Нежданная песня > Оглавление > Глава 77

Глава 77

 

В этой главе мало событий и много слащавости. Начиная со следующей главы это соотношение изменится.

—А ты уверен, что печка включена на полную мощность? — спросила Элизабет, потирая руки в тщетной попытке их согреть. Она с тоской подумала о паре перчаток, лежавших где-то в недрах ее чемодана.

Уильям виновато взглянул на нее.

— Мне очень жаль, cara. Придушил бы всех в этой конторе по прокату.

Для поездки он взял напрокат шикарный джип, решив, что его Феррари вряд ли пройдет по заснеженной дороге. Но джип, как слишком поздно выяснилось, имел один существенный недостаток: вентилятор обогрева испускал лишь еле заметную струйку теплого воздуха. В Сан-Франциско это не имело особого значения, но здесь, в горах Сьерра-Невада, в холодную февральскую ночь, пальцы на руках и ногах Элизабет уже закоченели от холода.

— Возьми мое пальто, — сказал он, — ты сможешь закутаться в него и спрятать руки в рукава.

— Не глупи — тогда замерзнешь ты.

— Ничего, не замерзну. Мне кажется, с моей стороны в машине теплее. Признаться, я предложил бы тебе пересесть ко мне на колени, но тогда ты будешь отвлекать меня от дороги. По крайней мере надеюсь, что будешь.

Элизабет улыбнулась:

— Во всяком случае, я бы согрелась.

— М-м-м… меня лично греет уже одна только мысль об этом.

В машине было темно, и Уильям смотрел на дорогу, но Элизабет не нужно было видеть его лицо, чтобы представить хищную усмешку и откровенный блеск в глазах. Всего несколько часов назад она встретила его рейс, положив конец разлуке, которая длилась, казалось, не две недели, а два месяца. В аэропорту Уильям сразу сгреб ее в объятия и тут же ясно дал понять, каковы будут его немедленные приоритеты, как только они доберутся до места назначения.

Он стянул с себя пальто, из-за роста изогнувшись на сиденье каким-то очень хитрым образом, и передал его Элизабет. Она завернулась в теплый кашемир и счастливо вздохнула, с наслаждением вдыхая легкий, чуть слышный намек на знакомый аромат.

— М-м-м, спасибо. Итак, ты отдал мне пальто со своего плеча. Как насчет рубашки?

— Чуть позже, — тихо произнес он, и от глубоких обертонов в его голосе по ее спине пробежала дрожь.

Уильям потянулся к ней и затянутой в перчатку ладонью нежно погладил по щеке. Элизабет оттолкнула его руку.

— Полагаю, вам сейчас лучше думать о дороге, мистер Дарси!

— Вы же прекрасно знаете, мисс Беннет, что я всегда думаю только о вас.

Они ехали на озеро Тахо, чтобы с запозданием отпраздновать день св. Валентина, пропущенный по той причине, что Уильям никак не мог уехать из Нью-Йорка раньше сегодняшнего дня. Элизабет была очень расстроена, когда узнала, что им придется провести 14 февраля врозь. Впервые за много лет обзавестись наконец собственным Валентином и именно в этот день быть разделенной с ним расстоянием в три тысячи миль — жестокая шутка! Но его предложение провести ближайшие выходные в катании на лыжах и романтическом отдыхе — не обязательно именно в такой последовательности — стало идеальной компенсацией за разлуку в праздник влюбленных.

Несмотря на свое отсутствие, Уильям сделал все от него зависящее, чтобы день св. Валентина стал для нее особенным. Розовую орхидею Феленопсис принесли на квартиру Элизабет еще на неделе, а вчера прямо в школу были доставлены три дюжины красных роз; каждый цветочный презент сопровождала нежная записка.

— Цветы были очень хороши, — сказала она, — но тебе не стоило присылать их в таком количестве.

Он пожал плечами.

— Я же говорил, что мне нравится дарить тебе цветы. И чем больше я их дарю, тем больше мне это нравится.

