом семействе традиционные действа — и ей оставалось только горячо надеяться, что ни одно из них не было связано с едой.

Три таблетки аспирина и долгое стояние под ласковыми струями душа немного оживили ее, хотя голова по-прежнему казалась раза в четыре больше того размера, который оптимально подходил бы для ее шеи. Наконец она довольно уверенным, хотя и осторожным шагом вышла из своей спальни. В гостиной ее ждал кофейник, один аромат из которого казался божьим благословением. На стоявшее рядом блюдо с кексами она не смогла даже взглянуть без содрогания, но, нырнув в кресло, с удовольствием пригубила кофе, чувствуя, как его тепло мягко разливается по телу.

На мраморных ступеньках раздались чьи-то легкие шаги. Мгновение спустя в гостиную вошел Уильям, до отвращения ясноглазый и, разумеется, безупречно выбритый и ухоженный.

— Счастливого Рождества, Лиззи.

Она поморщилась, так как его излишне громкий и жизнерадостный тон болезненно резанул по ушам.

— Тебе того же, — ее голос прозвучал хрипло и невнятно.

— Как ты себя чувствуешь с утра?

— Неважно, — прошептала она, осторожно покачав головой. Слишком резкое движение — и ее мозги, чего доброго, взорвутся и разлетятся по всей комнате.

— Этого я и боялся, — сказал он, понижая голос. — Я же предупреждал тебя, чтобы ты не пила больше одного бокала фирменного ричардового яичного ликера. — Прежде, чем усесться рядом на диване, он наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку. И как от одного простого поцелуя могли тут же заныть все корни волос на голове?..

Она вздохнула и прижалась раскалывающимся от боли лбом к его плечу.

— Пожалуйста, скажи мне, что я вчера не выставила себя на посмешище и не опозорилась перед Джорджи и твоей бабушкой.

— Они не видели тебя в этом состоянии. И ты вовсе не выставила себя на посмешище, cara. Ты просто вела себя менее… сдержанно, чем обычно.

Из своего нынешнего положения она не могла видеть выражения его лица, но в его голосе слышалось явное удовольствие.

— Это я помню.

Он прочистил горло.

— Ах, вот как.

— Спасибо, что выказал себя таким джентльменом.

— Это было непросто, — он погладил ее по волосам, — ты была крайне соблазнительна и проявляла необычную… гм… готовность. Стоило определенных усилий пожелать тебе спокойной ночи и оставить тут в одиночестве.

Издав негромкий стон, она потеснее придвинулась к нему, пряча лицо в его мягком свитере с V-образным вырезом. От их вчерашнего прощального поцелуя на пороге ее комнаты дверной косяк, казалось, только чудом не вспыхнул.

— Прости меня.

— Я все время напоминал себе, что ты еще никогда раньше не была под воздействием яичного ликера Ричарда. В противном случае ты, конечно, немедленно оттолкнула бы меня, вооружившись крестом и чесночным ожерельем, если бы понадобилось.

Ой ли? За три дня, проведенных в этом доме, ей становилось все труднее удерживаться от того, чтобы не проскользнуть в спальню Уильяма — или не затащить его в свою, — полностью дав волю своим инстинктам. Даже сейчас, когда головная боль притупила все ощущения, она не могла не чувствовать, как классно от него пахнет, и какой он весь теплый, и сильный, и… Она угнездилась еще ближе, невольно содрогнувшись от внезапно накатившей волны желания.

— Ты приняла что-нибудь от головной боли? — ласково спросил он.

Она села прямо и, усиленно поморгав, кивнула.

— И кофе тоже, кажется, помогает.

— Тебе еще надо побольше пить. Знаешь что, давай-ка я тебе сейчас водички принесу.

Он взял с подноса пустую кофейную чашку и исчез в ванной комнате.

— Никогда бы не подумала, что ты эксперт по лечению похмелий, — сказала она, когда Уильям вернулся.

Пожав плечами, он протянул ей чашку.

— Я кузен Ричарда Фитцуильяма.

— Да, это многое объясняет.

Отпив воды, она снова уложила голову к нему на плечо. В последовавшем сонном молчании ее головная боль наконец пошла на убыль. Через какое-то время словно с далекого расстояния до нее донесся его голос:

— Ты не заснула?

— Не совсем, — промямлила она.

