Нежданная песня > Оглавление > Глава 54

Глава 54

 

По зеркальной глади залива главной бухты столицы Барбадоса Бриджтауна скользила небольшая яхта. Ее шкипер с видом крутого и уверенного в себе профессионала небрежно помахал из-за руля сверкающей белоснежной посудины двум мальчишкам, которые удили на краю мола, вдававшегося в воды залива, словно черный каменный палец. Яхта плавно развернулась в сторону причала и… неожиданно врезалась прямо в пирс, несмотря на предупреждающие крики матроса, ухватившегося за булинь.

— То же самое произошло с одним нашим коллегой, когда он пригласил нас с друзьями покататься на яхте в Чесапикском заливе, — хихикнув, сказала Мэдлин. — Не знаю, что происходит со среднестатистическим мужчиной, когда он оказывается за рулем здоровой и дорогущей лодки, но, уверяю тебя, ничего приятного в этом нет. Джо стал совершенно невыносимым: постоянно травил байки о своих дерзких вылазках в бурное море и покрикивал на всех, отдавая приказы. Эдвард под конец начал тихонько бурчать себе под нос: «Зовите меня Измаил»*.

Элизабет прыснула, едва не подавившись холодным чаем, который только что отхлебнула.

Мэдлин продолжала:

— И вот как-то раз, когда мы решили остановиться в Рок Холл, чтобы посидеть после обеда за рюмочкой, яхта вдруг врезалась аккурат в самый причал. Группа студентов, отдыхавших в баре на пристани, устроила нам стоячую овацию. Слава Богу, яхте был нанесен не очень сильный урон — чего нельзя было сказать о самолюбии Джо. На обратном пути он заметно присмирел.

Прибыл официант и принес их обед. После утра, проведенного в активной экскурсии по городу, Элизабет и ее тетка с удовольствием отдыхали за изящным металлическим столиком в ресторанчике у самой воды, наслаждаясь прохладным бризом и потягивая холодный чай из высоких бокалов, украшенных дольками лайма.

Элизабет подцепила на вилку кусок пирога с рыбой и с глубоким вздохом перенесла его к себе на тарелку. Она ждала, пока им принесут еду, чтобы поднять важную тему, и вот этот момент наступил.

— Тетя Мэдди, мне нужно с тобой кое-что обсудить.

Мэдлин подняла на нее взгляд, потянувшись к дымящемуся блюду со свининой.

— И это «кое-что» — некий безумно привлекательный пианист, как я понимаю.

Элизабет широко улыбнулась. Мэдлин всегда умела угадывать ее мысли.

— Я так полагаю, ты уже поняла, что мы с ним уладили наши разногласия.

— Я поняла и кое-что еще, — Мэдлин взмахнула рукой, отгоняя крошечную пташку, сидевшую на перилах, прежде чем та успела запрыгнуть на их столик. — Я знаю, что прошлую ночь ты провела с ним.

Элизабет почувствовала, как лицо ее запылало, причем не от тропической жары.

— Ты что, слышала, как я вернулась сегодня утром?

— Мы с Эдвардом увидели тебя в вестибюле, когда шли на завтрак. Даже если бы ты решила прогуляться с утра пораньше, то вряд ли надела бы то же платье, в котором была вчера вечером.

Элизабет поморщилась.

— Ну вот, вся моя конспирация и провалилась. А я-то кралась на цыпочках в свою комнату, надеясь, что вы меня не услышите.

Мэдлин потрепала Элизабет по руке:

— Не смущайся. Я сказала тебе о том, что видела, только чтобы ты не чувствовала себя вынужденной ходить вокруг да около. То, что происходит между вами — это исключительно твое дело — и Уильяма, — и, кроме того, не может быть никаких сомнений в том, насколько ты счастлива.

Элизабет просияла, улыбнувшись тетке:

— Даже после всей нашей сегодняшней ходьбы у меня такое ощущение, будто я летаю по воздуху.

— Ну что ж, вот и отлично: ты это заслужила, — Мэдлин отхлебнула айс-ти. — И знаешь, ты ведь вполне могла бы отменить нашу сегодняшнюю прогулку и остаться с ним. Я бы поняла.

— Я думала об этом, — сказала Элизабет, наморщив носик, — но ведь ты пригласила меня в эту поездку, чтобы я составляла тебе компанию, пока дядя Эдвард занят на конференции, а не шастала по своим делам.

— Ну, положим — но не стоит воспринимать все так буквально. Это вовсе не значит, что тебе нужно со мной нянчиться.

— Я и не нянчусь. Я с удовольствием провожу с тобой время.

— И ты прекрасно знаешь, насколько это взаимно. Но вы с Уильямом только что преодолели серьезную размолвку, и, разумеется, вам нужно побыть какое-то время наедине. Завтра у Эдварда заканчивается конференция, а до этих пор я прекрасно побуду и одна.

— Ну хорошо, как насчет такого плана? Сегодня днем Уильям придет в отель. Я подумала, что он мог бы немного поваляться с нами у бассейна. И, кроме того, дядя Эдвард хотел просить у Уильяма совета по поводу оператора по дайвингу, так что, может, мы могли бы перед ужином все вчетвером сходить куда-нибудь выпить.

— Это прекрасный план, но если бы вы предпочли побыть вдвоем…

— У нас будет еще полно времени, чтобы побыть вдвоем. И мне бы очень хотелось, чтобы вы с дядей Эдвардом познакомились с ним поближе, — Элизабет положила вилку. — Я так люблю его, тетя Мэдди.

Мэдлин наградила Элизабет теплой, широкой улыбкой, словно благословением.

— Я знаю, что любишь, и очень счастлива за тебя. И мне по душе идея посидеть за коктейлем сегодня вечером — мне хотелось бы узнать его получше, раз он так много значит для тебя.

— А если бы я после этого испарилась из отеля, вы бы не обиделись?

— Ну конечно, нет. Я так полагаю, что он попросил тебя провести остаток недели у него в доме? — Мэдлин отправила в рот порцию салата.