— Ну, по крайней мере теперь я смогу вручить тебе твой подарок, и мы будем квиты.

— Я не подсчитываю очки, cara, поэтому перестань беспокоиться по этому поводу. И кроме того, цветы не были подарком — подарок я привез с собой.

— Тебе не кажется, что ты меня чудовищно балуешь?

— Тебе уже давно пора бы понять, что я и не намерен оставлять это занятие.

Его властный тон заставил ее рассмеяться.

— Ты сегодня прямо раздуваешься от самодовольства.

Ухмыльнувшись без тени покаяния, он вытащил из бардачка листок бумаги и протянул ей.

— Можно тебя попросить? Сверься по инструкции и прикинь, как долго нам еще ехать до места. А то я изнываю от нетерпения.

Она улыбнулась в знак согласия, включила боковой свет и, хмурясь, всмотрелась в листок.

— Погоди-ка… Это же электронная почта. Ты что, распечатал одно из своих писем? Тебя же не всегда заставишь их прочитать!

— Очень смешно. И кстати: нет, я не распечатывал. Это сделала Соня.

— Мне следовало бы догадаться, — с нахальной ухмылкой отозвалась она. — Похоже, нам ехать еще минут 45 по трассе 50 и еще около получаса после этого.

Он вздохнул.

— Я надеялся, что мы доберемся быстрее. У меня перед глазами видение: ты лежишь на медвежьей шкуре перед камином, и я до смерти хочу поскорее его материализовать.

— А там есть медвежья шкура?

— Не совсем, но имеется неплохой заменитель. Кроме того, разве ты не заметила еще один чемодан? Тот, из которого торчит медвежья голова?

Он покосился на нее, и даже в темноте она увидела в его глазах озорной, хулиганский огонек.

Элизабет улыбнулась и поплотнее завернулась в пальто, с удовольствием потершись щекой о мягкие отвороты. Затем ее глаза медленно закрылись, и она сдалась усталости, скопившейся в конце долгой и суетливой рабочей недели.

Когда некоторое время спустя она проснулась, они петляли по узкой и извилистой горной дороге. Передние фары освещали сплошное снежное покрывало, укрывшее землю, хотя сама трасса казалась недавно расчищенной. По обе стороны от дороги возвышались стройные сосны, которые тянулись вверх, словно пытаясь дотронуться до звезд, щедро рассыпанных по чернильному небу.

Уильям тихо разговаривал по сотовому.

— Значит, все подготовлено? Отлично… Нет, не нужно нас ждать. Мы подъезжаем, и ключи у меня есть. Да, спасибо. До свидания.

Она зевнула и пошевелилась на сиденье, разминая затекшую шею.

— Привет, — сказал он. Свет фар идущей навстречу машины скользнул по его лицу, осветив заигравшую на щеке ямочку.

— Как долго я спала? — спросила она, протирая глаза.

— Около часа.

— Прости. Я не собиралась, но неделя была утомительной.

— Это хорошо, что ты подремала. В мои планы на сегодняшнюю ночь сон включен по минимуму.

Не нужно было спрашивать, что занимало его мысли. Сказать по правде, она и сама думала главным образом о том же. Элизабет зарылась носом в пальто, вновь вдыхая его знакомый аромат, и ее окатило волной желания.

— С кем ты разговаривал? — спросила она.

— Со смотрителем дома, в котором мы будем жить. Хотел убедиться, что все готово.

Уильям свернул вправо на еще более узкую и крутую дорогу. Лес вокруг становился все гуще и величавее — торжество нетронутой природы во всей ее изначальной красе.

— Приехали, — объявил он через несколько минут. Машина свернула на подъездн у ю дорожку, и Элизабет заметила впереди свет, пробивавшийся между деревьями. Они выехали на заснеженную лужайку, и она ахнула от изумления при виде массивного бревенчатого сруба, из окон которого лились теплые золотистые лучи. Она чуть слышно рассмеялась, вспомнив, как представляла простую хижину в лесу. Ей следовало бы догадаться: в словаре Уильяма Дарси отсутствовало слово «простой».

