Нежданная песня

Глава 64

 

Элизабет поставила свой портфель у двери и поморщилась — онемевшие пальцы понемногу оживали. Тяжелый портфель завалился набок, глухо ударившись о крашеную матовой бежевой краской стену. Она так и оставила его, пытаясь найти ключи. И как только сунула ключ в скважину, дверь распахнулась.

Уильям, сияя глазами, шагнул на площадку и крепко обнял ее. Покалывание в пальцах, гудящие ноги, усталость после длинного суматошного дня — все исчезло. В его объятиях — тепло, защита, счастье. Она дома.

— Извини, что так опоздала, — глухо прошептала она, уткнувшись ему в шею.

— Теперь ты здесь, — его пальцы перебирали ее волосы.

Она забыла, как хорошо он пахнет — чем-то чистым, теплым и пряным, и сразу не стало слышно слабого запаха лука, доносившегося от соседского раннего ужина. Можно было бы всю жизнь так простоять в полутемном холле, просто обнявшись с ним. Но только она подняла голову, чтобы сказать это, его губы прильнули к ее губам, не давая ей ничего произнести и даже вздохнуть. И еще она забыла вкус его губ.

Когда он наконец поднял голову, она широко улыбнулась.

— Я уже и забыла, как потрясающе ты целуешься.

— Значит, хорошо, что я здесь — освежить тебе память, — он с довольной улыбкой снова наклонился к ней. С легким вздохом она покрепче обняла его за талию и прижалась еще ближе.

Когда он оторвался от нее, его темные глаза горели страстью и желанием, но еще в них светилась огромная нежность.

— Господи, как я по тебе скучал, — прошептал он, благоговейно отводя с ее лица прядки волос.

Она кивнула.

— Я тоже. Я так рада, что мы теперь побудем вместе.

Его лицо потеплело от улыбки с ямочками, которую она так любила.

— Только это меня и поддерживало. За праздничную неделю на День Благодарения я совсем разбаловался.

— Такое баловство я только одобряю. Кстати, с днем рождения.

— Вот теперь я наконец-то почувствовал, что он наступил, — он еще раз поцеловал ее, потом отпустил и взялся за портфель. Нахмурился и поглядел на него. — Надо понимать, там твоя коллекция наковален?

— Смотри у меня, — сказала она, идя за ним в гостиную, — а то получишь наковальней по голове.

Чарльз вскочил с места.

— Привет, Лиззи.

— Добро пожаловать домой, — улыбнулась ей Джейн.

— Привет, Чарльз, привет, Джейн, извините за опоздание. Я уж думала, репетиция никогда не кончится.

— Не вопрос, — ответил Чарльз, целуя ее в щеку. — Хотя я уже замучился считать, сколько тут было ложных тревог, когда Уиллу казалось, что он слышит тебя на площадке.

Уильям повел Элизабет к дивану, только фыркнув на слова Чарльза. Он уселся рядом с ней, для надежности обхватив ее рукой за плечи. Сделав вид, что поправляет юбку, она подвинулась к нему поближе. Неужели он всегда и был таким теплым и сильным, и его близость одновременно и возбуждала, и успокаивала?

— Спасибо, что встретил Уильяма в аэропорту, — улыбнулась она Чарльзу. — Я так разозлилась, когда в последнюю минуту репетицию перенесли.

— Без проблем. Хорошо, что на работе после обеда было затишье, и я смог сбежать пораньше.

— И чем вы еще занимались? — спросила Элизабет. — То есть кроме того, что вывели Феррари на пробежку.

Чарльз улыбнулся.

— Откуда ты знаешь?

Она дерзко взглянула на Уильяма.

— Потому что я его знаю. Не думайте, он же приезжает сюда не ко мне, а к своей машине.

Уильям крепче обнял ее за плечи.

— Ревнуешь?

— Размечтался, — Элизабет ущипнула его повыше локтя. Она заметила, как Чарльз и Джейн весело переглянулись.

— Ну, — протянул Чарльз, не переставая улыбаться, — ты не ошиблась. Мы вытащили Феррари из нафталина и выгнали проехаться. Потом посидели дома, пива попили. То есть я попил пива. Этот винный сноб только чуть-чуть поддержал компанию.