Элизабет кивнула:

— И я обещала ему это, при условии, что вы с дядей Эдвардом не будете возражать.

Она не сомневалась в том, что тетя ее поддержит. Эта просьба была скорее формальностью — она чувствовала себя обязанной получить разрешение у Гардинеров, учитывая, что они пригласили ее в эту поездку в качестве своей гостьи.

— Ну конечно, мы не возражаем. Правда, должна тебе сказать, этим утром Эдвард был несколько шокирован, когда увидел, как ты возвращаешься домой. Но не беспокойся: с твоим дядей я справлюсь. Мне просто нужно его убедить, что тебе уже больше не шестнадцать лет.

Элизабет улыбнулась, несмотря на нервный ком в животе. Эдвард вырастил трех дочерей, и все они в свое время стенали под любящим, но строгим и неусыпным надзором своего отца.

Затем разговор перешел на другие темы. Так, к примеру, их внимание привлек вошедший в кафе мужчина с огромной дорожной сумкой; на его голове красовалась ковбойская шляпа, сплетенная из бледно-зеленых пальмовых листьев. Его появление дало ответ на вопрос, который мучил Мэдлин и Элизабет с тех пор, как они увидели эти шляпы на местном рынке: «И кто же, интересно, их покупает?»

Элизабет пошарила рукой под сиденьем, чтобы убедиться, что их собственные покупки все еще на месте. Возможно, она даже наберется смелости и наденет одну из них сегодня днем… может быть.

Уильям прищурился под солнечными очками, обводя пронзительным, недовольным взглядом десятки лежаков, заполнивших пространство у бассейна. Он спрашивал себя, почему согласился провести день в этой людной и суетливой гостиничной зоне отдыха, вместо того чтобы наслаждаться идиллическим уединением в Пемберли. Он ненавидел этот выставочный карнавал вызывающе пижонистых, ультрамодных отдыхающих, пытающихся произвести друг на друга впечатление, да и сам воздух здесь казался ему насквозь пропитанным хлоркой, кокосовым маслом и чванством. Но его пригласила сюда Элизабет, а в обмен на ее общество он готов был смириться с чем угодно.

Он нахмурился, пролагая путь вдоль шезлонгов, почти ожидая услышать шипение с рядов поблескивающей маслянистой плоти, впитывающей в себя палящие лучи немилосердного тропического солнца. Наконец он увидел Элизабет, которая, приподнявшись и прикрывая глаза рукой, помахала ему из относительно тихого уголка, расположенного вдали от бассейна. Когда он подошел поближе, она встала ему навстречу, и рот его тут же наполнился слюной от одного вида ее стройных ног, просвечивавших сквозь легкую полупрозрачную юбку.

— Привет, спящий красавец, — тихонько произнесла Элизабет — так, чтобы никто, кроме них, не услышал. Она подняла солнечные очки на лоб и взглянула него; глаза ее лучились восторгом и счастьем. Он прикоснулся легким, нежным поцелуем к ее улыбающимся губам, и все его раздражение тут же растаяло в тепле ее приветствия.

Он уже набрал было в грудь воздуха, приготовившись протестовать против ее самовольного фокуса с исчезновением (пробуждение в одиночестве нанесло непоправимый урон его грандиозным планам на утро), но в последний момент заметил в соседнем шезлонге Мэдлин Гардинер. Она ответила на его приветствие улыбкой и дружелюбным кивком.

— Очень мило с вашей стороны, что вы пришли составить нам компанию, — сказала она, поправляя шляпу с широкими полями, прикрывавшую ее лицо от солнца.

— Присаживайся, — Элизабет указала на соседний шезлонг, пустой, если не считать брошенного на него сложенного желтого полотенца, похожего на те, какие он заметил и у многих других загоравших у бассейна. — Я надеюсь, ты захватил плавки?

— Они на мне, — Уильям надел плавки под шорты, которые счел нарядом более подобающим для того, чтобы пройти через вестибюль гостиницы. Он скинул с плеча спортивную сумку, задвинул ее под шезлонг и, расстегнув рубашку, аккуратно повесил ее на спинку. Расстегивая ремень на шортах, он заметил заинтересованный блеск в глазах Элизабет и моментально замер на месте. Глубоко вздохнув, он мысленно пригрозил своему телу всеми мыслимыми карами, если оно откажется сотрудничать, и только после этого осторожно снял шорты под микроскопом ее одобрительного взгляда. Плавки не в состоянии были хранить секреты, и совсем никуда не годилось предоставлять Мэдлин Гардинер неопровержимое доказательство того ненасытного аппетита, который пробуждала в нем ее племянница.

Эти мысли заставили его быстро опуститься в шезлонг и как бы невзначай набросить на колени полотенце.

— Вы хорошо провели утро? — светски осведомился он у Мэдлин, борясь с отчаянным желанием немедленно перекинуть Элизабет через плечо и унести в одну из ближайших кабинок для переодевания, чтобы слиться там в страстной интерлюдии.

— Да, отлично. В самом городе особо нечего смотреть, но мы прошлись по магазинам и вкусно пообедали. Лиззи, ты должна показать Уильяму свои покупки.

— Не сейчас, — ответила Элизабет нетвердым голосом. Он не смог догадаться, что это значит. Мэдлин ухмыльнулась и открыла лежавший у нее на коленях туристический путеводитель.

Глаза Элизабет возобновили оценивающий осмотр его тела.

— А ты загорел в Австралии, — мягко произнесла она.

Он кивнул.

— Я проводил большую часть светового дня на воздухе и несколько раз загорал на пляже.

— И ты теперь стал как-то… крупнее.

Он приподнял одну бровь, ибо его мозг тут же предложил наименее пристойное истолкование этой фразы, а вся кровь немедленно устремилась в противоположном направлении. Мэдлин издала какой-то звук, который мог быть либо кашлем, либо — с тем же успехом — саркастическим смешком, но, покосившись в ее сторону, он увидел, что ее взгляд был по-прежнему с неотрывным вниманием прикован к книге.

