Нежданная песня

Глава 56

 

lavender orchid — Могу поспорить, что сад Эдема выглядит именно так, — сказала Элизабет, рассматривая сияющими глазами орхидею лавандового оттенка. Она предполагала, что сад Пемберли будет красив, но такое невероятное буйство красок и терпко-сладкая смесь ароматов тропического оазиса стали для нее неожиданностью.

Уильям усмехнулся:

— А я в твоих глазах Адам или змей?

— Змей, разумеется. Хоть ты и не пытался уговорить меня съесть запретный плод, но искушал множеством других способов.

palm tree — Кстати о способах… — он обнял ее и притянул к себе. — Я представлял, как целую тебя именно в таком месте.

— В таком? — Элизабет показала на свои губы, притворяясь, что не понимает его. — Но ты целовал меня сюда, не знаю сколько раз.

— Ну, тогда я, пожалуй, найду другие места для поцелуев, — он наклонился к ней и стал покусывать ее шею и ухо до тех пор, пока она не взвизгнула и не попыталась вывернуться. Он остановил смех долгим глубоким поцелуем, от которого ее притворное сопротивление тут же растаяло.

Они с трудом оторвались друг от друга.

— Я не шучу, — произнес Уильям нежно. — Ты не знаешь, сколько раз я представлял тебя здесь, в моем саду.

Она взяла его под руку, и они продолжили прогулку. Явное удовольствие, с которым он показывал ей свой дом и владения, трогало ее сердце. Элизабет редко видела его таким расслабленным и — она задумалась, подбирая подходящее слово, — довольным? умиротворенным?

lizard Они бродили по саду, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть экзотический цветок или понаблюдать за крошечной ящерицей, перебегавшей испещренную солнечными бликами тропинку. Сад был надежно укрыт кронами деревьев, а тишина вокруг нарушалась лишь щебетанием птиц и одинокими криками чайки, кружащей в вышине. Через просветы между деревьями был виден океан — безбрежная гладь сияющего сапфира.

Pemberley garden Тропинка вилась к беседке, которая скрывалась между деревьями, покрытая пережившей не один тропический ливень крышей.

Элизабет сжала руку Уильяма.

— Как мне здесь нравится! Словно тайное убежище!

— В детстве я, бывало, прятался тут, когда хотелось побыть одному. Я сидел и читал, а меня искали часами.

gazebo in Pemberley garden Она легко представила себе одинокого темноволосого мальчика, пробирающегося через сад с книгой в руках.

— Давай сегодня устроим здесь ужин.

— Можно устроить, если хочешь. Вечером всегда много мошкары, но свечи с цитронеллой обычно помогают.

Все еще держась за руки, они по молчаливому согласию сели на старую скамью под крышей.

— Я понимаю, почему ты любишь это место, — вздохнула она. Ей казалось, что здесь следует разговаривать вполголоса, чтобы не осквернить эту безмятежную природную часовню.

— Мои лучшие детские воспоминания связаны с Пемберли, — в его голосе прозвучала ностальгия. — Мама любила приезжать сюда. Здесь она могла расслабиться и быть самой собой, а не миссис Эдмунд Дарси, светской дамой из общества.

— А твой отец? Ему нравилось это место?

Уильям сглотнул и сжал губы.

— Он был слишком занят. Я не помню, чтобы он здесь когда-либо бывал.

Почувствовав его горечь, она вернулась к более приятной теме.

— Должно быть, твоя мама обожала этот сад.

— Да, конечно. Я знаю названия многих тропических растений лет с шести—семи, — он повернулся к ней с задумчивой улыбкой. — А потом я рассказывал о них Джорджиане, потому что у нее не было возможности узнать об этом от мамы.

Элизабет с болью услышала щемящие нотки в его голосе. Она отпустила руку Уильяма и стала нежно поглаживать его по спине.

— Джорджи была совсем маленькой, когда ваша мама умерла, да?

Уильям иногда говорил о своей матери, но Элизабет почти ничего не знала об обстоятельствах смерти Анны Дарси.

— Ей был всего месяц, — он закрыл глаза, расслабляясь от ее ласковых прикосновений.

— Бедная девочка — у нее нет никаких воспоминаний о матери. А как это произошло?

— Автомобильная авария. Я думал, ты знаешь об этом, — раздражение, прозвучавшее в его голосе, было, без сомнения, вызвано ее очевидной забывчивостью.

— Я хотела спросить, как именно все это случилось?

— Это случилось летом, — он опустил глаза, разглядывая песок под ногами. — Они были в нашем доме в Хэмптоне, она и… кое-кто из знакомых. Еще с нею были Джорджи и няня, а я оставался в городе, занимался со своим педагогом: я заканчивал школу и осенью должен был поступать в Джуллиард.

— Так авария произошла в Хэмптоне?

Он кивнул и наклонился вперед, упираясь локтями в колени.

— В их автомобиль врезалась другая машина, когда они возвращались с какой-то вечеринки.

— За рулем была твоя мама?

— Нет, — он стиснул зубы, и Элизабет почувствовала, как Уильям напрягся.

— Значит, машину вела ее подруга? А она осталась жива?

— Да и да. Он отделался легкими ушибами.

— Он? — Элизабет вспомнила, как дрогнул его голос, когда он упомянул «кое-кого из знакомых» своей матери.

Уильям резко выпрямился, взгляд его стал холодным и жестким.

— Он. У моей матери был… — он пожал плечами. — Я не знаю, как его назвать.

— Они были любовниками? — спросила она тихо, все еще поглаживая его спину.

Он вздохнул.

— Когда мне исполнилось тринадцать, я начал много выступать с симфоническими оркестрами и участвовать в конкурсах. Это занимало немало маминого времени, она ездила со мной, и, в сущности, была моим агентом: она подписывала контракты и занималась организацией концертов. У нее не было времени работать с фондом, и она наняла управляющего. Они с Соней занимались ежедневной рутиной, а мама и Ба принимали основные решения.

— И твоя мама и этот человек…

— Да, — он снова вздохнул и покачал головой. — Я заметил это не сразу: тринадцатилетние мальчики не слишком наблюдательны. Но я никогда не забуду тот день, когда узнал об этом. Я зашел в кабинет, когда они целовались.