— Если у тебя есть силы, нам лучше сейчас спуститься вниз. Ба и Джорджи ждут — я пришел сюда узнать, готова ли ты к нам присоединиться.

Вернуться в кровать и проспать мертвецким сном до полудня казалось куда более приятной альтернативой, но она безропотно позволила Уильяму помочь ей подняться на ноги.

— Давай поедем на лифте, — сказал он.

— Да благослови тебя Бог, — спуск на три пролета вниз по ступенькам означал куда больше сотрясений, чем могла сейчас выдержать ее хрупкая голова.

— А по дороге заглянем на кухню и нальем тебе еще стаканчик воды.

Чувствуя себя до необычности покорной, она послушно проследовала за ним в лифт, а затем по коридору первого этажа в библиотеку. Роуз встретила ее вежливо, но без особой теплоты; приветствие Джорджианы было таким же бесстрастным. Элизабет невольно подумала о шумной суете, царящей сейчас в доме ее родителей, о радостной толчее вокруг рождественской елки, чей изогнутый ствол и самодельные игрушки были полны такого домашнего очарования, которому это гигантское, безупречно отманикюренное дерево в библиотеке могло бы только позавидовать. Но в этот момент Уильям взял ее за руку и расплылся в теплой, только ей предназначенной улыбке — и ностальгия по дому тут же исчезла.

Он подвел ее к дивану, а затем пересек комнату по направлению к елке.

— Ну что, мне выступить в роли Санта Клауса?

— Будь так добр, — ответила Роуз.

Он достал из-под дерева четыре свертка и раздал их, каждому по одному. Маленькая открытка на свертке Элизабет гласила: «Счастливого Рождества. Роуз». Развернув сверток и открыв коробку, она обнаружила в ней свитер с капюшончиком глубокого, насыщенного оттенка спелой клюквы.

— Спасибо, — сказала она, поглаживая мягкий кашемир, — он очень красивый.

— Надеюсь, он вам нравится, — сказала Роуз, — если размер не подойдет, дайте знать, мы можем его обменять.

Элизабет было любопытно, кто его выбрал — возможно, Соня. Если так, у нее был отличный вкус.

Остальные тоже открыли свои подарки, после чего Уильям принес очередную охапку свертков. Джорджиана подарила Элизабет шарфик, которым та восхищалась во время их совместного похода по магазинам после Дня Благодарения. Скорей всего, эту покупку сделал Уильям, который в тот день порывался купить ей буквальную каждую вещь, которая привлекала ее внимание.

Наконец он раздал последнюю порцию подарков, картинным жестом вложив Элизабет в руки предназначавшуюся ей небольшую коробочку в красивой упаковке. Но все ее внимание было поглощено Роуз, которая в этот момент разворачивала красную оберточную бумагу со свертка у себя на коленях. Элизабет с трудом сглотнула, мысленно скрестив пальцы.

Роуз воззрилась на фотографию в рамке — сперва недоуменно, но затем в ее взгляде постепенно забрезжило узнавание.

— Это ведь… — она подняла глаза на Элизабет.

— Это фотография зала Палм Корт в «Плаза», сделанная в 1940-х годах. Я нашла ее в одной антикварной лавке в Виллидже. Помня о той истории, что вы мне рассказали, — что у вас состоялось там чаепитие с подружками невесты накануне свадьбы, — я подумала, что, может быть, вам будет приятно иметь ее у себя.

Роуз какое-то время молча смотрела на фото. Она приоткрыла было рот, словно собираясь что-то сказать, но потом снова плотно сомкнула губы.

Элизабет же, казалось, никак не могла заставить себя замолчать. Она волновалась по поводу этого подарка с того самого дня, как его купила.

— Я знаю, рамочка выглядит немного поношенной. Скорей всего, это старинная позолота, а поскольку я знала, что вы любите антикварные вещи, то решила ее оставить. Но если вы предпочитаете, чтобы рамка была новой, я могла бы… — она поморщилась и умолкла в ожидании ответа.

— Благодарю вас, — тихо сказала Роуз, все еще глядя на фото, — именно таким я и запомнила Палм Корт в тот день. — Ее взгляд встретился с пристальным взглядом Элизабет. — Это очень чуткий жест с вашей стороны.

— Ну, я очень благодарна вам за гостеприимство. Я понимаю, что это, должно быть, не слишком удобно — принимать во время семейных праздников гостя со стороны.