Элизабет погладила колено Уильяма.

— Похоже, вы хорошо провели время. И не сомневаюсь, что говорили только о своем, мужском.

Он поцеловал ее в макушку.

— Если хочешь меня разозлить, даже и не надейся. Я слишком счастлив тебя видеть, чтобы из-за чего-нибудь расстраиваться.

Чарльз засмеялся.

— Лиззи, тебе бы надо использовать такое благодушие. Это ненадолго.

— Мысль хорошая. Надо сказать или сделать что-нибудь по-настоящему рискованное, — она поцеловала Уильяма в щеку и вскочила. — Но это попозже. Мне пора заниматься ужином.

— Чем тебе помочь? — спросила Джейн.

— Ничем. Все под контролем, — Элизабет не скрывала, что довольна собой. Она хорошо потрудилась, чтобы день рождения Уильяма прошел с полным успехом.

— Но Лиззи, даже у лучших поваров бывают помощники.

— Знаю, но я правда хочу сделать это сама, — конечно, ей трудно было соревноваться с ним в расточительности; ей не по средствам была доставка продуктов самолетом, но она знала, что главное блюдо ему понравится.

Она поспешила к себе в спальню переодеваться. Его чемодан стоял в углу, странно напоминая собой владельца — прямой, аккуратный и консервативный. По спине пробежали легкие мурашки. Как часто она представляла себе его в этой комнате, обнимающим ее в конце долгого дня?

Некогда сейчас мечтать. Она распахнула шкаф и стала разглядывать свои наряды. Белая гофрированная блузка, одна из любимых Уильямом, манила к себе, поблескивая в тусклом освещении. Она потянулась к ней и к облегающим джинсам с низкой талией, которые, как она точно знала, ему понравятся. Практичная сторона ее натуры была в недоумении. Ты и попкорн в микроволновке не можешь сделать, чтобы не насажать пятен на одежду, зачем так одеваться? Мысль-то правильная. Блузка нежная, не отчистишь.

Она покачала головой и решительно сняла выбранное с вешалок. Значит, надену фартук. Стоит посмотреть, какое у него будет лицо.

Лицо она увидела почти сразу. Глаза у него расширились, когда она прошла через гостиную и на кухню. Минуты не прошло, когда она доставала пакет с картошкой с нижней полки чулана, он проскользнул в кухню и обнял ее сзади.

— Так нечестно, — заворчал он, горячо прижавшись губами к ее шее.

— Что нечестно?

— Ты же знаешь, как на меня действует эта блузка. И ничего нельзя, пока ужин не кончится, — он с силой притянул ее к себе. — Разве что ты придумаешь, как сейчас же от всех отделаться.

— Ты хочешь, чтобы я выставила вон твоих же гостей?

Его рука скользнула за эластичный краешек блузки.

— Я им дам свою кредитную карточку. В Сан-Франциско множество хороших ресторанов.

Она перехватила его руку по пути к опасной территории.

— Прямо по пьесе: вот моя карточка, куда торопиться?*

— Заманчиво, да?

Заманчиво. Она обернулась и обвила его шею руками.

— Похоже, я всё испортила.

— Что испортила?

— Надо было нам вдвоем отпраздновать, как мой день рождения, — она высвободилась из его объятий. — Но теперь ты будешь не так часто бывать в Сан-Франциско, и я подумала, что хорошо бы посидеть вместе с друзьями. Наверное, было бы лучше мне пригласить их на следующие выходные.

— Нет, cara, все хорошо. Я только поддразнить, — его ободряющая улыбка сделалась самодовольной. — Ну, в основном поддразнить. Я хотел бы остаться с тобой вдвоем прямо сейчас, но, с другой стороны, и не помню, когда праздновал свой день рождения.

— Были же у тебя в детстве праздники на день рождения.

— Не помню. Большую часть времени я проводил со взрослыми, так что гостей не могло быть много.

— А когда подрос, праздновал день рождения?