— Должно быть, ты очень смутился. Думаю, и они тоже.

— Мама пришла в ужас, а ему хоть бы что — он еще имел наглость усмехнуться. Мне хотелось кулаком стереть эту ухмылку с его лица.

В воздухе запахло влагой, и вскоре по густой листве зашуршали капли дождя.

— А позже она поговорила с тобой об этом?

— Пыталась. Она говорила о том, как ей одиноко, что с тех пор, как отец оставил нас, она все время была одна. Но я не хотел ее слушать — я хотел позабыть все, что видел.

— Твой отец оставил вас? Мне казалось, они не развелись.

— Официально — нет, но жили мы отдельно. У отца была квартира в нескольких кварталах от нас, напротив парка. По воскресеньям он обычно ходил в церковь с семьей и затем завтракал вместе с нами в доме — это были традиционные бабушкины церемонии, — и даже неудачная женитьба не была достаточным поводом, чтобы игнорировать их.

— Так ты видел отца только раз в неделю?

— Если бы так. Когда я начал гастролировать, мы пропускали много воскресных завтраков — думаю, мама намеренно планировала поездки так, чтобы избежать встреч с отцом. Он также приходил на все формальные праздники — Рождество, День Благодарения, дни рождения, ну и так далее. Ну и появлялся на официальных приемах в тех случаях, когда его отсутствие было бы всеми замечено. Уверен, что все знали истинное положение дел, но следовало сохранять лицо: Ба настаивала на этом.

— Странно, что именно он ушел из дома, — ее озадачило то, что ушел Эдмунд, которому по праву рождения принадлежал дом, а не Анна.

— Это показывает, насколько он не хотел оставаться с нами, — вздохнул Уильям. — К тому же, это давало ему большую свободу жить так, как хочется. И конечно же, он не прожил все эти годы в одиночестве. Но все было тайно, разумеется. Чтобы не запятнать имя Дарси, — Уильям снова подался вперед, понурившись.

Как ей хотелось разгладить горестные морщинки на его лице.

— Бедняжка. Я знала, что у твоих родителей были проблемы, но не думала…

В этот момент он поднял голову и испытующе посмотрел на нее.

— Ты уверена, что хочешь быть со мной? Дарси и домашнее благополучие — вещи несовместные.

Несмотря на безразличный тон, в его внимательном взгляде читался немой вопрос. Она обняла его за плечи и нежно поцеловала в щеку.

— О нет, тебе не удастся так легко от меня избавиться. И потом, мои родители также не могут служить примером для подражания. Впрочем, могут, — если хочешь узнать, как выглядит совместная жизнь двух существ, не имеющих ничего общего, кроме биологически-видовой принадлежности. Если бы завтра моя мама провалилась в земную трещину — что не так уж невероятно, учитывая место, где они живут, — думаю, прошло бы несколько дней, прежде чем папа это заметил бы.

Его грустная улыбка исчезла также быстро, как появилась, лишь слегка дрогнули щеки.

— Да уж, мы подходящая парочка.

— Нам просто нужно разобраться со всем этим вместе, — она нежно погладила его по лицу. — Спасибо, что рассказал мне. Я понимаю, что для тебя это было не просто.

— На самом деле я рад, что рассказал тебе, — хотя лицо его и было серьезным, в глубине глаз блеснула усмешка. — И особенно рад тому, что ты не кинулась прочь с криком, услышав, что шкафы в доме Дарси доверху забиты скелетами.

— Ну да, я уж было хотела, — невозмутимо объявила Элизабет, — только дождь помешал.

Он расплылся в улыбке и теснее прижал ее к себе.

— Боишься растаять?

— Я призову на помощь Летучих Обезьян, — проскрипела она голосом Бастинды.

Засмеявшись, он наклонился и поцеловал ее мягкими и теплыми губами.

— Только не зеленей от злости, — ямочки заиграли на его щеках, — а то, боюсь, мне это не понравится…

Блики солнечных лучей заиграли на земле перед беседкой. Короткий дождь прошел, хотя капли, падающие с деревьев, еще стучали по крыше. Влажный воздух наполнился ароматами сырой земли, листвы и пряными запахами тропических цветов.

— А твоя бабушка знала об этом… человеке? — она не представляла, как иначе назвать его, поскольку Уильям не упомянул его имени.

— Думаю, она была в курсе — от Ба редко что ускользает, — но, конечно, мы никогда о нем не говорили. Я уверен, она многое могла бы сказать с глазу на глаз, но в публичной жизни у нее всегда была позиция: делать вид, что ничего не происходит.

— А твой отец? Думаешь, он знал? И как реагировал?

Уильям пожал плечами.

— Должно быть, знал, но я не представляю, что он чувствовал.

=flowers in Pemberley garden В его тоне прозвучало явное нежелание отвечать на дальнейшие расспросы. Элизабет открыла было рот, чтобы задать решающий вопрос, несмотря на возникшую отчужденность Уильяма, но остановила себя, подумав, что это будет чересчур. Он и так выказал ей беспрецедентное доверие, рассказав о болезненных подробностях своего детства, и хотя так и не раскрыл ключевой момент этой истории, ей не следовало заставлять его рассказывать больше, чем он хотел…. По крайней мере, пока.

Между ними повисло неловкое молчание; тишину нарушали лишь шорох пальмовых ветвей да крики чаек, парящих над скалами позади них. Свежий ветерок пронесся по саду, сорвал с ближайшего дерева кипу нежных розовых лепестков и забросил их в беседку. Элизабет смахнула лепестки, упавшие на волосы Уильяма, и он вернул ей эту услугу со своей неизменной аристократической грацией.

Она прокашлялась.

— У меня есть вопрос, но не знаю, как задать его.

— Просто спроси.

— Когда твои родители расстались… мне кажется, было бы естественнее, если бы твой отец остался в своем доме после всего, что произошло. И потом, когда бабушка узнала о романе твоей мамы… — не об этом она хотела спросить, но надеялась, что такое вступление поможет ей перейти к главному вопросу.

— А, ты хочешь знать, почему моя бабушка не выгнала из своего дома женщину, которая изменила ее сыну?