— Но, Лиззи, ты вовсе не гость со стороны, — сказал Уильям. — Ты теперь — часть нашей семьи, — его глаза переполняли любовь и гордость.

Голова Роуз качнулась в еле заметном жесте, который, наверное, мог быть и кивком. Легкая улыбка скользнула по ее лицу, добавив холодным серо-голубым глазам капельку теплоты.

Во время этого разговора Джорджиана потихоньку разворачивала подарок от Элизабет. Слегка хмурясь, она достала из коробки небольшую зеленую сумочку в форме рюкзака.

— На День Благодарения я увидела у тебя похожий рюкзачок, только коричневый, — объяснила Элизабет. — А сумочки этой фирмы продаются только в Сан-Франциско, и они все ярких неоновых расцветок — зеленые, оранжевые, розовые — и пользуются бешеной популярностью у моих студенток. Я подумала, может, ты станешь одной из первых законодательниц такой же моды здесь, в Нью-Йорке.

Губы Джорджианы слегка искривились.

— Спасибо, — она встретилась с Элизабет глазами очень бегло, и ни в голосе, ни в выражении ее лица не промелькнуло никаких эмоций. Однако Элизабет отметила, что Джорджиана не убрала сумочку с коленей, а продолжала внимательно рассматривать ее, теребя тоненькие ремешки и изучая многочисленные кармашки на молниях.

— Открой свой подарок, — поторопил ее Уильям.

— Нет, сперва ты.

map of barbados Со снисходительной улыбкой он быстро разорвал обертку.

— Лиззи, — тихо выдохнул он, изучая старинную карту в красивой оправе.

— Мне помог найти ее дядя Эдвард. Предположительно, это середина восемнадцатого века, — это была антикварная карта Барбадоса, раскрашенная вручную, с вкраплениями золотой краски. Она истратила на этот подарок гораздо больше, чем могла себе позволить, но не пожалела ни единого отданного за него цента. — Я подумала, что она могла бы хорошо смотреться у тебя в кабинете, рядом с коллекцией карт твоего отца.

— Безусловно, — он склонился к ней, — спасибо тебе, cara.

Она подняла к нему лицо. Их поцелуй длился явно на секунду-другую дольше положенного, учитывая сидевших рядом зрителей, но в этот момент ей было абсолютно все равно — как, очевидно, и ему.

— Ну, а теперь открывай свой, — потребовал он.

Она склонила голову набок и пристально посмотрела на него.

— Мы же вроде договорились, что моим рождественским подарком будет платье к новогоднему концерту.

— Ну ты же не могла всерьез полагать, что в день Рождества я ничего тебе не подарю.

Джорджиана фыркнула.

— Еще бы. Он меня до смерти извел, пока я помогала ему выбрать.

Элизабет развернула упаковку и улыбнулась Уильяму, обнаружив под ней коробочку нежно-голубого цвета.

diamond necklace Он расплылся в ухмылке.

— Коробочку можешь отдать Салли.

— Вот еще, — парировала она, поднимая крышку. И ахнула, едва не ослепленная содержимым.

— К твоему новому платью тебе в любом случае понадобятся какие-то драгоценности.

Элизабет не могла оторвать глаз от бриллиантового колье, отделанного платиной. Оно было даже еще красивее, чем те ожерелья, что она разглядывала в витрине днем раньше. Как и украшения в магазине, оно было совершенно непрактичным — в том смысле, что было непригодно для ношения каждый день, — но она прекрасно понимала, что у нее как у жены Уильяма появятся поводы его надевать. Она приподняла его дрожащими пальцами и только теперь заметила пару таких же серег, скромно приютившихся на бархате в углу.

— Я… я просто не знаю, что и сказать.

— В таких случаях обычно беспроигрышный вариант — это «спасибо», — мягко произнес он, и глаза его потеплели от неприкрытого обожания. — Хочешь примерить?

— Сейчас, минутку, — она притронулась к его щеке, склоняя к себе его лицо для благодарного поцелуя. — Спасибо, — прошептала она, — но, право же, ты меня слишком балуешь.

— Привыкай.

divider

Rockefeller Center at Christmas Поднимаясь по лестнице на третий этаж, Элизабет смахнула с уголка глаза слезинку. Она только что поговорила по телефону с Джейн, которая ухитрилась организовать для нее совместное исполнение Беннетами и Филипсами песни «Мы желаем тебе счастливого Рождества» — крайне вдохновенное, хотя от этого и не менее нестройно-фальшивое. Но эти слезы были вызваны вовсе не отсутствием у ее родственников музыкального слуха. После Джейн трубку взял отец, чтобы поздравить ее лично. Невзирая на свой обычный иронично-эксцентрический тон, он вдруг признался, что очень скучает по ней, и от этого на нее вновь накатила волна острой тоски по дому.