— На мое восемнадцатилетие Ба устроила прием в «Плаза», но приглашены были в основном ее светские знакомые. Мужская версия бала дебютантки, можно сказать, — он помолчал. — У меня никогда не было настоящего праздника, как сейчас. С друзьями.

От его задумчивого тона у нее сжалось сердце. Она притянула к себе его голову, вкладывая в поцелуй исцеляющий бальзам своей любви. Провела пальцем по подбородку, потерла щетинку.

— Будь уверен, теперь у тебя каждый год будет настоящий праздник на день рождения.

— Только не в «Плаза», — на мгновение показалась его ямочка.

— Договорились, — она отстранилась от него. — А теперь надо тебя отсюда выгнать. Мне тут пора заняться важными кулинарными приготовлениями.

— Может, я остался бы помочь? — его ладони скользнули по ее обнаженным рукам и задержались на талии, оставив за собой волну дрожи. — Я очень хорош на кухне, — прошептал он ей на ухо, и от его теплого дыхания по шее прошли мурашки.

— Еще и скромен, — она не хотела его поощрять, но помимо своей воли провела руками по его груди.

— Хочешь, докажу? — он уткнулся ей в шею.

— С такой помощью я вообще не подам ужин.

— Зато позабавимся, — он притянул ее к себе и раскрыл объятия, как влюбленный гриф.

Она высвободилась.

— В любую минуту кто-нибудь может войти. Позабавиться можно потом.

— Ох, ладно, — вздохнул он, театрально поникнув плечами. Взял ее руку, повернул ладонью вверх и нежно поцеловал запястье. — Но я взял с тебя слово.

— Приятно слышать.

Он пошел обратно в гостиную, а Элизабет еще немного полюбовалась тем, какие у него широкие плечи и как классно джинсы подчеркивают его подтянутую спортивную фигуру. Потом достала рецепт, который ей прислала миссис Рейнольдс. Пора за дело.

divider

— И тогда я им сказал: «Можете упрекать меня в чем угодно, только не в полнейшей бестактности - ведь несколько тактов я все же исполнил…»

wine glasses Уильям усмехнулся остроте Роджера. С бокалом вина в руке он сидел, закинув ногу на ногу, и смотрел на окружавших его друзей, чьи лица освещал мягкий свет ламп по сторонам дивана. Пусть ему и хотелось оказаться наедине с Элизабет, он радовался своему празднику. Ему случалось быть почетным гостем на многих других торжествах, но не таких, где одетые в джинсу гости сидели развалясь на диванах и добродушно болтали между собой.

Чарльз, сидевший на диване рядом с Джейн, потянулся к блюду с овощами за кусочком красного перца. Со стороны никто бы не догадался, что всего месяц назад Чарльз ушел из родительского дома, не взяв с собой почти ничего, кроме своей одежды и саксофона. Свобода дорого ему досталась, но Уильям больше десяти лет не видел своего друга таким беззаботным и счастливым — с тех самых пор, как ему пришлось покинуть Джуллиард.

Чарльз тайком поддерживал связь с матерью и знал, что выздоровление отца после операции на сердце идет медленно. Сведения о Кэролайн он получил из первых рук — неделю назад она ненадолго приезжала в Сан-Франциско по делам. Как описывал Чарльз, у нее, как у настороженного кролика, появилась привычка постоянно оглядываться, словно ожидая, что в любой момент с потолка свалятся федеральные агенты и наденут на нее наручники.

Джейн с Чарльзом просто сияли от радости, что они снова вместе. При виде их счастья Уильяма переполняло ощущение стыда и гордости одновременно. Он дерзко и бесцеремонно вмешался в жизнь Чарльза, но, по крайней мере, мог себя поздравить с тем, что признал свою ошибку и все уладил. Видно было, что у них всё идет прекрасно.

Еще одна пара в гостиной тоже интересовала его, но с другой стороны. Когда Уильям в свое время пригласил на обед с Энн де Бург Роджера, он не мог и подумать, что эти двое найдут общий язык. Но вышло именно так, и это очевидно пошло на пользу Энн. На ее обычно бледном, без кровинки лице сейчас играл легкий румянец, и в ней появилось что-то еще — Уильям не мог понять, что именно — может быть, проблеск уверенности. Она выглядела почти хорошенькой, и чем больше он на нее смотрел, тем больше понимал, что слово «почти» можно, пожалуй, и опустить.