Элизабет поморщилась и поторопилась объяснить:

— Я имела в виду, что у тебя сейчас грудь и плечи выглядят немного иначе. Не то чтобы ты прибавил в весе, но они теперь стали… сильнее, что ли, — она изучила собственные ногти. — Крупнее.

— За последние несколько недель я значительно увеличил нагрузку силовых тренировок, — он инстинктивно расправил плечи и выпятил грудь.

— Что ж, заметно, — с улыбкой сказала она. — Я еще вчера обратила на это внимание, но… — она смущенно покосилась на Мэдлин, которая все так же внимательно изучала книгу.

— Ты не хотела бы прогуляться по пляжу и, может, немного поплавать? — спросил Уильям. Все, что угодно, только бы побыть немного наедине.

Она с готовностью кивнула:

— Отличная идея. Хочешь с нами, тетя Мэдди?

Он едва не застонал в голос, но Мэдлин взглянула на них и покачала головой:

— Спасибо, но я тут прекрасно устроилась с книжкой. Вы пойдите погуляйте, а я пока постерегу ваши лежаки.

Он вскочил на ноги и протянул руку, помогая Элизабет подняться с низкого белого шезлонга. Поколебавшись мгновение, она неуверенно расстегнула тоненькую белую блузку и скинула ее с плеч, избегая встречаться с ним взглядом.

Уильяму показалось, что все молекулы воды в его теле, закипев, испарились от одного взгляда на изящное голубое бикини, которое как влитое обтягивало ее роскошные формы, подчеркивая все их совершенства. Он мог только уставиться на нее с отвисшей челюстью и, хотя по выражению его лица это было и незаметно, внутри у него сейчас клокотала гремучая смесь из гордости, собственнической ревности и — пожалуй, в наибольшей степени — мучительного вожделения. Наконец ему удалось вновь обрести контроль над собой настолько, чтобы закрыть рот — который захлопнулся с отчетливым стуком — и неуклюже перекинуть через локоть полотенце, прикрывая нижнюю часть тела.

— Лиззи, — прохрипел он, чувствуя необходимость что-то сказать, но не находя слов.

— Я купила его сегодня утром, — сказала она, неловко скрестив руки на обнаженном животе. — Тетя Мэдди меня уговорила. Первый раз в жизни приобретаю вещь, которую можно сшить из нескольких крошечных обрезков ткани, — она подняла на него глаза и с нерешительной улыбкой расправила плечи и опустила руки по швам. Он снова урадкой тоскливо покосился на задрапированные тканью кабинки.

Пока они пробирались между шезлонгами к пляжу, у Уильяма создалось впечатление, что все без исключения мужские головы поворачивались в их направлении. Его глаза метали грозные предупреждающие молнии, и он на всякий случай покрепче стиснул в своей руке ее ладонь, но его раздражение уравновешивалось гордостью. Они могли только смотреть; она принадлежала ему.

— Видишь, как все женщины вокруг провожают тебя глазами? — промурлыкала она. — Впрочем, я их не виню.

— Твое мнение — единственное, которое меня волнует, — он давно привык к одобрительным женским взглядам, вроде тех, что бросали в его сторону с тех пор, как он появился у бассейна. Но присутствие Элизабет — и ее неприкрытое восхищение —затмевало все остальное.

— Ага, пришло время подкормить наше эго, не так ли? Ну хорошо, только на этот раз. Ты выглядишь просто фантастически. Кошачья приманка в человечьем обличье, — она взглянула на него с кокетливой улыбкой.

— Спасибо, — он снова стиснул ее ладонь и сделал мысленную пометку расцеловать ее при первой же возможности.

Они ступили на пляж, и мелкий, как тальк, песок обжигал их ноги подобно раскаленным углям, пока они осторожно пробирались к незанятому участку, где можно было бы разложить полотенца. Уильям прикрывал глаза ладонью от нещадного солнца, жалея, что решил оставить солнцезащитные очки в нагрудном кармане своей рубашки.

Вдоль пляжа аккуратным рядком выстроились белые шезлонги с мягкими матрацами; большинство из них занимали тела, обильно смазанные маслом для загара. От кресла к креслу сновали два одетых в шорты и гавайки официанта с подносами, уставленными напитками ярких расцветок, украшенными дольками ананаса. Дюжина или более голов торчали, покачиваясь, из мерцающей чистейшей бирюзовой глади, простирающейся до самого горизонта. Одинокий искатель ракушек медленно брел вдоль кромки воды, и мелкие волны тихо плескались у него под ногами. Даже прибрежные птицы казались здесь степенными и спокойными, лениво паря в безоблачно-синем небе. Вряд ли можно было представить себе картину, сильнее отличавшуюся от ветреного, каменистого пляжа под Пемберли, с раскиданными повсюду огромными валунами, с буйным прибоем и мощными волнами, разбивающимися о прибрежные скалы.

Уильям испустил недовольный вздох, от всей души желая, чтобы они с Элизабет оказались сейчас в одиночестве на том, другом пляже.

— Давай поплаваем, — сказал он. Прохладная вода, возможно, укротит его непослушное тело, а если не укротит, то хотя бы прикроет.

— Хорошо, — она закинула руки за голову, чтобы потуже заколоть свой конский хвост. Этот невинный жест невольно выставил ее тело напоказ в максимально выигрышном ракурсе, отчего его вожделение тут же катапультой зашвырнуло на новый мучительный виток. В отчаянии он пошел вперед, не дожидаясь ее, и бросил свое разгоряченное тело в океан. К тому моменту, когда она догнала его, они уже были довольно далеко от берега, где вода доходила ему до верхней части груди, а ей — до плеч.

— Тебе явно не терпелось побыстрее залезть сюда, — сказала она. — Что, на пляже было слишком жарко?

Он проворчал в ответ что-то нечленораздельное. Действительно, ему было жарко, даже чересчур.

— Правда, вода просто идеальной температуры? — она присела пониже, и волны теперь доставали ей до подбородка. — Достаточно теплая, чтобы сразу почувствовать себя комфортно, и в то же время приятно прохладная после жары.