Элизабет поморщилась.

— Я не осуждаю твою маму, просто…

— Нет, я понял тебя. Бабушка очень любила маму. Вначале, когда мы приехали из Италии, они не очень ладили, но их сблизили дальнейшие печальные события.

Она интуитивно выстраивала цепочку.

— Ты говоришь о своей болезни?

Он кивнул.

— Бабушка не сразу прониклась теплотой к маме, но я, очевидно, завоевал ее сердце с первого взгляда.

— Еще бы, — она накрыла ладонью его сцепленные руки. — Могу поспорить— ты был самым красивым ребенком из всех, кого она когда-либо встречала. И миссис Рейнольдс как-то говорила мне, что ты был очень милым мальчиком.

На мгновение на его щеках появились и снова пропали ямочки.

— Какие бы ни были причины, но бабушка всегда относилась ко мне по-особому. Поэтому ей, должно быть, было очень тяжело — да и маме тоже, — когда меня положили в больницу. Отец был занят делами компании и, насколько я знаю, они с матерью в то время почти не общались. Поэтому когда после операции начались осложнения, маму и бабушку сплотило ожидание, выживу я или умру.

— Все было настолько серьезно? Я не знала, — она крепче сжала его руки.

— Я находился в больнице три или четыре недели, причем половину этого времени в критическом состоянии.

— Должно быть, это было для них очень мучительно. Не могу даже представить, каково это: видеть своего ребенка на грани жизни и смерти и не иметь возможности ничего сделать. Сознавать, что могут потерять тебя…. — она тряхнула головой, словно в какой-то мере почувствовав отчаяние Анны. — А ты — совсем маленький... Тебе, наверно, было так страшно.

Он обнял ее за плечи.

— К счастью, все эти события для меня довольно туманны. Но они очень напугали маму. Даже после того как я выздоровел, она ужасно переживала, когда ей приходилось выпускать меня из поля зрения.

— Я ее понимаю.

— Когда после моего возвращения из больницы отец предложил маме разъехаться на несколько месяцев, бабушка сказала ему, что уйти из дома должен именно он — я ведь оставался, а она не хотела разделять меня с матерью после всего, что они пережили. Очевидно, отец с бабушкой крупно поссорились — он считал, что я, живя в доме, полном женщин, вырасту слабаком. Но бабушка была тверда.

— Поэтому, выбирая между твоим отцом и тобой, она выбрала тебя.

— Возможно, она думала, что, если предъявит ему ультиматум, он передумает и останется, но он раскрыл ее блеф. Кроме того, она понимала, что мама нужна мне так же, как я нужен ей. У бабушки суровая наружность, но не существует ничего, чего она не могла бы сделать, чтобы защитить того, кого любит.

lily pads — Очень напоминает ее внука, — улыбнулась Элизабет.

Его взгляд словно обнял ее.

— Но несмотря на свое отношение, узнай бабушка об этой связи, она бы очень расстроилась. Думаю, она все-таки знала, потому что, как я уже говорил, она очень наблюдательна. Трудно обмануть человека, с которым живешь в одном доме, тем более что это продолжалось довольно долго.

Что-то не складывалось.

— Насколько долго?

— Я, конечно, не могу точно сказать, но когда я застал их, мне было тринадцать, а когда случилась авария — пятнадцать, — он встал, разглаживая складки на шортах. — Может быть, пойдем? Ты еще не видела пруд с лилиями.

Она кивнула и поднялась, но ее мысли все еще вертелись вокруг услышанной истории. События последних двух лет жизни Анны Дарси привели ее к неизбежному — и тревожному — заключению. Ей хотелось, чтобы Уильям рассказал все остальное, и она снова боролась с искушением озвучить свои подозрения.

Пруд, покрытый узором из качающихся на его спокойной поверхности лилий, предстал перед ними за следующим поворотом. Элизабет услышала тихое мяуканье и повернулась, чтобы увидеть на обочине тропинки изящную кошку с высоко задранным хвостом, пристально изучающую гуляющую пару. Элизабет наклонилась и протянула руку. Кошка осторожно потянулась к ней, обнюхивая пальцы. Она позволила почесать себе голову, но затем ускользнула прочь. Элизабет выпрямилась и повернулась к Уильяму.

pink and yellow hibiscus— Это ваша кошка?

— Нет, Шефердов.

cat by pond — А-а, понятно. Не могу представить тебя хозяином кошки.

— Абсолютно исключено, — он сорвал розовый цветок гибискуса с ближайшего куста и заложил ей за ухо. Затем притянул девушку к себе и крепко обнял. — Хотя существует некая леди с такими немного кошачьими глазами, которая просто сводит меня с ума.

Она притянула к себе его голову, коснулась губами его губ и уютно прижалась к нему. Если бы только она могла вытянуть из его сердца весь этот яд, скопившийся с детства. Эти воспоминания кое-что объяснили ей, но Элизабет интуитивно чувствовала, что в его душе еще многое скрывается. Ей придется копать медленно и осторожно, чтобы добраться до правды.

Они закончили обход сада, выйдя на поляну.

— А сейчас мне бы очень хотелось пойти прямо на пляж, — сказала она. — Я знаю, что это для тебя особое место, но теперь оно стало особенным и для меня, потому что именно там мы встретились снова.

— Даже если бы мы не встретились на пляже, я все равно нашел бы тебя. Я приехал сюда совсем не для того, чтобы упустить свой шанс.

— Но получилось так, что тебе и не пришлось искать меня — мы нашли друг друга.

Он поцеловал ее руку.

— Благодарю Всевышнего за это. Ты хочешь есть?

Такая быстрая смена темы разговора была словно удар кнута. Хотя, если подумать…

— Да, я действительно голодна.

— И я, — после завтрака уже прошло немало времени. — Я попрошу миссис Шеферд собрать для нас корзину с бутылкой вина и закусками.

Экономка приготовила для них восхитительный завтрак, который они с удовольствием съели, встав с постели, где провалялись допоздна, то засыпая, то просыпаясь, чтобы заняться любовью.