Энн подняла глаза и перехватила его взгляд. Она улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться, но эта полуулыбка была намного привлекательнее, чем ее обычное настороженное, замкнутое выражение лица.

— Со стороны Элизабет было очень любезно пригласить меня сегодня, — сказала она, как всегда, без всякого выражения.

Уильям мысленно согласился с этим. Если бы Элизабет решила избегать общества Энн из-за отвратительного отношения Кэтрин, невозможно было бы ее в этом обвинять. Но Элизабет вновь доказала свое превосходство над всеми остальными женщинами мира тем, что подружилась с Энн.

— Мы рады, что ты смогла прийти, — сказала Джейн. — Ведь ты дружишь с Уильямом даже дольше Чарльза.

Чарльз заговорщицки подмигнул Энн.

— А мы могли бы им рассказать всякие истории про юные годы Уильяма, а?

— Повесть о бесцельно растраченной молодости, да? — фыркнул Роджер. — Так давайте.

Уильям усмехнулся.

— Скука смертная.

— А вообще он прав, — сказал Чарльз. — Не считая нескольких мелких эпизодов с дамами, он был до тошноты безупречен. Круглый отличник, любимчик всех преподавателей, никаких с ним неприятностей, — он улыбнулся Уильяму. — Удивительно, как это мы с ним подружились.

Джейн улыбнулась.

— Уильям, ты отплатил бы ему той же монетой. Похоже, у него-то как раз очень богатое прошлое.

— Уилл уж точно рассказал бы тебе какие-нибудь истории. Ему не раз приходилось выручать меня из всяких передряг и брать на поруки.

Роджер взглянул на Чарльза.

— Что, в прямом смысле на поруки?

— Не в прямом, — сказал Чарльз, скромно улыбаясь Уильяму, — но раз или два положение было довольно опасное. Свобода, которую я получил в колледже, была для меня в новинку, и я поначалу плохо держал себя в руках.

Уильям кивнул.

— Нам обоим нравилось по вечерам ходить в джаз-клубы. Но я туда ходил ради музыки, а он… — он приподнял бровь, выразительно указывая на Чарльза.

— Ради музыки — и пива, — Чарльз взглянул на бутылку, которую держал в руке. — Наверное, некоторые вещи никогда не меняются. Он уходил домой в приличное время, чтобы заниматься и репетировать. А для меня вечер только начинался.

— А потом на следующий день Чарльз в панике звонил мне, потому что у нас был экзамен, а он не подготовился.

— И Уилл бросал все свои дела и помогал мне зубрить. Если бы не он, я бы вылетел после первого семестра.

— Ах ты черт!

Это восклицание, за которым последовал громкий металлический звук, донеслось из кухни.

Джейн встала, нахмурив брови.

— Пойду посмотреть, как там Лиззи. Кто-нибудь хочет еще выпить?

Никто не хотел. У Уильяма стакан был пуст, но он решил наполнить его сам, чтобы был повод посетить кухню. Хотя вряд ли его там сейчас радостно встретят, судя по тому, что они услышали.

divider

— Лиззи! Что за шум?

Элизабет повернулась, взмахнув губкой, и увидела Джейн на пороге кухни.

— Снимала с плиты кастрюлю с водой, а она выскользнула из рук. Хорошо хоть рухнула обратно на плиту, а то я пролила бы кипяток прямо себе на ноги, — она продолжала вытирать с поверхности плиты дымящиеся лужи.

— Да уж, повезло, — Джейн смотрела на нее, чуть хмурясь. — Ты как?

— Нормально. Только злюсь, что такая неуклюжая.

Джейн продолжала наблюдать за ней, не переставая хмуриться.

— У тебя нос чем-то испачкан.

— Мукой, должно быть. Она тут повсюду, — Элизабет взглянула на свои руки, покрытые как будто тонким слоем пыли. Насколько она могла полагать, волосы тоже были обсыпаны, как у дамы в парике колониального периода.