Уильям кивнул, прикусив губу. Ему сейчас подошла бы вода похолоднее. Потому как если он продолжит в том же духе, то скоро вскипятит весь океан.

— И я все никак не могу налюбоваться цветом здешней воды. Я никогда ничего подобного не видела — и она такая прозрачная, что видно все насквозь, до самого дна.

Его взгляд упал на видневшийся под водой вырез ее купальника, и он тихо застонал.

— С тобой все в порядке? — она подступила поближе, так, что ее тело почти прикасалось к нему.

Уильям схватил ее за плечи, чувствуя, что его желание вот-вот зашкалит за точку кипения.

— Нет, не все, — прорычал он. — У тебя есть хоть малейшее представление о том, насколько ты сексуальна в этом бикини? Или о том, что оно творит со мной?

Она нахмурилась.

— Ты сердишься на меня за то, что я его надела?

— Ну конечно, нет. Но… — он помолчал и потряс головой, пытаясь прояснить свой затуманенный вожделением рассудок. Но это было безнадежное предприятие. — Я так долго не выдержу, Лиззи. Я только о тебе и думаю с самого утра, с тех пор как проснулся. Ты сейчас смотришь на человека, умирающего от жажды.

— Я знаю, — вздохнула она, потянувшись, чтобы убрать несколько влажных завитков с его лба. — Я тоже постоянно о тебе думаю. Мне казалось, прошла вечность, прежде чем ты наконец появился сегодня у бассейна.

— Я хотел сегодня утром заниматься с тобой любовью снова и снова, может быть, даже попробовать уговорить тебя отменить планы, связанные с твоей теткой. Но когда я проснулся, ты уже ушла, — он провел пальцем по затопленной водой ложбинке между ее грудей. — Почему ты меня не разбудила?

Мимо них прошла волна, и она ухватилась за его талию, чтобы удержаться на ногах.

— Я же объяснила в записке. Ты был вымотан, ты устал, и тебе нужно было выспаться.

— Нет. Мне нужно было быть в тебе.

Ее глаза полыхнули огнем при этом смелом заявлении, и она провела языком по губам. Он скользнул рукой по верху ее бикини, слегка прижав большим пальцем набухший сосок, отчетливо проступавший под тонкой тканью.

— Уильям, не здесь, — задрожав, прошептала она.

— Никто не увидит, — прошептал он, пока его рука продолжала свои ласки. — Во всяком случае, пока вода нас прикрывает. Никто даже не увидит, если я сделаю вот так.

Он спустил с ее плеч тоненькие голубые бретельки, стянул верх от купальника пониже, и его ладони полностью накрыли два обнаженных полушария, таких белоснежных, прохладных и восхитительно упругих. Он подумал о других мужчинах у бассейна и о тех алчных взглядах, которыми они ее провожали — мысленно раздевая ее, желая ее. Но она принадлежала ему — и только ему. Его вожделение достигло новых высот, и все тело уже изнывало от неистовой жажды обладания.

— Уильям, — вздохнула она, — мы не должны… — но он прервал ее протесты поцелуем, и она почти сразу же сдалась без боя: ее губы покорно раскрылись навстречу, а груди мягко прижались к его груди, и она приникла к нему всем телом.

Он тихо зарычал, не отрываясь от ее губ.

— Я хочу тебя, Лиззи, сейчас. Я не могу ждать до вечера, — в его взбудораженном мозгу уже проносились наэлектризованные видения, в которых он стаскивал с нее бикини, стягивал плавки и брал ее прямо здесь, в воде. Разгоряченный этой перспективой, он огляделся вокруг, проверяя, не плывет ли кто-нибудь поблизости. Но затем вспомнил, что в этом плане есть изъян: опять он неистово желал ее, но у него не было с собой презерватива.

С глубоким вздохом, который прокатился, казалось, по всему телу, он резко вернулся обратно к реальности. По мере того как к нему возвращался здравый смысл, он начинал понимать, что в любом случае не сможет взять ее в воде — только не рядом с переполненным пляжем и пловцами неподалеку. Мысль о том, что он, всегда так маниакально охранявший свою частную жизнь от посторонних взглядов, мог даже подумать о таком безрассудном, опрометчивом поступке, привела его в ужас. Его желания вышли из-под контроля, и ему необходимо было сейчас успокоиться — ради них обоих. Он отстранился от нее на несколько дюймов и склонил голову, чтобы поцеловать ее — на сей раз мягко и нежно, пробуя соленую воду у нее на губах.

Но, очевидно, его ласковый поцелуй не сумел донести до Элизабет эту новую, успокаивающую стратегию.

— Я тоже хочу тебя, — прошепала она ему на ухо перед тем, как нежно потеребить губами мочку, и от легкого прикосновения ее груди к своей он тут же покрылся гусиной кожей, как целый отряд пернатых. Ее руки скользнули под эластичную резинку его плавок и обняли нагие ягодицы. Он судорожно втянул в себя воздух. В ту же секунду вновь позабыв об осторожности и о контроле, он потянулся к ее руке, чтобы направить ее вперед, к ноющему от возбужения паху. Ее прикосновения только ухудшат состояние его проблемной зоны, но сейчас ему было все равно.

Позади них раздались голоса. Они резко отпрянули друг от друга, и Элизабет молниеносно натянула обратно верх от купальника, бросая по сторонам встревоженные взгляды. Недалеко от них, негромко переговариваясь, проплывала брассом пожилая пара.

— Пошли ко мне в номер, — торопливо прошептала Элизабет.

— Ты читаешь мои мысли, — Уильям вновь поцеловал ее, не в силах сдержать торжествующего блеска в глазах. Почему-то ему было очень важно, чтобы она первая это предложила, а не ждала, когда он сам намекнет на этот очевидный выход из положения.

Они поплыли рядышком в сторону берега.

— Есть только одна проблема, — сказал он, наморщив лоб. — Кажется, у меня появилась новая вредная привычка: я опять не готов к нашим занятиям.