Они нашли миссис Шеферд в одной из спален на втором этаже, где та наводила порядок. В этой комнате обычно жила Джорджиана, когда приезжала в Пемберли. Уильям уже показал Элизабет весь дом, и эта комната, оформленная в светлых тонах — белом с вкраплениями кораллового и бирюзового — понравилась ей больше других. Экономка улыбнулась на просьбу Уильяма о закусках, подходящих для пикника на пляже.

— Я все поняла, — сказала она радушно, — только дайте мне пару минут.

Она отложила свою работу и направилась вниз, тяжело спускаясь по ступенькам.

Уильям затащил Элизабет в свою спальню.

— И почему она такая расторопная? — проворчал он. — Пара минут — это слишком мало. Вот если бы она попросила полчаса… — он приподнял бровь, многозначительно улыбаясь и поглаживая ее обнаженные руки.

Кожа Элизабет покрылась мурашками.

— Вы ненасытны, сэр, — она чуть не рассмеялась от невольной мысли: Хотя кто бы говорил…

— С тобой — да, — прошептал он хрипло, — и к тому же я отыгрываюсь за упущенное время, — он обнял ее за талию и, наклонив голову, потерся носом об ее нос. — А я уже говорил тебе, насколько соблазнительно ты выглядишь сегодня?

— В майке и шортах? — протест в ее голосе прозвучал слишком слабо, но она не знала, откуда взять силы, чтобы спорить с ним, если он прижимается к ней, обдавая жаром, а его губы нежно пересекают ее щеку.

— Вот именно, — его теплое дыхание защекотало ей ухо. — Конечно же, ты была бы еще соблазнительней и без них, — его руки скользнули под майку и ласкали ее обнаженную кожу. Его язык заскользил по ее губам, пока не пробрался между ними.

И она потеряла счет времени, погружаясь в пылкую страсть его поцелуев, пока голос, раздавшийся в коридоре, не вернул ее к реальности.

— Мистер Дарси, насчет вина: я не уверена… — миссис Шеферд внезапно замолчала. — Простите.

Элизабет вздрогнула и отдернула руки от обнаженной груди Уильяма, легко доступной из-за наполовину расстегнутой рубашки, словно его кожа обожгла ей ладони. Она отпрыгнула от него, хотя это было непростой задачей, так как одна рука Уильяма находилась внутри лифчика, а другая обхватывала ее ягодицы под шортами и трусиками. Ее лицо вспыхнуло, она одернула майку и скрестила руки на груди.

Уильям быстро глянул вниз, разглаживая полы рубашки, но изумленный взгляд экономки встретил с невозмутимым достоинством.

— Мы спустимся через минуту, и я выберу вино.

— Да, сэр. Я буду на кухне.

Элизабет молчала, пока экономка не отошла достаточно далеко, чтобы не слышать их разговор.

— Как тебе это удается? — прошептала она.

— Как мне удается что?

— Оставаться спокойным и невозмутитым в момент, когда нас фактически поймали in flagrante delicto — она ожидала от него бурной реакции: либо гнева из-за того, что их прервали, либо смущения, подобного ее собственному.

Он пожал плечами.

— Никогда нет полного уединения, если в доме есть прислуга. Поверь мне, когда сюда приезжал Ричард, она видела намного худшие картины. Но нам нужно быть повнимательнее с открытыми дверями.

Он шагнул к ней и обнял за плечи.

— Итак, мы все-таки идем на пляж или остаемся здесь и продолжим с того момента, на котором остановились? — он наклонился и зашептал ей на ухо: — Мы ведь можем устроить пикник и в постели.

— Конечно же, на пляж, — Элизабет выбралась из его объятий; ее любовное настроение успело утонуть в океане унижения. Она сомневалась, что сможет заниматься любовью с Уильямом, если миссис Шеферд или кто-либо другой будет находиться ближе чем в миле от дома.

Он вздохнул.

— Ну ладно. Я найду темные очки, и мы пойдем.

— Хорошая мысль, — Элизабет проверила свой карман: он оказался пуст. — Вероятно, я оставила свои внизу. Встретимся там.

Но на столике в холле очков не оказалось, и это встревожило Элизабет. Они заходили только в одну комнату на первом этаже, когда искали миссис Шеферд, — на кухню, а это означало, что она оставила очки именно там. Перспектива снова столкнуться с экономкой никак не радовала Элизабет, но, поразмыслив над возможностью избежать этого и не придумав ничего подходящего, поправила волосы, затянутые в конский хвост, расправила плечи и направилась в кухню, стараясь придать лицу выражение спокойной уверенности.

Миссис Шеферд встретила ее удрученной улыбкой.

— Извините, мне очень жаль; я зашла очень не вовремя, да?

Элизабет почувствовала, как кровь прилила к лицу, но постаралась взять себя в руки.

— Это мы должны извиняться, а не вы.

— Ерунда. Вы на отдыхе и можете развлекаться в свое удовольствие.

Маленькие, широко расставленные глазки миссис Шеферд светились интересом, а губы растягивались в кривоватой, но добродушной усмешке.

— Не удивительно, что вы оба голодны, — вы сжигаете калории лучшим из способов.

Элизабет подавила острое желание нырнуть под стол. Миссис Шеферд, должно быть, заметила ее смущение, потому что, вытерев руки полотенцем, похлопала Элизабет по руке.

— Простите, мисс Элизабет. Я совсем не хотела смущать вас. Нужно быть слабоумной, чтобы отказаться от возможности развлечься с таким красавчиком, как мистер Дарси, — она покачала головой. — Ну вот, я опять смутила вас. Уинстон всегда говорит мне: что у тебя на уме, то и на языке.

Уинстон, неразговорчивый мистер Шеферд, который вчера утром отвозил Элизабет в гостиницу, на все ее приветливые реплики отвечал только вежливыми односложностями.

Невозможно было представить, как эта прямолинейная и искренняя женщина умудряется сохранить с Роуз Дарси нормальные отношения. Мысленно пожав плечами, Элизабет забрала очки, сунула их в карман и сказала:

— Спасибо за закуски, что вы приготовили для нас. Уверена, нам все очень понравится.