— Как дела с ужином?

— Хотела бы я знать, — Элизабет с ненавистью посмотрела на прямоугольник теста, лежавший на столешнице. — Когда я тут как-то вечером тренировалась, все шло очень хорошо. А на этот раз тесто сырое и липкое. Добавила муки, и все равно не пойми что. В рецепте написано не сыпать слишком много муки, но единственная альтернатива — подать тесто вместо супа.

— Я уверена, все получится, — успокоила Джейн. — Как поживает соус?

Элизабет с отвращением взглянула на сковородку, отмокавшую в раковине.

— Я была так занята спасением теста, что и не заметила, как соус подгорел.

— Еще будешь делать?

— Не могу. У нас кончились сливки, и весь херес я уже использовала, — что уж говорить про лисички. Элизабет было противно за себя.

gnocchi — Я могу сходить в магазин и…

— Нет, уже слишком поздно. Подам клецки со сливочным маслом, травами и пармезаном. Уильям говорил, так делала его мать.

— Тогда ему понравится, я уверена.

— Надеюсь, — вздохнула Элизабет. — Слушай, знаю, я говорила, что справлюсь одна, но… — она сморщила нос и с немой мольбой посмотрела на сестру.

Джейн кивнула и улыбнулась тепло и понимающе.

— Просто скажи мне, что надо делать.

— Большое тебе спасибо! Могла бы ты сделать салат? Тогда я сосредоточусь на спасении клецок или хоть попробую.

— Заказ принят, сейчас сделаем, — Джейн открыла холодильник и стала перебирать содержимое емкости для овощей.

Элизабет вздохнула и вернулась к своему непокорному тесту. Все казалось так легко, когда миссис Рейнольдс инструктировала ее по телефону, и во время репетиции несколько дней назад все прошло вполне достойно. Но тесто не было намерено подчиняться ее воле и даже на переговоры не шло.

Так, пора показать, кто тут главный. Она раскатала тесто и слегка присыпала его мукой. Потом отрезала часть, скатала в трубочку и стала нарезать мелкие, липкие кусочки.

Дальше нужно было каждый кусочек слегка придавить вилкой, чтобы придать изогнутую форму. Но очевидно, клецкам не сообщили, как изгибаться. Несколько минут она отчаянно скрипела зубами и, должно быть, стерла их в подобие муки, но лишь благополучно забила зубцы вилки комочками теста. Так, вводим в действие план В. Вместо вилки используем собственные пальцы.

Прошла еще минута — тесто облепило и пальцы. Конечно же, именно сейчас ее нос решил зачесаться. Она шагнула к раковине ополоснуть руки, бросив вязкую массу на столешницу.

— Как дела, Лиззи? — спросила Джейн, нарезая помидор с легкостью, говорившей об опыте.

— Не спрашивай.

План С. Не пытайся придать клецкам форму. Просто порежь тесто на мелкие кусочки. На вкус это не повлияет.

Скоро перед ней было блюдо с крохотными подушечками теста и кастрюля кипятка. Элизабет положила в воду несколько порций клецок и принялась за масляный соус с зеленью. Когда она принесла масло из холодильника, клецки уже всплыли на поверхность и были похожи на бледных дохлых рыбок. Сморщившись, она постаралась избавиться от мысли о рыбках и переложила их в миску — дряблую, застывшую массу.

— Джейн, по-моему, ничего не получается.

Джейн заглянула в миску.

— Хм-м. Ты их пробовала?

Элизабет попробовала. Все равно что жевать горсть мокрой муки.

— О-о-ой. Это нельзя подавать на стол.

— Извините, — это Энн робко просунула голову в дверь кухни. — Я подумала, может, помочь вам с ужином.

Смех Элизабет показался резким даже ей самой.

— Разве что ты знаешь заклинание, которым можно исправить сырые клецки.

— Вы делаете клецки? — у Энн загорелись глаза. — О, конечно. Должно быть, Уильям тебе рассказал про клецки тети Анны. Он будет рад.