Рождество в доме Дарси проходило тихо и чинно, но отнюдь не неприятно. Они с Уильямом продолжили традицию своих послеобеденных прогулок — на сей раз они дошли до Рокфеллер-центра, где получили возможность полюбоваться улетающей далеко ввысь рождественской елкой и понаблюдать, как спотыкаются любители кататься по кругу на катке. А прибытие во второй половине дня Фитцуильямов внесло в размеренную жизнь семейства Дарси ощутимый заряд положительной энергии, благодаря которой оживленный ужин плавно перетек в столь же мило проведенный вечер.

Вскоре после того как Роберт, Элеонор и Ричард уехали, Элизабет, извинившись, прошла в библиотеку, чтобы позвонить домой. Поднявшись затем на площадку третьего этажа, она с удивлением услышала, что Уильям в своей гостиной играет Дебюсси.** Элизабет просунула голову в дверь с некоторым трепетом — его иногда раздражало, когда его отвлекали во время игры на рояле — но он тепло улыбнулся ей и тут же прекратил играть.

— Как поживает твое семейство? — спросил он.

— У них все прошло хорошо, хотя и несколько суматошно. Китти и Лидия настояли на том, чтобы самим приготовить праздничный ужин, — ну и, конечно, можешь себе представить, что из этого вышло в итоге.

— Надеюсь, обошлось без звонка в пожарную службу?

— Да, хотя, держу пари, было близко к тому. Все кончилось тем, что папа сделал хот-доги на гриле — не совсем типичное блюдо к Рождеству, но зато, похоже, все неплохо повеселились, — она пересекла комнату и встала позади него, положив руки ему на плечи. — А я думала, что ты еще внизу, со своими.

— Ба сказала, что устала. Попросила меня пожелать тебе спокойной ночи. А Джорджи сразу же после тебя тоже поднялась наверх. Так что я решил, что пойду пока сюда и подожду, когда ты кончишь разговаривать по телефону, — он прислонился к ней спиной, издав тихий удовлетворенный звук, когда она склонилась поцеловать его в щеку. — Ты довольна тем, как встретила Рождество?

Она кивнула.

— Наше первое Рождество вместе.

— У меня есть для тебя еще один подарок.

— Как, еще?

— Подожди здесь, — он вскочил с банкетки и быстро вышел из комнаты.

Элизабет устроилась в новом кресле, стоявшем подле камина, — том самом, которое он приобрел специально для нее. Единственная мебель в этом доме, которая предназначена для меня. Холодок дрожи пробежал у нее по позвоночнику. Ее не страшила перспектива стать женой Уильяма, но жить в этом доме — это было совсем другое дело.

Он вернулся, держа в руках плоскую белую коробку, перевязанную пышным красным бантом.

— Вообще-то, это подарок скорее для меня, чем для тебя, — таинственно заметил он.

Поборовшись какое-то время с бантом, она наконец развязала его и подняла крышку коробки. Коротенькая, с низким вырезом ночная сорочка черного шелка объяснила и игривый проблеск в его глазах, и еле заметную многозначительную ухмылку, которую ему не удалось до конца скрыть.

— Она очень красивая, — Элизабет вскочила на ноги и перегнулась через подлокотник его кресла, чтобы запечатлеть благодарственный поцелуй. — Хотя это и не совсем то, в чем я могла бы сходить за продуктами.

— Этого еще не хватало. Я буду единственным, кто когда-либо увидит тебя в ней, — игривый проблеск вдруг превратился в самый настоящий волчий блеск, и его руки сомкнулись вокруг ее талии. — Ты не примеришь ее для меня?

— С удовольствием. Как только мы приедем в Вашингтон.

Он испустил громкий вздох.

— Я устал ждать.

— Осталось всего несколько дней, — она запустила пальцы в его волосы, укладывая на место непослушную прядку.

Уильям легонько потянул Элизабет за талию, нарушив ее равновесие до той степени, которая позволила ему притянуть ее к себе на колени.

— И не сосчитать, сколько раз я представлял, как ты сидишь со мной здесь.