Перед выходом из дома он сунул презерватив в карман шорт, надеясь, что днем предоставится счастливая возможность его использовать. Он поежился от малоприятной перспективы — возвращаться назад к лежакам, чтобы выудить упаковку из кармана, в мокрых плавках, облепивших тело и откровенно демонстрирующих его возбужденное состояние проницательному взгляду Мэдлин Гардинер.

Вставая на ноги, он напоролся на острую ракушку, принесенную прибоем, и оступился с гримасой боли. Элизабет схватила его за руку, помогая удержать равновесие.

— Нам повезло, что я в свое время была членом скаутского отряда, — с самодовольной ухмылкой сказала она.

— И что это значит?

— Их лозунг, глупенький. «Будь готов». То, что нам нужно, есть в моем номере.

— Слава Богу, — они были уже на мелководье, и он схватил ее за талию, удерживая на месте. — Погоди. Мне нужно будет идти прямо за тобой, пока мы не доберемся до наших полотенец.

— Почему?

Он стрельнул глазами вниз.

— Угадай из восемнадцати раз?

— А-а-а... — ее губы сжались в тонкую линию. — Ну конечно. Ну что ж, тогда давай с левой ноги. Будем считать вслух, чтобы не сбить строй?

Он чуть было не схватил ее в объятия, чтобы стереть поцелуем эту дерзкую, нахальную усмешку у нее с губ. Но теперь, когда вода доходила им лишь до колен, они стали вести себя гораздо осмотрительнее, и он удовлетворился лишь тем, что нежно провел по ее щеке костяшками согнутых пальцев. Затем они пустились в путь по направлению к полотенцам, дружным тандемом выйдя из океана и промаршировав по пляжу.

Кривая усмешка изогнула губы Уильяма, когда он вспомнил свою вчерашнюю прогулку голышом по коридорам Пемберли — и вот опять, не прошло и суток, и он снова недоумевает, как ему удалось так безнадежно уронить свое достоинство. Но если небольшая жертва благопристойности поможет сохранить ощущение эйфории, поющей сейчас в его венах, то это, безусловно, станет одной из самых легких жертв в его жизни.

Казалось, что Элизабет никогда не прекратит возиться с ключ-картой от номера. Уильям дрожал от холода, поскольку мокрое полотенце было никудышной защитой от агрессивного кондиционера, продувающего воздух в коридоре отеля. Вообще-то он подозревал, что сам несколько замедляет процесс открывания дверей тем, что, крепко обнимая Элизабет сзади, безостановочно покрывает поцелуями ее шею и плечи, но с этим он ничего не мог поделать.

Наконец на электронном замке загорелся зеленый огонек и номер открылся. Как только дверь захлопнулась у них за спиной, они бросились друг другу в объятья, и их губы слились с истовым самозабвением, вытесняя огнем страстного жара последние отголоски прохлады, охватившей их в коридоре.

В мгновение ока влажные тряпки были сброшены на пол, и они застонали в унисон от блаженства, когда их обнаженные тела вновь сплелись воедино. Кожа была холодной и влажной, и вода стекала ручьями с мокрых волос, но Уильям не собирался ждать, пока они высохнут — он вообще ничего не собирался больше ждать.

— Где презервативы? — пробормотал он ей в ухо, одной рукой блуждая по ее груди, а другой тесно прижимая к себе нижнюю часть ее тела.

— В ванной, — выдохнула она, тихонько поводя бедрами, и от этого восхитительного трения у него вырвался глухой стон.

Внезапно она замерла в его объятиях и прижала два пальца к его губам; глаза ее широко распахнулись.

— Тш-ш-ш, — она схватила его за руку и с тревогой уставилась на дверь, ведущую в смежный номер Гардинеров. Он смотрел на нее с бешено колотящимся сердцем, с трудом переводя дыхание, пока не услышал приглушенные мужские голоса, доносившиеся из гостиной.

— Я совсем забыла, — прошептала она, дыша так же быстро и прерывисто, как и он, — время от времени дядя Эдвард использует гостиную для заседаний, — она уткнулась лбом в его грудь. — Прости, мне так жаль. Мы не можем этим заниматься, пока они за соседней дверью.

— Мы будем вести себя очень тихо, — он легонько подтолкнул ее к кровати. Остановка не значилась в его списке приемлемых вариантов.

— Нет, правда, — прошептала она, изгибаясь, чтобы отстраниться от него, когда его голова склонилась к ее груди. — Даже если мы не издадим ни звука, в чем я сильно сомневаюсь, кровать может скрипнуть. И я буду все время отвлекаться, беспокоясь, как бы дядя нас не услышал.

Он вздохнул.

— Я не хочу, чтобы ты отвлекалась.

— И кроме того, — продолжала она, и ее плечи напряглись под его руками, — я рискую унизить дядю Эдварда. Представь, каково ему будет, если дело кончится тем, что ему придется развлекать своих коллег под саундтрек племянницы, кувыркающейся в постели со своим парнем.

С этим Уильям спорить не мог, но он быстро рассмотрел план Б.

— Пошли со мной, — прошептал он, и, взяв ее за руку, повел в сверкающую белоснежную ванную, единственным цветовым пятном которой была бледно-сиреневая орхидея Каттлея, украшавшая туалетный столик.

— Здесь? — озадаченно спросила она и огляделась вокруг, словно производя инвентаризацию имеющихся горизонтальных поверхностей.

— Здесь, — он прошел в душевую кабину и включил воду. — Тебе никогда не доводилось заниматься любовью в душе?

Не успели эти слова сорваться с его губ, как он болезненно поморщился. Ну конечно, не доводилось, и ей совсем не нужны были напоминания о его прошлом опыте с другими женщинами.

Но, похоже, она не обратила внимания на очевидные выводы, следовавшие из его слов, слишком занятая изучением своего отражения в зеркале. Она прикусила губу и потянулась к вешалке, но он заключил ее в кольцо своих рук прежде, чем она успела взять полотенце.

Она скептически посмотрела на него.

— Почему ты решил, что здесь они нас не услышат?