— Был такой план, — скорбно улыбнулась Элизабет. — Но на вкус они ужасные, и я испортила сливочный соус с хересом. Теперь собираюсь сдаться и заказать пиццу.

— Или если ты решишь начать заново, я могла бы помочь, — сказала Энн, шагнув в кухню. — У тебя еще есть картошка?

— Целая тонна. Спасибо, конечно, но это безнадежно.

Энн разглядывала тесто, задумчиво хмурясь.

— Секрет в том, чтобы картошка была натерта достаточно крупно – тогда тесто не будет прилипать к рукам.

— Ты умеешь делать клецки? — Элизабет недоверчиво воззрилась на Энн.

— Меня научила тетя Анна. Вообще-то она научила меня готовить разные вещи.

— Но это же было сто лет назад. Ты правда помнишь?

— Я иногда пробираюсь на кухню, если у повара выходной и мамы нет дома. Мне нравится делать клецки, потому что когда я в последний раз виделась с тетей Анной, мы с ней их делали. И, кроме того, я хотела… — Энн закусила губу и опустила глаза.

— Ты хотела знать, как готовить любимое блюдо Уильяма, — Элизабет видела, что Джейн внимательно на них смотрит, забыв на доске недорезанную морковь.

Энн вздрогнула.

— Извини.

— Нет, все хорошо, — сказала Элизабет. — Если ты спасешь этот ужин, я буду в вечном долгу перед тобой. Говори, что делать.

divider

— Еще раз благодарю тебя, — тихо сказал Уильям, подойдя вплотную к Элизабет, пока она, стоя у раковины, ополаскивала тарелки из-под торта. Он якобы помогал ей с посудой. На самом деле он только мешал этому процессу, но зато делал его гораздо приятнее. — За вечер, а особенно за клецки. Когда я их попробовал, то подумал, что там на кухне мама.

— Это все Энн, не я.

— Но идея-то твоя, — он поцеловал ее в макушку.

Она прислонилась к нему, наслаждаясь теплом его тела.

— Пожалуйста. Это самое малое, что я могла сделать в сравнении с тем, что ты сделал на мой день рождения, — она с улыбкой коснулась изумрудного кулона у себя на шее.

Потом выпрямилась и вернулась к своей посуде.

— Но я не замечаю, чтобы ты что-то сказал по поводу моего подарка, — она купила ему черную рубашку и галстук цвета спелой клюквы. — Будешь носить или это слишком для твоего стиля жизни?

Он отпустил ее и шагнул в сторону, прислонившись к плите.

— Конечно, буду. Не настолько уж я консервативен.

— Да уж, такую рубашку нетрудно будет найти в твоем шкафу, в этом белом море.

— Привет, — в кухню вошел Чарльз, зажав в руках сразу несколько пустых бутылок из-под пива. — Отличный вечер.

— По-моему, всем было весело, — сказала Элизабет. — Хорошо бы еще Шарли пришла.

В кухню протиснулась Джейн с кофейными чашками в руках.

— Она жалела, что ей пришлось его пропустить. Надеюсь, у нее сегодня все прошло хорошо, — Шарлотта была в Лос-Анджелесе на собеседовании по поводу места преподавателя в Калифорнийском университете.

Элизабет обошла Уильяма и забрала салатник с края стола. Она увидела, как Чарльз вопросительно приподнял брови, глядя на Джейн, а та кивнула и улыбнулась.

— Лиззи, если тебе больше не нужно помогать, мы с Чарльзом пойдем к нему домой.

Это заявление не удивило Элизабет, потому что она заглядывала в столовую и видела рядом со столом сумку Джейн. Она вытерла руки, взглядом пригласила Джейн выйти из кухни, и они пошли в прихожую.

— Ты ведь знаешь, что тебе не обязательно уходить, правда?

— Но разве вы с Уильямом не хотите побыть сегодня вдвоем?

Против этого Элизабет не могла возразить. Завтра в Сан-Франциско должны были приехать Фитцуильямы и занять пентхаус на уикенд. Хотя Элеонор пригласила Уильяма пожить с ними, тактично заметив, что приглашение распространяется и на Элизабет, одна мысль об этой перспективе привела девушку в крайнее смущение. К несчастью, положение у нее дома было немногим лучше. С Уильямом у них романтическое воссоединение после разлуки, а знать, что Джейн совсем рядом, через тонкие стены коридора… Элизабет старалась об этом не думать.