Она выскочила из машины, все еще кутаясь в его пальто, и вдохнула свежий горный воздух, смешанный с резкой ноткой древесного дыма. По небу театрально рассыпались несметные полчища ярких звезд под предводительством тонкой серебряной луны.

— Ну, что скажешь? — спросил он, заключая ее в объятья.

— Очень красиво, — прошептала она, обхватив его за талию.

Тишину вокруг нарушали лишь легкий шепот ветерка, гулявшего среди деревьев, да ритмичное постукивание остывающего мотора джипа.

— Надеюсь, ты не против, что мы забрались в такую глушь. Мне нравится, что дом расположен в уединенном месте, но я не был уверен, что ты со мной согласишься.

— Все просто идеально.

Приподнявшись на цыпочки, она прильнула к его губам в долгом и нежном поцелуе. Но когда руки Уильяма крепче прижали ее к себе, а поцелуй стал требовательнее, она высвободилась из его объятий.

— Давай лучше зайдем внутрь. Ты замерзнешь здесь без пальто.

Он выгрузил их вещи из багажника джипа, хотя Элизабет и настаивала, что донесет свой чемодан до дома сама. Пока они шли по дорожке, она спросила:

— Как ты нашел это место?

— Дом принадлежит тете Элеонор и дяде Роберту. За все эти годы я бывал здесь, наверное, раз шесть, но совсем про него забыл, пока тетя Элеонор недавно о нем не упомянула. Дом почти все время пустует, поэтому она была только счастлива, что мы им воспользуемся.

Весь первый этаж представлял собой единое пространство необъятных размеров. Интерьер в деревенском стиле отличался особой элегантностью — от гладко отполированных бревен сводчатого потолка и грубовато отесанных камней кладки камина до подчеркнуто простого декора, ненавязчиво оттенявшего красоту самого помещения. В камине пылал огонь, наполняя комнату теплом и игрой мягкого света с глубокими мерцающими тенями.

— Вот это да! — выдохнула она, положив пальто Уильяма на стол и следом снимая свое. — Как здесь красиво…

Тут Элизабет заметила лежавший перед камином ковер из белой овечьей шкуры. Она сразу вспомнила его откровенные намеки в машине и ощутила, как в ней поднимается волна невольного возбуждения, а когда он подошел к ней сзади и обнял за талию, эта волна накрыла ее с головой.

Уильям потеснее прижал Элизабет к себе, опьяненный ее близостью, которая ударила ему в голову, словно молодое вино. Да, это был крепкий градус для мужчины, который провел последние две недели на голодной диете из ночных телефонных звонков и бесплотных фантазий.

— Как же я по тебе соскучился, — зашептал он ей на ухо. — Знаешь, как я мечтал о том, чтобы вот так обнять тебя и почувствовать, какая ты вся теплая и мягкая… — его губы отправились в путешествие по ее шее, и в ответ прозвучал тихий вздох, напоминающий мурчание довольной кошечки.

Жар разгорался в нем с будоражащей скоростью. После трех часов в машине, проведенных в постоянной борьбе с искушением найти какое-нибудь уединенное местечко или придорожный мотель, чтобы немедленно утолить свой отчаянно острый голод, дальнейшее ожидание становилось невыносимым.

— Лиззи, ты не представляешь, как я хочу тебя, — прошептал он. — Ты просто сводишь меня с ума. Не могу думать ни о чем, кроме тебя, — он продолжил нежно покусывать ее шею, и она снова мурлыкнула.

— Эти две недели каждую ночь, лежа в одиночестве, я изнывал по тебе, — вновь заговорил он тихо и хрипловато, — так мечтал увидеть тебя и обнять, так тосковал по твоим ласкам…

Чуть слышно вздохнув, она еще сильнее прижалась к нему спиной — и долгий, глухой стон невольно вырвался у него из груди. Женщина, которую он обожал, млела сейчас в его объятиях — теплая, податливая, полная любви и желания, — и жажда овладеть ею немедленно стала почти непреодолимой.