— У твоей ванной комнаты нет смежной стены с номером Гардинеров. Я это еще вчера вечером заметил, — он поцеловал ее в шею, чувствуя, как ее тело потихоньку расслабляется в его объятиях.

— А с чего вдруг такой интерес к гостиничной планировке?

— Именно для такого случая, — самодовольно ответил он. — Ну что, мой план получает твое одобрение?

Вместо ответа она высвободилась из его объятий и достала из шкафчика над раковиной голубую косметичку в цветочек. Вынув оттуда маленькую квадратную коробочку, она картинно протянула ее ему.

— Кажется, тебе понадобится что-то в этом роде?

Он кивнул с серьезным видом.

— Спасибо. Я явно недооценивал пользу скаутских отрядов.

Улыбнувшись, она расстегнула заколку, державшую конский хвост, и встряхнула длинными мокрыми кудрями, рассыпавшимися по плечам. Затем проверила температуру воды в душе и ступила внутрь. Его сердце чуть не остановилось, когда он посмотрел на свою неотразимую богиню, стоявшую под струями воды, которая стекала с ее прекрасного тела мириадами крошечных водопадов, и увидел манящий призыв ее ласковых, нежных глаз. Он вновь подумал о мужчинах у бассейна. Хоть обзавидуйтесь — она моя.

Он присоединился к ней в душе и плотно закрыл полупрозрачную стеклянную дверь. Кабина была достаточно просторной для двоих при условии, что ее обитатели не возражают против тесного соседства, а он уж точно не возражал. Душевые насадки, расположенные на разной высоте, омывали его теплой водой и окутывали клубами пара.

— Иди ко мне, cara, — мягко произнес он.

Она с готовностью шагнула к нему в объятья, и они тесно прижались друг к другу, а их рты жадно слились воедино. Затем он потянулся за мылом и тщательно намылил ее тело — сказать по правде, некоторые места гораздо тщательнее остальных. Элизабет, кажется, ничего не имела против, судя по тихим блаженным вздохам, которые она издавала, когда его намыленные руки обводили округлые контуры ее груди, медленно дразня ее соски, пока они не превратились в два затвердевших розовых бутончика, и когда он, тихонько скользнув ладонью вниз вдоль ее живота, нежным и интимным касанием провел пальцами у нее между ног.

Элизабет, в свою очередь, схватилась за мыло и принялась за выполнение своей задачи с таким энтузиазмом, что ему в конце концов пришлось остановить ее.

— Хватит, — выдохнул он, отводя ее руки от своей напрягшейся, ноющей плоти, — а то я долго не выдержу.

Он смыл с себя пену и глубоко вдохнул, одурманенный водоворотом чувственных ощущений — паром, окончательно затуманившим стеклянную дверь, струями воды, бьющими по его телу изо всех углов, ароматами мыла и жасминового шампуня, котором он только что вымыл ее волосы. Но больше всего все его чувства были заполнены Элизабет — ее гладкой кожей и мягкими, округлыми изгибами тела; ее руками, которые ласкали его с такой благоговейной любовью; ее глазами, подернутыми томной поволокой страсти и неотрывно прикованными к нему. Он привлек ее к себе, скользнув руками вдоль спины, чтобы крепче прижать ее бедра к своим, и склонил голову, следуя губами за одним из миниатюрных водопадов, который низвергался с ее груди. Обхватив ртом сосок, он втянул его в себя, упиваясь его изысканно нежной сладостью. Она чуть слышно застонала, перебирая пальцами его спутанные мокрые волосы.

А потом пришел его черед стонать, когда ее руки опять сомкнулись вокруг него, поглаживая, возбуждая и дразня, до тех пор, пока ему снова не пришлось остановить ее, содрогаясь в борьбе с собственным телом, настойчиво требовавшим продолжения этой острой и сладостной пытки. Он схватил маленький пакетик, лежащий в мыльнице, быстро натянул презерватив и повернулся к ней, вновь скользнув рукой между ее ног. Она беспомощно всхлипнула, и он продолжил свои ласки, ощущая, как нежное податливое тепло под его пальцами с каждой секундой увеличивает его нетерпеливое желание овладеть ею, пока все его тело не напряглось, охваченное дрожью от стремления дать выход охватившей его страсти.

Вскоре ее бедра начали покачиваться под его рукой и она содрогнулась, зарывшись лицом в его плечо.

— Уильям, пожалуйста…

— Обними меня руками за плечи и держись крепко.

Она подчинилась, и он легко приподнял ее и, прижав спиной к стене, обхватил ее бедра, помогая ей обвить себя ногами за талию. Жар струился из их глаз, когда он с низким стоном устремился домой, приходя в совершенный восторг от трепетного тепла и невыразимого уюта, которые его там встретили. Оставаясь глубоко в ней, он нежно и пылко поцеловал ее, обводя языком мягкие полные губы, с готовностью раскрывшиеся ему навстречу. Затем начал двигаться — вначале медленно, но постепенно ускоряя темп, достигая безудержного, энергичного ритма, который только подхлестывали ее негромкие, но страстные вскрики удовольствия.

Уильяму казалось, что тело его уподобилось одной из его спортивных машин, которой после долгих часов медленной езды на низкой передаче удалось наконец выскочить на прямую автостраду и помчаться вперед на максимальной скорости, уносясь за горизонт. Их слияние было быстрым, и ярким, и радостным — в клубах горячего пара, под аккомпанемент их страстных стонов, которые вторили друг другу в эротическом дуэте, еще сильнее воспламенявшем его кровь. Она держалась за него безумной, судорожной хваткой, в беспомощном самозабвении покоряясь его напору, и вдруг, гораздо раньше, чем он бы мог себе представить, напряглась и выкрикнула его имя, уронив голову ему на плечо. Он ощутил, как она мягко пульсирует вокруг него — и для его перевозбужденного тела этого было более чем достаточно. Буквально секунды спустя он мощно подался вперед и выгнул спину, с неистовым стоном облегчения опустошая себя у нее внутри.