— Правда? — она уселась боком, и ее ноги свесились вниз с подлокотника кресла.

— Мы с тобой занимались в этом кресле довольно интересными вещами. Буквально прошлой ночью, знаешь ли, я все никак не мог заснуть, и тогда я пришел сюда и представил, как ты… — его руки начали блуждать по ее телу, — давай-ка я лучше тебе покажу.

— Уилл, я не думаю, что это хорошая…

Уильям, который, очевидно, уже твердо решил перейти от слов к делу, заглушил ее протесты поцелуем. К этому времени он уже хорошо изучил все ее слабые места и теперь умело пустил эти знания в ход. Его пылкие поцелуи безжалостно крушили ее защитные рубежи, а нежные руки коварно исследовали, поглаживали, уговаривали… Страсть исходила от него мощными волнами, которые затуманивали ее разум, отодвигая все практические и прагматичные резоны в дальние полутемные уголки, где ей трудно было их толком разглядеть.

Скоро ее блузка уже валялась на полу, а его расстегнутая рубашка еле держалась на широких плечах. Ее замутненный желанием мозг еще издавал последние жалкие сигналы предупреждения, но тело их уже совершенно игнорировало. Но как раз в тот момент, когда его рука потянулась к ней за спину расстегнуть застежки бюстгальтера, она услышала, как в коридоре что-то скрипнуло.

— Что это было? — она резко выпрямилась, метнув испуганный взгляд на дверь.

— Я ничего не слышал, — пробормотал он; в эту минуту все его внимание, без сомнения, было полностью поглощено крючками и петлями. Он расстегнул последнюю застежку, и бретельки бюстгальтера соскочили с ее плеч. Издав тихий довольный звук, он обхватил ее грудь, нежно стискивая ладонью, и медленно обвел большим пальцем по окружью соска.

Не обращая внимания на пронзившие ее сладкие искорки чувственного блаженства, она схватила его за руку.

— Уилл, дверь не заперта.

— Так давай запрем, — шепнул он.

Она спрыгнула с его колен, чувствуя, как разум стремительно возвращает себе утраченный было контроль.

— Нет, мы не должны этого делать. Только не здесь.

Его глаза напоминали затуманенные заслонки ярко полыхающей печи.

— Тогда пошли в мою спальню.

— Но я слышала в коридоре какой-то шум. Кто-нибудь может…

— Это старый дом. Он издает шумы и скрипы, — он тоже поднялся на ноги и теперь медленно приближался к ней, словно хищник в ночи, не сводя с нее потемневшего взгляда, подернутого поволокой страсти. — Мы одни. Все остальные наверху, спят. Поэтому давай пойдем в мою спальню и наконец займемся тем, чего мы оба хотим до смерти, — его руки сомкнулись вокруг нее, и ее колени чуть не подкосились от знойного жара обнаженной груди, с силой прижавшейся к ней. Он склонил голову, и его губы приблизились к ее губам почти вплотную. — Ты ведь тоже хочешь этого, Лиззи, — прошептал он с хриплой ноткой в голосе, от которой у нее пробежала дрожь по позвоночнику. — Я знаю, что хочешь.

Да, она этого хотела — даже больше, чем сама осознавала до этой минуты. Сколько времени прошло с тех пор, как они последний раз занимались любовью?.. Неделя? Год? Тысячелетие? Возможно, они могли бы…

Элизабет снова услышала какой-то тихий звук в коридоре, который мгновенно остудил ее пыл, словно душ из кубиков льда. Она вывернулась из его объятий.

— Извини. Я не могу.

— Лиззи… — его грудь тяжело вздымалась, а глаза неотрывно смотрели на нее —темные и уже почти безумные. — Не делай этого со мной. С нами.

— Я ничего с нами не делаю. К нам это не имеет ни малейшего отношения, — она застегнула бюстгальтер и подняла с пола блузку.

— Еще как имеет, когда ты продолжаешь отталкивать меня, — он пробежал рукой по волосам. — Я понимаю, что ты чувствовала себя неловко, когда только приехала сюда, но с тех пор прошло уже четыре дня.

— Пожалуйста, только не принимай это на свой счет. Ты здесь ни при чем. Это все дом. Здесь слишком много народу, — слишком много посторонних ей людей, и некоторые из них только и ждут, пока она сделает малейший неверный шаг — но она не хотела еще больше расстраивать его, говоря подобные вещи.