Элизабет развернулась к нему лицом; ее губы были приоткрыты, а глаза затуманились от страсти.

— Я тоже по тебе тосковала, — выдохнула она, — каждый день и особенно каждую ночь, — она обхватила его за шею, и он жадно приник к мягким полураскрытым губам, ощущая, как покорно тает прильнувшее к нему нежное тело.

Они упивались друг другом со все возрастающим пылом, от которого пульс его бился с бешеной скоростью, а тело напряглось, словно тетива. Нежные пальчики ласкали его шею и ерошили волосы. Просунув руку ей под свитер, он, поглаживая голую кожу, добрался до застежки бюстгальтера и ловко ее расстегнул.

— Может, поищем спальню? — задыхаясь, прошептала она, в свою очередь прокравшись под его джемпер и вытаскивая из-за пояса джинсов рубашку.

— Нет, — прорычал он, увлекая ее на диван перед камином, — спальня может и подождать.

Тяжело и прерывисто дыша, Уильям откинул голову на спинку дивана. Элизабет склонилась над ним, гладя по волосам и покрывая лицо нежными поцелуями, пока его дыхание постепенно успокаивалось. Сейчас он мог думать лишь об одном: как возможно, что с каждым разом это становится все лучше и лучше? Но когда эйфория немного спала, его душу заполнило чувство вины.

— Прости меня, любимая, — произнес он, легко проводя по ее волосам. — Хорош же я джентльмен — притащил тебя сюда, сорвал одежду, а затем рванул к финишу как последний эгоист.

— Не беспокойся, со мной все в порядке, — выдохнула она. — Не говоря уж о том, что я просто обожаю смотреть, как ты сходишь с ума от страсти, до которой довела тебя именно я.

— Ты всегда сводила меня с ума, Лиззи, — он крепко прижал ее к себе, — с самого первого дня, как я тебя встретил.

Она расслабилась, прильнув к нему, и, уложив голову ему на плечо, тихонько вздохнула.

— И между прочим, — пробормотал он, — тебе все еще предстоит свидание с этим белым ковром у камина. Но это может подождать и до завтра.

Его веки отяжелели и, глядя на гипнотизирующие всполохи пламени, он понял, что может сейчас заснуть. Но в его нынешние намерения сон вовсе не входил — во всяком случае не раньше, чем он вознесет ее на ту же трепетную вершину, на которую она помогла ему взлететь всего несколько минут назад.

Он помог ей встать и поднялся следом, натягивая джинсы. Затем, собрав все остававшиеся силы, взвалил ошеломленную Элизабет на плечо.

Она легонько взвизгнула, когда он уверенно направился со своей ношей к лестнице.

— Куда ты меня несешь?

— В постель, — проворчал он, и его тяжелые шаги эхом отдавались на деревянных ступеньках.

Теперь она уже смеялась.

— А к чему эти замашки пещерного человека?

— Беру на себя заботу. То, что ты самая терпимая и понимающая женщина в мире, еще не отменяет того факта, что сейчас я у тебя в долгу.

Он отнес ее в спальню и бросил на кровать. Она разметалась на постели, глядя на него снизу вверх, и в ее глазах искрился и плясал веселый смех. Он повалился с нею рядом и крепко обнял.

— И ты знаешь, — зашептал он ей прямо в губы, — я ведь всегда возвращаю свои долги с процентами.

Много позже, блаженно улыбаясь, Элизабет уютно свернулась подле Уильяма, купаясь в его тепле и близости. Каждая клеточка ее тела, тонувшего в расслабленном покое, наслаждалась удовлетворением: он действительно уплатил свой долг сполна.