— Очень мило с твоей стороны. Но тебе не будет неловко остаться у Чарльза на ночь?

— Нет. Видишь ли, Лиззи… — Джейн замялась и покраснела. — Вчера вечером мы с Чарльзом после ужина пошли к нему, просто поговорить. Одно за другим, и мы…

— О Господи! — Элизабет схватила Джейн за плечи. — Так почему же ты вчера, когда пришла домой, ничего об этом не сказала?

— Ты проверяла письменные работы, а мне нужно было время все обдумать. Кроме того, было уже поздно, а сегодня у меня дело с раннего утра. Поэтому я не осталась там на ночь. Но завтра у меня спокойный день, так что…

Элизабет обняла Джейн.

— Я так счастлива за тебя! Я держала кулачки, чтобы все получилось, — она улыбнулась сестре. — Значит, с медленным сближением покончено?

Джейн опять вспыхнула и улыбнулась.

— Я знаю, что в этот раз мы встречаемся всего месяц, но то, как он себя повел… я так им горжусь. Он все тот же Чарльз, но теперь он стал намного сильнее.

Элизабет ждала, что Чарльз тяжело воспримет свалившуюся на него бедность; не то чтобы он был совсем без гроша, но для человека, привыкшего к роскоши, нелегко привыкнуть брать с собой на работу еду и ездить на малолитражке. Но он всех их удивил, с очевидной легкостью приспособившись к своей новой жизни.

— У вас теперь все как раньше, вы вдвоем в вашем доме.

— Да, — Джейн вздохнула. — Но это не так уж хорошо. Через месяц дом нужно освободить. Мы не можем себе позволить еще больше привязываться к нему.

— Я знаю, — Элизабет погладила плечо Джейн. Чарльз поступил умно, продав дом: на него претендовали двое покупателей, и цена была отличная, но эти положительные моменты не могли полностью подавить грусть от необходимости уехать.

— Но я не должна себя жалеть. Это всего лишь дом. Я так счастлива, что Чарльз вернулся в мою жизнь — вот что главное.

— Мы обе счастливы.

Сестры опять обнялись.

— Желаю тебе провести чудесный вечер с Уильямом, — сказала Джейн, когда они шли обратно в кухню. — Я знаю: ему понравятся остальные твои подарки.

divider

Уильям устроился в постели Элизабет, сложив руки на открытой груди. Он поежился, когда холодный воздух просочился через неплотную оконную раму и коснулся кожи, вызвав целый легион мурашек. Он взглянул на свежую белую простыню, покрывавшую его до пояса, и ее узор из голубых снежинок показался до смешного кстати. Он потянулся, схватил синее плюшевое покрывало с изножья постели и натянул до пояса. Рукам и плечам все равно было холодно, но он не мог позволить ей увидеть, как он не по-мужски кутается в одеяло.

— Тебе холод тоже не на пользу, — проворчал он, рассматривая цветущую орхидею на туалетном столике. Растение, казалось, кивнуло ему, как старый друг, ну, оно и есть друг. Он повеселился, воображая, как оно напоминает своей соседке, орхидее Онцидиум, с которой он почти незнаком, что это Уильям Дарси. Да, тот самый Уильям Дарси.

Но больше невозможно было сидеть в постели нагишом и смотреть на орхидеи, пусть и красивые, ибо его терпение уже давно иссякло.

— Лиззи! — когда она не ответила, он крикнул громче. — Лиззи, что так долго?

Сразу же после ухода Джейн и Чарльза он начал решительные действия по раздеванию Элизабет со всей возможной скоростью. Почти три недели он не видел ее обнаженной, и это казалось ему слишком долго — дольше, чем следовало бы, на целых две недели и шесть дней. Но она сбежала от него и исчезла в коридоре, пообещав еще один подарок в награду за терпение — терпение, последние жалкие крохи которого уже чуть теплились в дальних уголках его души. Он точно знал, какой подарок хочет на день рождения, а такие подарки в магазине не продаются.