— Счастлива была помочь. Да, кстати, я, конечно, спрошу у него самого, когда он спустится, но как вы думаете, мистер Дарси не будет возражать, если мы с Уинстоном съездим сегодня вечером, после того как я накрою ужин, в Хоултаун? У нашей дочери заболели все три ее ребенка, и я думаю, ей потребуется наша помощь. Я вернусь к утру и приготовлю завтрак, но нас не будет здесь всю ночь.

Даже без ударения, которое сделала миссис Шеферд на последней фразе, Элизабет по озорной усмешке, мелькнувшей в глазах экономки, могла догадаться, что это был просто повод.

— Думаю, что не стал бы, — воображение Элизабет уже устремилось дальше, строя заманчивые планы на вечер полной уединенности.

Нет, Уильям не стал бы возражать, совсем.

divider

Bathsheba beach На пляже Пемберли, как обычно, царил покой. Несколько серфингистов покачивались на воде, да вдоль берега брел случайный бродяга в надежде найти в полосе прибоя что-нибудь ценное, но что значили все эти мелочи, если в распоряжении Уильяма и Элизабет был весь пляж с его мельчайшим, нежно-желтым песком. Уединенность и дикая нетронутая красота этого места всегда действовали на душу Уильяма умиротворяюще, но сегодня ощущение мира и покоя было особенно глубоким.

Они раскинули одеяло под скалой, чтобы скрыться в тени, так как солнце, несмотря на то, что день склонялся к вечеру, все еще беспощадно раскидывало свои горячие лучи со стороны скалы. Элизабет прижалась спиной к груди Уильяма, положив голову ему на плечо, а он обнял ее за талию. Они почти не разговаривали после того, как съели свои импровизированные закуски, наслаждаясь взаимной близостью и видом волнующегося океана.

Она подняла бокал, допивая последний глоток.

— Еще вина? — спросил он, безуспешно пытаясь дотянуться до бутылки, так как Элизабет, комфортно устроившаяся в его объятиях, мешала этому.

— Подожди, я достану сама, — сказала она, — А ты хочешь?

— Пожалуй нет, — Уильям чувствовал приятную вялость, наслаждаясь безмятежным теплом дня и нежной мягкостью ее тела в своих объятиях. Лишняя порция вина могла нарушить это тонкое равновесие и ввести его в ступор. Он отпустил ее, пока она наполняла свой бокал. Элизабет отхлебнула вина и снова со счастливым вздохом угнездилась подле него.

— Я в раю. И почему нет никого, кто согласился бы платить мне зарплату за то, что я сижу здесь с тобой на пляже?

— Некто есть, но у меня есть четкое ощущение, что ты не захочешь, чтобы он тебе помогал.

— Ну вот, — она развернулась к нему через плечо, грустная ирония плескалась в ее глазах, — я тысячу раз говорила подобные слова, но никогда тому, кто в состоянии это сделать. Чувствую, это попадает в категорию «будь осторожен с тем, чего желаешь».

Он поцеловал ее в макушку. Иногда под грузом ответственности за семью и требований карьеры он забывал о существовании свободы выбора, которой был наделен с рождения. Ему не нужно было зарабатывать на жизнь, он мог бы жить бездельничая по крайней мере половину своего времени, как это делал Ричард. Это была свобода, которой Элизабет никогда не знала, к которой ей нужно было приспособиться после стольких лет борьбы за самоутверждение. Он болезненно ощутил, как тают его мечты о путешествиях по миру в ее компании. Она захочет заниматься собственной карьерой, даже будучи финансово независимой. Он тяжело вздохнул.

Элизабет оглянулась на него.

— Все нормально?

Он наклонился и поцеловал ее.

— Все чудесно, — возможно, ему придется ездить одному, но она будет ждать его. Этого было достаточно — должно было быть.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — начала она медленно, — о вчерашней ночи.

— Звучит тревожно …

— Нет, правда, нет, — она высвободилась из его объятий и уселась рядом с ним на колени.

— Вчера ты спросил меня, не вел ли ты себя как Майкл, и я ответила «нет».

Его сердце сжалось.

— Этого я и боялся. О Боже, Лиззи, прости меня…

Она мягко дотронулась до его щеки и склонилась, чтобы поцеловать его.

— Нет, погоди. Дай мне объяснить. Сознаюсь: ты немного напугал меня. Когда ты, обычно такой терпеливый и нежный, внезапно стал таким настойчивым и даже немного грубым, я…

Он схватил и сильно сжал ее руку.

— Я травмировал тебя. Так я и знал. Господи, но я же этого совсем не хотел…

Она прижала пальцы к его губам, заставляя замолчать.

— Ты не травмировал меня. Но такая грубая страсть и такое чисто мужское поведение невольно вызвали у меня ассоциации с Майклом. И потом, когда ты прижал меня к дивану всем телом, я снова вспомнила ту ночь…

Задыхаясь от раскаяния, он неуклюже обнял ее.

Cara, прости меня. Это больше никогда не повторится.

— Да нет, все нормально, правда.

Он гладил ее волосы и нежно прижимал к себе.

— Конечно, ненормально. Ты должна была сказать мне. Я бы остановился.

— Дело в том, что я боролась с собой и победила, — она погладила его по лицу. — Я сосредоточилась на тебе и на том, что ты совсем не Майкл, и что я знаю: ты никогда не причинишь мне боли, потому что любишь меня. И тогда мои страхи улетучились и мне уже не хотелось, чтобы ты останавливался.

В темном уголке сознания он тут же отметил эту чувственную сторону ее признания, но ощущение вины не давало возможности думать ни о чем другом.

— Так ты научилась бороться с возвратами в прошлое?

— Диана, психолог, научила меня некоторым приемам, которые я использовала, ну и они сработали.

— Слава Богу, — он прижал ее голову к себе. — Обещаю, что лучше вообще не стану прикасаться к тебе, чем причиню какие-либо страдания.

Она выпрямилась, посмотрела ему в глаза и твердо сказала:

— Об этом не может быть и речи. Твои прикосновения приносят столько радости.

Выражение ее лица было серьезным, но в глазах блистали искорки.

— Но мне ненавистна мысль, что ты страдала, пусть даже и недолго, из-за того, что я потерял контроль над собой. Ты должна была сказать об этом мне еще вчера.