Она легонько поцеловала его в подбородок, не ожидая ответной реакции, — его глаза были закрыты, и за последние несколько минут он не произнес ни слова. Но, к ее удивлению, он нежно провел пальцами вверх по ее руке, закончив ласковым прикосновением к спутанным волосам.

— Я думала, ты уснул, — прошептала она.

— Почти.

Бревно в камине раскололось пополам, и огонь ожил, заиграв бликами на потолке и подарив белой простыне, покрывающей плечи Элизабет, теплый красноватый отблеск.

— Чем ты хочешь заняться завтра? — спросила она. Даже ее голос едва звучал.

— М-м-м, — его рука скользнула ниже, со спокойной уверенностью найдя свою цель.

— Ну, кроме этого…

Его распутный смешок вновь заставил ее улыбнуться.

— Просто я надеялась покататься на лыжах, ну хотя бы разок-другой, пока мы здесь, — проговорила она, убирая непослушную прядку, упавшую ему на лоб.

— Ну разве только разок-другой, — почти неразборчиво пробормотал он, а затем, зевнув, притянул ее к себе. — Правда, если ты будешь выглядеть в лыжном костюме так же сексуально, как сейчас, боюсь, я никак не смогу выпустить тебя из дома.

Не прошло и минуты, как он уже ровно дышал в медленном ритме глубокого сна — в том ритме, который она так хорошо знала. Элизабет закрыла глаза и прислушивалась к редкому потрескиванию дров, догоравших в камине, пока совсем не перестала что-либо слышать.

Уильям, развернувшись, притормозил рядом с Элизабет, и его лыжи зарылись в снег, распустив следом веер из снежной пыли. Его легкие горели, а щеки обветрились колючими потоками холодного воздуха при скоростном спуске с горы. Он воткнул палки в сугроб, жмурясь от слепящей белизны вокруг.

Элизабет торжествующе помахала палкой в воздухе.

— Ха! Я выиграла!

— Выиграла, выиграла, — он закатил глаза, все еще тяжело дыша.

— Я же говорила тебе, что выиграю. Я так и знала, что в спуске на скорость могу запросто оставить тебя без штанов.

— Cara, в любой момент, когда ты захочешь оставить меня без штанов, тебе стоит только попросить. Для этого вовсе не нужно нестись сломя голову с горы.

Хихикнув, она ткнула его пальцем в грудь.

— Это ты сейчас так говоришь, но могу поспорить, что через пару лет семейной жизни запоешь совсем по-другому. Это будет сплошное: «Не сейчас, Элизабет, мне нужно репетировать».

— Я не стану таким даже через пару столетий семейной жизни, — он вдохнул обжигающе холодный воздух. — И тебе это прекрасно известно.

— Пожалуй.

Она улыбалась ему; ее щеки разрумянились от мороза, а глаза на фоне ярко-голубого неба казались еще зеленее, чем обычно.

— Ну что, готов взять реванш?

Он решительно помотал головой.

— Мне нужен перерыв. Давай вернемся в дом, согреемся и, может быть, выпьем немного глинтвейна или горячего шоколада.

Перед его усталым взором поплыла картинка: они лежат, потягивая что-то теплое, на роскошном широком диване перед огромным каменным камином, и голова Элизабет покоится на его плече.

Скривив губы, она критически взглянула на него.

— Трусишка.

— Ничего подобного.

— Боишься второй раз подряд проиграть девушке?

— Конечно нет.

Почти сразу же после старта она вихрем пронеслась мимо него и умчалась вперед, так что он едва успевал удерживать ее в поле зрения, но отказывался это признавать. Скрестив руки на груди, Уильям смерил ее надменным взглядом.

— Я просто неудачно стартовал, иначе разделал бы тебя под орех еще с первого раза.

Она закудахтала и засунула руки подмышки, поводя плечами, словно похлопывая парой крылышек.

Уильям глубоко вздохнул и натянуто улыбнулся.

— Ну ладно.

Он сгреб свои лыжные палки. Глинтвейну и теплому дивану в гостиной придется подождать.