Он пожал плечами, все еще тяжело дыша.

— Ты же выросла в большой семье. И этот дом тоже полон народу. В чем же разница?

— Ни в чем. Если бы мы сейчас были у нас, я вела бы себя точно так же. Полагаю, у нас было бы еще хуже, потому что и сам дом гораздо меньше, да и некоторые жильцы куда менее деликатны, — Лидия, к примеру.

— Мы можем вести себя очень тихо. А если ты волнуешься, что кто-то заметит, как ты утром будешь выходить из моей спальни — тебе не обязательно оставаться у меня на всю ночь. Хотя мне очень этого хотелось бы.

— Я не могу. Прости, — она нервно провела языком по губам. — Твоя бабушка и Джорджи меня едва знают. Сейчас они составляют свое мнение обо мне — решают, подходящая ли я для тебя женщина. Они внимательно наблюдают за всем, что я делаю и как себя веду.

— Ты слишком беспокоишься на их счет. Они полюбят тебя, вот увидишь.

— Может быть, а может быть, и нет.

— И кроме того, как я уже ска…

— Тебе не нужно напоминать мне, что они уже спят наверху. Я это знаю. И понимаю, что практически нет вероятности, что они что-нибудь услышат или увидят. Но что, если вдруг?.. — она поморщилась. — Стоит мне подумать об этом, как я уже ни о чем другом думать не могу.

Уильям посмотрел вниз, оглядывая себя. У него на щеке дернулся мускул, и он стал медленно застегивать рубашку.

Она сделала шаг по направлению к нему.

— Прости меня, мне правда очень жаль. Я знаю, что ты не можешь этого понять. Ты не такой закомплексованный, как я.

— Я думал, мы уже добились какого-то прогресса в этом отношении.

— Добились, безусловно, — быстро ответила она, благодарная ему за это «мы». — Но ведь у нас раньше всегда была возможность для уединения. Помнишь ночь после твоего дня рождения, когда Джейн уехала ночевать к Чарльзу, чтобы мы с тобой могли остаться одни?

— Причина была не в этом. Они с Чарльзом хотели провести ночь вместе.

— Но я уверена, что Джейн в любом случае ушла бы куда-нибудь на ночь. Она ведь знала, как ужасает меня одна мысль о ее присутствии в соседней комнате в то время, как мы… — она скривилась и покачала головой. — Прости, что тебе приходится иметь дело с такой ханжой.

Его взгляд смягчился, и он шагнул к ней и ласково притянул к себе.

— Ты не ханжа. Наверное, когда я немного остужу свой пыл и взгляну на вещи объективно, то и сам приду к выводу, что лучше нам перестраховаться, и что излишняя осторожность никогда не помешает.

— Я рада, что ты меня понимаешь, — она поцеловала его в щеку.

— Во всяком случае, пытаюсь. Но я не могу ждать еще целых четыре дня, чтобы заняться с тобой любовью. Прошедшие четыре уже исчерпали мое терпение. Если кто-нибудь зажжет спичку в радиусе ста ярдов от меня, вполне вероятно, что я просто вспыхну и сгорю синим пламенем.

С этими словами он прильнул губами к ее рту, целуя медленно, томно и страстно, пока ее не охватили головокружительные спирали жаркой дрожи.

— Так что подумай о каком-то приемлемом решении, — прошептал он, сделав паузу, чтобы запечатлеть нежный поцелуй в ямке у основания ее шеи, — пока я окончательно не сошел с ума.

— Интересно, будет ли у нас возможность для уединения, когда мы окажемся в соседних палатах сумасшедшего дома?

Он покачал головой в ответ на ее усмешку.

— Я выкуплю весь этаж, если понадобится. Я могу себе это позволить. А теперь поцелуй меня на прощание, пока с меня не пришли снимать мерки для смирительной рубашки.

— Я так и знала, что для богатых парней вроде тебя смирительные рубашки шьют на заказ, — прошептала она, обнимая его за шею. — Ну а для меня, держу пари, просто снимут одну из готовых с вешалки.

------
*  — Уильям здесь дополняет цитату из известной песни «Все, что я хочу на Рождество — это ты» (“All I want for Christmas is you”).
** — “Passepied” из Бергамасской сюиты Клода Дебюсси. (Спасибо Victoria и за предложение этой пьесы, и за предоставленную запись.)

 

Рояль