— Я сказала бы, но ты и так был расстроен. Я же знала, что ты станешь винить себя, поэтому решила подождать.

— Лиззи, обещай мне, что если что-либо подобное вдруг случится еще раз, ты сразу же скажешь мне.

— Хорошо. Но прекрати относиться ко мне как к хрустальной вазе. В этом нет необходимости.

Ее слова не убедили его, но из прежнего опыта он уже знал, что переспорить ее — безнадежное дело.

— Ты до сих пор посещаешь психолога?

Она кивнула.

— Вообще-то именно она и убедила меня позвонить тебе.

— Вот как?

— Угу. Я получила твое письмо и знала, что должна тебе позвонить, но боялась.

— Чего именно? — он сжал челюсти. В глубине души он до сих пор хранил остатки обиды на то, что ей потребовалось так много времени, чтобы решиться ответить на его письмо.

— Что все придет к тому, что ты будешь держать под контролем мою жизнь.

— Это смешно. Лиззи, ты самая независимая женщина из всех, кого я знаю. Не думаю, что на свете есть мужчина, который сумел бы тебя контролировать.

— Майкл сумел, в ту ночь.

Уильям вздрогнул и опустил глаза. Он начал обрисовывать пальцем узоры на одеяле, пытаясь отвлечься от мысли, что вел себя как бесчувственный болван.

— Я поклялась, что никогда больше не позволю мужчине контролировать мою жизнь. И в этом была своя ирония, потому что, как сказала Диана, всякий раз, когда я отталкивала очередного мужчину, чтобы защитить себя, я тем самым отдавала свою жизнь под контроль Майкла и позволяла ему снова и снова причинять мне боль. Особенно когда это коснулось тебя.

Любопытство в нем побороло приступ самобичевания, и он поднял на нее пристальный взгляд, но молчал, ожидая объяснения.

— Ты стал для меня испытанием. Ты привык жить, как тебе вздумается. И в мелочах, наверно, это не так важно. Но ты разрушил помолвку моей сестры, купил мне работу и начал подыскивать для меня квартиру в Нью-Йорке, и я узнала обо всем этом в течение одних суток.

Он закашлялся и слегка отодвинулся. Если смотреть на ситуацию с такой точки зрения, все выглядит очень, очень плохо.

— Нам нужно многое обсудить, — продолжила она, — и хотя в письме ты извинился, мне кажется, ты так до конца всего и не понял.

Его охватила волна гнева.

— Как я мог понять, если ты не захотела говорить со мной?

— Ты прав, — она погладила его по руке. — Я просто пытаюсь объяснить, о чем я думала все это время. Я не позвонила тебе, потому что боялась: мы помиримся — а ничего не изменится. И рано или поздно мне все равно пришлось бы расстаться с тобой, но чем дольше мы оставались бы вместе, тем труднее было бы это сделать, и я окончательно потеряла бы себя.

— Почему же ты переменила решение?

— Диана доказала мне, что я требую от тебя невозможного. Я предполагала, что ты должен был прочитать мои мысли и интуитивно понять, что именно ты сделал неправильно. И затем, как я считала, ты должен был бы по мановению руки все исправить. А фактически я оттолкнула от себя замечательного человека, который любит меня, и который готов сделать ради меня все что угодно…

— Без сомнения.

— Следовательно, можно было предположить, с точки зрения здравого смысла, что ты был бы готов и на то, чтобы пойти на какие-то компромиссы.

— Конечно.

— Вот именно. Если не учитывать, что за эти последние две недели здравомыслие как раз и не было моей сильной стороной. Но Диана помогла мне правильно взглянуть на ситуацию. В тот же день я поговорила с Роджером, и он объяснил мне кое-какие особенности мужской психологии — с довольно неожиданной точки зрения, но мне это тоже помогло.

Bathsheba beach — Прекрасно, — безусловное доверие, с которым Элизабет относилась к словам Роджера, иногда несколько беспокоило Уильяма, но в этот момент он был рад влиянию приятеля.

— Я знаю, ты очень страдал из-за того, что я так долго тянула, — она погладила его по щеке. — Прости меня.

— Ты полностью прощена, — он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Это не было вполне правдой. Дальний уголок его сердца все еще обливался слезами при мысли, что она недостаточно его любила и не настолько доверяла, чтобы простить сразу. Но он предполагал, что и она испытывала нечто подобное — очевидно, что его поступки нанесли ей раны, которые не могли зажить за одну ночь. Здесь требовалось время, и теперь у них есть возможность помочь друг другу постепенно излечиться от этой боли.

Она прижалась к нему спиной, устраиваясь на его груди, как довольный котенок, и они вновь замолчали. Облака сгущались, и лучи вечернего солнца косо падали на песок пляжа. Уильям рассеянно наблюдал за серфингистом, скользящим по вздымающейся волне.

— Как-то там сейчас Джейн и Чарльз?

— О Боже! Я же хотела тебе рассказать! Джейн сказала, что они прекрасно провели время в Кармеле.

Carmel, California — Им удалось сыграть партию на Пеббл-Бич?

Знаменитое поле для гольфа располагалось на берегу океана в часе езды на юг от Сан-Франциско, недалеко от чудесного приморского городка Кармел.

— Они пытались, но не смогли достать билеты на партию. Сейчас они вернулись в город и собираются провести День Благодарения в доме моих родителей.

Pebble Beach golf course Уильям внутренне содрогнулся. Бедняга Чарльз: целый день выслушивать бессмысленную болтовню миссис Беннет, произносимую этим «словно-ногтем-по-стеклу» голосом, — все равно что угодить в центр чумной эпидемии.

— А остальные твои сестры тоже там?

— Китти и Мэри — да, а Лидия останется в Лос-Анджелесе, если ей подвернется что-нибудь поинтереснее.

Он ограничился коротким нейтральным «гм». Если составлять шкалу описания неудачных дней, присутствие Лидии могло бы легко перенести день из категории «неприятный» в категорию «невыносимый».

— Кстати, о Дне Благодарения. Нам стоит обсудить наши планы на конец недели.

— Хорошая идея. Тебе хотелось бы пригласить сюда Гардинеров? Конечно, стол не будет накрыт традиционно — здесь не празднуют День Благодарения, — но уверен: миссис Шеферд сделает все возможное.