— Ну что, по новой — пан или пропал?

— Поехали, — вздернул он подбородок. — Приготовься глотать за мной пыль.

Элизабет развалилась на кровати, с удовольствием разглядывая тонкий, украшенный бриллиантами и изумрудами теннисный браслет* на своем запястье. День св. Валентина стремительно становился ее любимым праздником.

— Что так долго? — спросила она, слушая, как шумит вода в ванной.

— Бреюсь. Я же знаю, что нравлюсь тебе мягким и гладким.

Она усмехнулась. Он нравился ей и щетинистым.

— Давай быстрее. Мне здесь одиноко. Я начинаю скучать.

Она потянулась за бокалом, стоявшим на ночном столике, и слегка пригубила его, наморщив нос. Она не разделяла пристрастия Уильяма к сухому шампанскому.

Он вышел из ванной — такой умопомрачительно высокий и стройный в своем черном шелковом халате, что она едва удержалась от стона. Он наклонился, чтобы поправить дрова в камине, и, наблюдая за ним, она невольно провела языком по губам.

— Ты их надел? — спросила она.

Уильям выпрямился и развернулся к ней, многозначительно приподняв бровь с озорной усмешкой.

— Да-а, — протянул он.

— Я выиграла гонку… и пари…

Он кивнул.

— И отыграться тебе не удалось. Так что за тобой двойной должок.

Он снова кивнул, и его усмешка плавно перетекла из озорной в опасную.

— Сегодня вечером и завтра я весь в твоем распоряжении.

Она откинулась на подушки, закинув руки за голову.

— Это будет забавно.

— Жду твоих указаний.

— Хм-м-м, — она ткнула пальцем в его сторону. — Для начала… снимай халат.

Он помедлил, держа руки на шелковом поясе.

— Если бы выиграл я, твой халат давно уже был бы снят. А сама ты сейчас лежала бы внизу, на той овечьей шкуре.

— Но выиграл не ты. Что касается овечьей шкуры, возможно, мы и воспользуемся ею позже. А сейчас… я жду.

— Слушаюсь, мэм.

Он развязал пояс и спустил халат с плеч, неотрывно глядя ей в глаза. Затем закинул свое облачение в ноги кровати и встал перед ней, уперев руки в бока.

— Ну?

Она медленно кивнула.

— Мило.

На нем были надеты темно-синие атласные трусы, — один из ее подарков на день св. Валентина. Она окинула его медленным, оценивающим взглядом.

— Очень, очень даже мило.

— Рад, что тебе нравится. Что дальше?

— А ты нетерпелив, как я погляжу.

— Здесь, между прочим, холодно, а ты лежишь тут передо мной вся такая нежная, теплая и сексуальная… — он выразительно изогнул бровь, глядя на нее, — и кроме того, я не привык быть твоей марионеткой и мальчиком для забав. Я хочу заранее знать, что именно от меня потребуется.

Ее брови взметнулись вверх.

— Мой мальчик для забав. Ух, как же мне это нравится.

Она уселась, склонила голову на бок и изучающе осмотрела его.

— Ладно, мальчик для забав. Хочу, чтобы ты продемонстрировал для меня эти трусы.

— А разве я это не сделал?

— Ты их просто надел. А я хочу, чтобы ты в них продефилировал.

Увидев его замешательство, она покачала головой.

— Представь себе, что ты модель, демонстрирующая мужское белье на подиуме, и что все взгляды устремлены на тебя. Покажи, на что ты способен, — покрути, я не знаю… задницей…

— Покрутить… задницей?

Он провел языком по губам и нахмурился, и огонь в его глазах потух, словно залитый ледяной водой.

Она с шумом выдохнула воздух и снова покачала головой.

— И как меня угораздило влюбиться в мужчину с таким бедным воображением? Ты что, и правда не понимаешь, что я прошу тебя сделать?

— О, я прекрасно понимаю, — сказал он сухо, скрестив руки на груди. — Но ты не можешь требовать этого всерьез.