Они приникли друг к другу, тяжело дыша, с бешено колотящимися сердцами, слишком ослабевшие, чтобы стоять поодиночке, но постепенно набираясь сил друг у друга в объятиях. Ноги Элизабет медленно соскользнули на пол, но руки по-прежнему крепко обнимали его за шею.

— Я люблю тебя, Уилл, — ее задыхающийся голос был хриплым и еле слышным, как шепот.

— А я обожаю тебя, cara.

Ее губы прильнули к его губам — и больше никаких слов было не нужно.

Как только к ним вернулась способность передвигаться, Элизабет настояла на том, чтобы они снова натянули на себя влажные купальники и вернулись к бассейну. Она напомнила раздраженному Уильяму, что они покинули там Мэдлин и неудобно было бы не показаться ей, хотя бы ненадолго. Но, вернувшись к лежакам, они застали Мэдлин уже на ногах — она собирала их вещи.

— Хорошо, что вы подошли, — сказала она. — Я решила вернуться в номер, и не знала, оставлять ваши вещи здесь или забрать их с собой. Не хотелось, чтобы вы, вернувшись после плавания, обнаружили, что все куда-то пропало, — лукавое, многозначительное выражение ее глаз заставляло предположить, что ей в точности известно, где именно они были и чем занимались.

— Ну, как бы то ни было, — продолжила Мэдлин, — я собираюсь немного подремать. В котором часу мы встречаемся, чтобы посидеть перед ужином?

Они обговорили время, после чего Мэдлин извинилась и ушла.

Не прошло и полминуты, как Уильям и Элизабет на всех парах ретировались обратно в номер, с облегчением убедившись, что за стеной, в гостиной, теперь царила полная тишина — очевидно, за время их короткого пребывания у бассейна заседание Эдварда благополучно завершилось. Они скинули купальники и обернулись в белые махровые халаты. Когда Элизабет вернулась из ванной комнаты с тюрбаном из полотенца на мокрых волосах, Уильям подхватил ее на руки, бросил на кровать и сам устремился вслед за ней под аккомпанемент ее веселого, беззаботного смеха.

Час спустя они по-прежнему валялись в постели, нежась и обмениваясь легкими, ленивыми ласками, и болтали о разных пустяках. Мягкий бриз чуть колыхал занавески, обрамлявшие распахнутые на балкон стеклянные двери, и косые лучи клонившегося к закату солнца рисовали на плитке пола яркие полосы и узоры. До них периодически доносились звуки передвигаемой по бетону тяжелой мебели и отдаленное позвякивание посуды — это служащие отеля накрывали у зоны бассейна столы к ужину. Унылым рефреном раздавался одинокий голос древесной лягушки, пытавшейся разбудить своих собратьев для очередного вечернего концерта. Несмотря на полное умиротворение, растекавшееся по всему телу, Элизабет охватила легкая грусть при мысли о том, что один из самых счастливых дней в ее жизни подходит к концу.

— Погоди-ка минутку, — Уильям покрепче сжал руки, обхватившие ее талию. — Поверить не могу, что я едва об этом не забыл. Ты ведь чуть раньше назвала меня Уиллом, не так ли?

Элизабет слегка отстранилась от него, бросив лукаво-вопросительный взгляд через плечо.

— Разве?

— И даже не пытайся это отрицать, — он скользнул рукой ей под халат и теперь лениво поглаживал ее грудь. — Ты назвала меня Уиллом, когда мы были в душе.

— Я была охвачена страстью, — парировала она, — и сама не знала, что говорю, — затем подняла его свободную руку, которая лежала у нее на талии, и прижалась к ней губами. — Ну а если серьезно, то я ведь тебе как-то обещала, что попробую называть тебя Уиллом.

— Ну и как, понравилось?

Она вернула его руку к себе на колено, переплетя их пальцы.

— Ну, полагаю, я могла постепенно бы к этому привыкнуть. Но «Уильям» тебе так замечательно подходит. Или… но, я думаю, ты ведь не позволишь мне называть тебя Вилли?

— Еще чего, — Уильям потянулся, застонав от удовольствия, закинул руку за голову, чтобы поправить подушку, и улегся поудобнее. — Нам нужно проводить так каждый вечер, — он взял с прикроватного столика бокал с шампанским.

— Это так по-декадентски, — вздохнула она, — шампанское и клубника прямо в номер, и роскошный полуобнаженный мужчина в моей постели. Да, пожалуй, я могла бы к этому привыкнуть, — она вывернулась из его объятий и склонилась над ним, стоя на коленях. Ее руки, нырнув под халат, ласково заскользили по его груди, наслаждаясь ее упругими мускулистыми контурами и дразня жесткие вьющиеся волоски, покрывавшие гладкую кожу.

Сегодня у бассейна она сказала правду: сейчас он выглядел лучше, чем когда-либо. Легкий загар покрывал его стройные плечи и грудь, которые стали чуть сильнее и шире, чем раньше, но силуэт их при этом был по-прежнему лишен тех мощных, выпуклых и накачанных бицепцов, которые после той кошмарной ночи с Майклом неизменно пугали ее.

Уильям протянул руку, заправляя выбившийся локон ей за ушко, и его ладонь осталась на ее щеке.

— Мне нужно кое-что с тобой обсудить, но я не знаю, как это лучше сказать.

— Это звучит серьезно. Ну давай, не тяни и выкладывай все, как есть, что бы это ни было. Обещаю, что не буду кусаться.

Он поколебался.

— Нам нужно поговорить о презервативах и… других способах.

— А-а, — она и не заметила, как напряглись ее плечи, до этого момента, пока не расслабилась со вздохом облегчения. — Я ожидала чего-то гораздо худшего.

— Извини. Я просто не знал, как ты отнесешься к этой теме.

Возможно, она и смутилась бы, если бы ранее сама не обдумала этот вопрос.

— Ты пытаешься сообразить, как бы потактичнее попросить меня принимать противозачаточные таблетки.

Он поставил бокал из-под шампанского на столик.

— Только если ты сама этого хочешь. Просто с презервативами так неудобно.

— И без них, должно быть, ощущения лучше, да?