— Прекрасное предложение, но думаю, тебе следует съесть свою индейку в Нью-Йорке.

— Нет, здесь индейка будет намного, намного вкуснее, — он ласково дотронулся до ее щеки.

— Не слишком ли рассердится твоя бабушка?

— В конце концов она простит меня, а сейчас я должен быть здесь, с тобой.

— Но не будет ли она обвинять меня в том, что ты не появился на семейном празднике? И в перспективе это может все осложнить.

— Лиззи, мы заслужили возможность побыть какое-то время вместе, — ему самому была противна жалобная нотка, прозвучавшая в его голосе.

Она выбралась из его объятий и повернулась к нему.

— Возможно, есть рейс рано утром в четверг. И мы сможем побыть вместе еще два дня — сегодня и завтра.

— Этого недостаточно.

— Но ты хотя бы подумаешь об этом? Это очень важно.

Он мрачно кивнул и стал разглядывать грузовое судно, медленно двигавшееся по линии горизонта. Она права, и он знал это, несмотря на упорные попытки отрицать очевидное. Ба посчитает, что именно Элизабет виновата в его отсутствии на празднике — слова, сказанные ею перед его отъездом на Барбадос, яснее ясного говорили об этом. И хотя Элизабет не упомянула Джорджиану, сестра тоже заслуживала внимания. Он едва успел поздороваться с нею, когда вернулся домой из Австралии совершенно измотанный долгим перелетом и душевными страданиями, и уехал на следующее утро, когда она еще спала. Но покинуть Элизабет сейчас — нет, он не мог, даже ради Джорджи.

— Но если я решу уехать, ты поедешь со мной?

— Конечно, — она протянула руку, чтобы пригладить его растрепавшиеся на ветру волосы. — Неужели ты думаешь, что я позволю тебе оставить меня здесь в одиночестве?

Волна облегчения нахлынула на него, а небо стало по меньшей мере на пару тонов светлее. Он сгреб ее в объятия и повалил на одеяло.

— Я люблю тебя, — прошептал он, склоняясь над ней.

— И я тебя, — она обхватила его шею руками. — А раз так, то почему бы тебе меня не поцеловать?

И Уильям был счастлив подчиниться.

divider

Свечи из цитронеллы не смогли полностью изгнать отряды насекомых, мечущихся по саду, но ужин в беседке оказался чудесным. Мысли Уильяма словно подхватили эхо недавних размышлений Элизабет об Эдемском саде. Несмотря на то что беседка была недалеко от дома, спрятанная среди крон экзотических деревьев, она казалась местом совершенного уединения. Мягкий ночной ветерок кружил над столом, принося звуки любовных песен проснувшихся древесных лягушек.

Миссис Шеферд убрала со стола тарелки, принесла две порции чизкейка с пинаколадой и объявила, что уезжает к дочери. Уильям с энтузиазмом попрощался с ней, теряясь в догадках, как эта добрая женщина сумела прочитать его мысли.

Элизабет с блаженным видом отправила в рот кусочек чизкейка. Она вся словно светилась в мерцании свечей: ее нежная кожа отливала медовым оттенком, золотистые пряди сияли в волосах, волной спадавших на изящные обнаженные плечи. Уильям улыбался, чувствуя, как по венам разливается полнейшее удовлетворение. Жизнь прекрасна.

— Даже не хочу знать, сколько лишних калорий я сейчас поглотила, — сказала Элизабет, положив вилку на свою пустую тарелку.

Уильям кивнул, усмехаясь.

— Блюда миссис Шеферд не для слабых сердец.

— Ох, как будто к тебе это относится. Она, видимо, просто старается, чтобы ты растолстел.

Его ежедневные тренировки в Австралии вкупе с потерей аппетита из-за разбитого сердца привели к тому, что множество брюк из его гардероба стали ему велики...

— Ну, я стараюсь быть с этим поосторожнее, из-за сердца.

Элизабет поморщилась и закатила глаза.

— Какая я идиотка, все витаю в облаках. Не могу поверить, что позабыла об этом.

— Чему я очень рад. Не хочу, чтобы ты постоянно думала о моем здоровье.

— Но тебе нужно заботиться о себе, особенно сейчас, когда ты снова начнешь гастролировать.

— Не раньше января. Декабрь, когда в основном играются праздничные поп-концерты и рожденственские мессы, у меня всегда относительно спокойный месяц. А когда заканчиваются твои занятия в консерватории?

— Мои классы должны закончиться 21-го.

Он помедлил, аккуратно подбирая слова.

— Ты еще не передумала переехать в Нью-Йорк?

Должно быть, она заметила его волнение, потому что придвинула поближе свой стул и взяла его за руку.

— Я люблю Сан-Франциско, и мне очень хочется быть вместе с Джейн, но больше всего я люблю тебя.

Не говорил ли он себе несколько минут назад, что жизнь прекрасна? Он ошибался. Жизнь просто фантастична.

— Мне бы не хотелось ставить тебя перед этим выбором.

— Мне бы тоже, но я все понимаю. У тебя есть обязательства, поэтому именно там ты и должен жить. А это значит, что и я должна жить там же.

В его глазах промелькнуло выражение триумфа, и он потянулся к ней, но она остановила его предостерегающим жестом.

— Только есть одна маленькая проблема.

— Что бы это ни было, мы решим ее, — он не собирался позволять ей отказываться от данного обещания.

— Дело в том, что когда я решила уйти из консерватории, мне нужно было к январю найти другую работу.

— Можно найти что-нибудь в Нью-Йорке. Там много университетов и…

— Но вакансии в середине года очень редки.

— Тогда ты найдешь что-нибудь в сентябре, — а до того времени она могла бы ездить с ним на гастроли. Но он удержался и не высказал этого вслух — Элизабет могла бы рассердиться на его предложение положиться на его материальную поддержку.

— И еще: когда я начала искать работу, то не думала о Нью-Йорке. У нас в тот момент были не очень-то хорошие отношения.

— Но сейчас все изменилось, — он подцепил на вилку последний кусок чизкейка.

— Но видишь ли, как только я начала искать новую работу, Джим Пеннингтон услышал об одной вакансии от своих друзей. Работа в частной школе.