— Еще как могу. Я же выиграла пари. И ты должен делать то, что я скажу.

— В пределах разумного. Но я же не могу… — он пожал плечами и тихонько фыркнул. — Я просто не могу крутить задницей.

— Даже для меня?

— Лиззи, я чувствовал бы себя крайне глупо и нелепо, гарцуя по комнате.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я спела «Я слишком секси», чтобы хоть как-то вдохновить тебя? — и она начала гортанно напевать, подбирая новые слова к мелодии хита девяностых: «Я слишком секси для этих портков, слишком секси для этих портков, слишком секси для глупых прыжков, слишком секси, чтобы слегка для тебя повалять дурака»…

Но Уильям не сдвинулся с места, и хотя она и не могла до конца быть уверенной в этом в темной комнате, освещаемой лишь зыбким пламенем камина, но ей показалось, что он даже покраснел.

— Когда я на День Благодарения демонстрировал для тебя свои очки, — произнес он тоном, в котором прозвучало нечто, очень похожее на мольбу, — то я просто надел их и… снял все остальное. Ты не заставляла меня делать ничего идиотского. И мне показалось, что тогда тебе это понравилось.

— Еще как. Серьезно, — с улыбкой продолжила она, — это одно из моих самых приятных воспоминаний.

Он расплылся в своей лучшей мальчишеской усмешке.

— Ну, в таком случае…

— Подумать только! Уильям Дарси отказывается оплачивать проигранное пари. А как же наши честь и достоинство?

Она подавила смешок, когда он закатил глаза.

— Ладно-ладно. Спускаю тебя с крючка. Но только благодаря этому браслету, который так хорош, что у меня от него просто дух захватывает.

Он шагнул было к кровати, но она подняла ладони в предостерегающем жесте.

— Не так быстро, мальчик для забав. Дай хотя бы хорошенько полюбоваться на тебя со всех сторон, — указательным пальцем она описала в воздухе круг. — Поворачивайся. И помедленнее, пожалуйста.

Он скривил уголок рта.

— Ладно, это еще куда ни шло.

Он последовал ее указаниям даже с большим рвением, чем она могла ожидать, медленно поворачиваясь и сопровождая свои движения частыми знойными взглядами через плечо.

— Ну и как? — спросил он, когда снова обратился к ней лицом.

— Неплохо, неплохо. «Чиппендейлс»** в любой момент могут предложить тебе ангажемент.

— Больно надо, — он пересек комнату по направлению к ней, двигаясь со своей фирменной мужественной грацией, и присел на краешек кровати. — Это зрелище предназначено только для тебя, cara.

— Я, кажется, не говорила, что ты можешь сесть.

Но ее рука, похоже, не обратила никакого внимания на слова своей хозяйки. Элизабет оставалось только смотреть, как ее ладонь сама собой потянулась к нему, и пальцы нежно заскользили по плечу и широкой груди. Мой. Ты мой. Пока смерть не разлучит нас. Ее пронизала дрожь.

— Замерзла? — прошептал он, обнимая ее и осторожно откидывая на постель. — Я тебя согрею.

— Я, кажется, и про это еще ничего не говорила…

Но ее слабые протесты ослабли окончательно, обратившись в тихий стон, когда его губы добрались до чувствительной точки под ее ухом.

— Готов остановиться в любой момент, — прошептал он, — скажи только слово.

Она знала, что ей следует сказать хоть что-нибудь, — в конце концов, это ведь она выиграла пари и должна была сейчас диктовать условия. Но просто невозможно было думать ни о пари, ни о каких-то условиях, когда он безостановочно целовал ее шею. Она зарылась пальцами в его волосы и тихонько вздохнула, решив, что выигрывать тоже можно по-разному.

------
* — Браслет назван «теннисным» в честь легендарной теннисистки Крис Эверт.
** — Знаменитое американское шоу мужского стриптиза.

 

© 2008. Все права принадлежат автору