— Вроде бы, хотя мне и трудно себе представить, как может быть еще лучше, чем было вчера ночью или сегодня днем, — он поднял прядку волос у нее с плеча, нежно теребя ее между пальцами, и тихо продолжил: — Я никогда не занимался сексом без презерватива.

Эта новость ее одновременно и удивила, и обрадовала.

— Даже когда был буйным подростком?

Он откинул ее волосы в сторону и стал щекотать губами шею, пока она с тихим взвизгом не вывернулась из его объятий, ежась от того, как покалывало кожу.

— С тобой я становлюсь в миллион раз более буйным, чем тогда, когда был подростком, — прошептал он, и его темные глаза загорелись хулиганским блеском. — Но нет, даже тогда я не обходился без презерватива. Ричард внушил мне Божий страх ко всякому сексу, кроме безопасного.

— Что ж, молодец, тем более, что для него это так актуально.

— Он всегда повторял: «Дело не только в том, что ты можешь подхватить. Дело еще и в том, кто может подхватить тебя». И он был прав. Я встречал немало женщин, которые были бы только счастливы «случайно» забеременеть от наследника империи Дарси. И не потому, что их интересовал я. Но только представь, на какое неплохое пособие по воспитанию ребенка они могли бы в этом случае претендовать.

От горькой нотки в его голосе у нее сжалось сердце.

— Столько людей пытались использовать тебя в своих целях, правда?

Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.

— Твое присутствие в моей жизни раз и навсегда положит этому конец.

— А ты не боишься, что я попытаюсь поймать тебя, «случайно» забеременев? — поддразнила она.

В его глазах засветилась нежность.

— Может, мне и не следует этого говорить, но я совершенно ничего не буду иметь против, если ты забеременеешь.

Элизабет вспыхнула, не зная, что ответить. Конечно, со временем ей хотелось бы завести детей, но она не собиралась с этим торопиться и не считала, что в ней так уж силен материнский инстинкт — ну, во всяком случае, не столь силен, как в Джейн. И все же, едва она подумала, что могла бы носить ребенка Уильяма, что-то тепло кольнуло у нее в груди. Сейчас, разумеется, было не время, но, может быть, когда-нибудь…

Он внимательно, пристально наблюдал за ней.

— Лиззи, я… — затем вдруг остановился и покачал головой. — Нет, ничего. Мы говорили о контрацепции.

Она хотела было заставить его закончить начатую фразу, но, почувствовав его неловкость, решила не настаивать и вернуться вслед за ним к изначальной теме их беседы.

— Ну, тогда слушай. Сразу после дня рождения я посетила клинику по планированию семьи. И даже приобрела таблетки.

— Тогда почему…

Она взяла его руку, любуясь длинными худощавыми пальцами и изящной продолговатой формой безупречно ухоженных ногтей.

— Дело в том, что их прием нужно начинать с определенного момента цикла, а вскоре после этого между нами все так осложнилось… что стало совсем не до того… ну и, словом, я так и не начала их пить вовремя, — она вздохнула. — Дай мне еще немного времени, и я сниму этот вопрос с повестки дня.

— Спасибо, — он прильнул к ее губам в долгом, нежном поцелуе.

— А как насчет других проблем? Меня проверили в клинике, когда я пришла выписывать себе таблетки, — она поморщилась, ибо ей было крайне неприятно переводить разговор об их близости в медицинскую плоскость, но, к сожалению, это было неизбежно. — Я помню, ты говорил, что всегда был осторожен, но…

От его понимающего кивка ей сразу стало легче.

— Но лучше знать наверняка. Согласен. Прошлым летом , когда я попал в больницу, у меня взяли кучу всевозможных анализов крови, в том числе и на ВИЧ, и все было в норме. А поскольку ты — единственная женщина, с которой я был близок за последний год с лишним… — и он улыбнулся, покрепче обхватив ее рукой за плечи.

— Ну вот и хорошо, — сказала она, расслабившись, и прильнула к нему поближе, радуясь, что можно оставить эту тему. — Передай мне клубничку, пожалуйста.

Уильям настоял на том, чтобы собственноручно скормить ей ягоду, что и проделал с явным удовольствием. После чего Элизабет, перегнувшись через него, взяла с серебряного блюда еще одну клубничину и поднесла к его губам. Проглотив ягоду, он взял в рот ее пальцы, перепачканные ярко-розовым соком, и начал медленно обсасывать их, обводя языком, и этот чувственный жест вызвал в ней волну жара, которая завибрировала в теле, добираясь до самых потаенных его уголков. Она высвободила пальцы и прижалась к его рту губами, пробуя его сладкий клубничный вкус в долгом и медленном поцелуе, вырвавшем у него из груди низкий, приглушенный стон. Затем она мягко толкнула его, опрокидывая на спину, и начала развязывать пояс его халата.

Распахнув халат, она медленно вдохнула и уставилась на него, как завороженная. Его тело было словно эротический тематический парк — мужественное, сильное, прекрасное, и такое захватывающе, умопомрачительно мужское — и оно было полностью предоставлено ей, чтобы исследовать и наслаждаться им в свое удовольствие. Он лежал и спокойно смотрел на нее с легкой улыбкой, игравшей в уголках его идеально очерченных губ, явно отдавая ей все бразды контроля, предлагая ей себя в полное распоряжение. Она склонила голову, обводя языком маленький коричевый сосок, а рука ее скользнула ниже, и пальцы легонько провели по тоненькой дорожке из темных волос, сбегавшей изящной змейкой от талии по плоскому подтянутому животу вниз, к теплой и сильной плоти, которая оживала сейчас от ее касаний.

— Ты, кажется, пытаешься что-то затеять? — этот вопрос пророкотал у нее под губами, пока она покрывала его грудь влажными поцелуями.

— А если и так, то что? — выдохнула она, приподняв голову и встретив его темный, обжигающий взгляд.

— То хорошо, — прорычал он, привлекая ее к себе.

------
* — «Зовите меня Измаил» — фраза, с которой начинается «китобойный» роман Германа Мелвилла «Моби Дик».

 

© 2007. Все права принадлежат автору