Вилка Уильяма застыла на пути ко рту.

— Минутку. Ты хочешь сказать, что уже нашла там работу?

Она кивнула, виновато сморщив нос.

— Временную. На место преподавателя, которая ушла в отпуск по уходу за ребенком.

— И до какого времени?

— До конца февраля, хотя мне сказали, что скорее всего у меня будет возможность получить постоянное место.

Это была катастрофа.

— Но…

— Не беспокойся, — она положила руку ему на плечо, — я скажу им, что мне не нужна постоянная работа, и что я перееду в Нью-Йорк, как только их преподаватель вернется. Я всегда смогу найти себе место официантки на время, пока не подыщу себе там подходящую работу преподавателя.

Ни за что и никогда. Уильям отказывался даже представить, что его возлюбленная обслуживает клиентов ресторана и таскает тяжелые подносы с едой. Более того, он уже слышал язвительный тон неминуемо появившейся бы заметки в колонке сплетен «Нью-Йорк Таймс»: «От «Горячих новостей»: Еще одна причина обязательно пообедать в Виллидже. Если вам повезет, вас может обслужить не кто иной, как подружка одного из самых перспективных холостяков Нью-Йорка. Почему же он заставляет ее зарабатывать себе на ужин, тогда как может купить ей целый ресторан?»

Он открыл было рот, чтобы отвергнуть это ужасное предложение, но тотчас сообразил, что именно его вмешательство в ее карьеру и поставило Элизабет в такое положение.

— Прости меня, — сказал он тихо.

Она пожала плечами.

— Меня это не особенно беспокоит. Я занималась этим раньше, не так уж давно, по правде говоря. Но тебе это очень не понравится, не так ли?

Он предпочел не отвечать.

Может быть, к тому времени что-нибудь и изменится. Или, возможно, он найдет способ уговорить ее сопровождать его в поездках. И вновь он удержался от того, чтобы упомянуть об этом варианте.

— Может, отнесем посуду в дом?

— А может, сначала прогуляемся по саду?

— Конечно, — Уильям отодвинул стул, вставая и намереваясь помочь ей подняться, но она уже стояла, расправляя платье. В сравнении с ее обычными нарядами оно было довольно смелым: полупрозрачная черная ткань держалась на тонких лямочках, оставляя обнаженными плечи. Глубокий V-образный вырез открывал волнующую ложбинку, которая в течение всего ужина постоянно притягивала к себе его жадные взгляды.

Она просунула руку под его локоть, и они направились в сторону пруда с лилиями. Небольшие заглубленные в землю светильники подсвечивали каменистую дорожку. Игра света и тени превращала сад в идеальное тайное убежище для влюбленных.

— Это самое романтичное место, которое я видела в своей жизни. И самое красивое.

Он взглянул на нее.

— Не значит ли это, что ты переменила свое решение уехать в четверг утром? Я слышал, что на Манхэттене ожидается снежная буря.

Сомнения терзали его еще с полудня. Он отказывался покидать Барбадос без Элизабет, но прием, который ожидал ее в его доме, мог оказаться гораздо холоднее погоды.

— Дело не в том, чего хочу я, Уильям. Ты очень близок со своей семьей. Мы же не хотим, чтобы они думали, будто я пытаюсь украсть тебя у них.

— Я знаю, — вздохнул он, — но мне жаль, что мы не можем остаться здесь по крайней мере лет на пятьдесят.

Они подошли к пруду, черная поверхность которого мерцала бликами отраженного света. Она остановилась, повернулась к нему, и положила ему руки на плечи.

— Ты боишься нашего возвращения в реальный мир?

Он откинул волосы с ее лица, пропуская сквозь пальцы золотисто-каштановые пряди.

— Я только что вернул тебя и не хочу снова рисковать.

— Думаю, если мы будем следовать всем обещаниям, которые вчера дали друг другу, то все будет хорошо.

Она обняла его, обхватив за голову. Ощущения от ее нежных прикосновений пустились в путешествие по его нервам цепочкой электрических разрядов. Она нежно притянула его к себе, и он немедленно ответил, наклоняясь для поцелуя.

— М-м-м, как вкусно ты пахнешь, — прошептал он, касаясь ее губ и крепко обнимая. Она таяла в его объятиях, а от тихого вздоха, сорвавшегося с ее губ, все его тело немедленно охватило жаром.

Элизабет была права: там, где дело касалось ее, он был ненасытен.

— Чем ты хотел бы заняться сегодня? — выдохнула она, когда он наконец-то поднял голову.

Уильям уже рассмотрел несколько сценариев, в каждом из которых основным местом действия был пустой дом с двадцатью комнатами и соблазнительным ассортиментом горизонтальных поверхностей.

— У меня только одно условие. Что бы мы ни делали, это должно подразумевать минимальное количество одежды.

Тихо смеясь, она притянула к себе его голову и снова поцеловала.

— Я ждала, что ты скажешь что-нибудь подобное.

— У тебя есть предложение?

— Представь себе, есть. Сегодня теплый вечер. Почему бы нам не поплавать?

Он приподнял бровь. Образы, вызванные этим предложением, лишили его дыхания, но одна деталь требовала уточнения.

— Понимаешь ли, когда я говорил о минимуме одежды, то не имел в виду купальные костюмы.

— Ты имел в виду костюмы Адама и Евы? — кажется, она покраснела, но темнота не давала возможности в этом убедиться.

— Определенно, — он наклонил голову и одарил ее усмешкой, которая, как он надеялся, выглядела обольстительной. — Это мои условия. Обсуждению не подлежат.

Она пожала плечами, слегка улыбнувшись.

— Всегда мечтала попробовать поплавать голышом.

— Отличная идея. Пошли, — он взял ее за руку и широким шагом направился по тропинке из сада.

— Ну, шерсть-на-носу, ты и спешишь!

Он рассмеялся как ее удивлению, так и тому, что она выразила его с помощью вновь усвоенного байского жаргона, но скорости не сбавил.

— Ты только что предложила мне шанс увидеть тебя обнаженной и увлажненной. И я не знаю, что может служить большим оправданием для спешки.

 

Рояль