Он потер подбородок, с неудовольствием ощутив жесткую поросль. Ванную заняла Элизабет, но, может, удастся найти зеркало и пойти с бритвой на кухню. Он взялся за покрывало, готовясь отбросить его и попасть под порыв арктического ветра.

И увидел на пороге красную вспышку. Он так и застыл, сжав простыню в кулаке. Волосы на затылке зашевелились, будто приветствуя видение из его снов.

— С днем рождения, — она стояла в дверях в тончайшей красной ночной сорочке, чуть прикрывающей бедра. Его взгляд заметался, не зная, где остановиться: на ее стройных ногах или на груди, открытой глубоким вырезом.

— Иди сюда, — внезапно севшим голосом прохрипел он.

Она прошла по комнате, неловко и трогательно улыбаясь, и встала на колени в постели возле него.

— Привет, — прошептала она, проводя пальцем по его груди. Он вновь почувствовал, как по телу побежали мурашки, но уже не от холода.

— Так это и есть еще один подарок мне на день рождения? — пробормотал он, погладив шелковистую сорочку. — Если да, то мне очень нравится, — он отвел ее волосы назад, за плечи и потянулся поцеловать ее шею. Его окутал соблазнительный аромат жасмина.

— Рада, что тебе нравится, — она убрала волосы с его лба и легонько поцеловала освободившееся местечко. — Ну как, хороший у тебя получился день рождения?

— Лучший в жизни. За одним исключением.

— Вот как?

— Ты меня заставила петь на свой день рождения, а сама мне сегодня не спела.

— Я пела, — возразила она, — когда принесла торт.

— Не считается. Тогда все пели, а я хочу персональный спектакль.

На ее лице появилась озорная улыбка, и она запела с подчеркнутым придыханием.

— С днем рожденья тебя, — остановилась и поцеловала его в ухо. — С днем рожденья тебя, — ущипнула за нос. — С днем рожденья, мистер Дарси, — поцеловала глаза. — С днем рожденья тебя, — отстранилась. — Ну как?

— Прекрасно, — он наклонился поцеловать ее. Сначала они дразнили друг друга, легко касаясь губами, чуть покусывая, подаваясь вперед и тут же отступая. Но вскоре поцелуй стал глубже и горячее, неожиданно сделавшись затяжным.

Затем она отстранилась, открыла тумбочку у кровати и достала маленькую ювелирную коробочку. Протянула ему с почти застенчивой улыбкой.

— Держи, вот еще один подарок.

Он открыл коробочку — там оказались элегантные золотые запонки, отделанные ониксом и перламутром.

— Спасибо, — тихо сказал он, тронутый ее щедростью. Он узнал марку производителя и понял, что она потратила гораздо больше, чем могла себе позволить.

— Черное и белое напомнили мне рояль. Я подумала, что ты сможешь их надевать на концерты, — она погладила его по щеке. — И даже если я не смогу там присутствовать, все равно буду с тобой, хоть так.

Потом она поцеловала его — поцелуем, который, как она прекрасно знала, часто будет ему вспоминаться, когда они окажутся далеко друг от друга: медленным, глубоким, полным пылкого и томительного желания. Она сжала ладонями его лицо, и пальцы, гладившие его щеки, источали любовь и невероятную нежность. Его грудь затрепетала от глубокого, звучного вздоха, и он привлек ее ближе, продлевая поцелуй.

Они вместе опустились на постель и легли, не размыкая губ, захваченные страстным чувством. Ее губы были такими сладкими и волнующими, ее язычок дразнил его так игриво и раскованно... Он стянул с ее плеч тонкие красные бретельки и до талии опустил сорочку, открыв нежную белую грудь.

— С каждой нашей встречей ты становишься все красивее, — шептал он, обводя бледно-розовую вершинку, которая сжалась в тугой бутон, казалось, звавший его губы. Он ответил на этот зов, и она, коротко вздохнув, выгнулась вперед. Его рука скользнула вниз, погладить ее бедра. Они легко раздвинулись, позволяя его пальцам продвинуться дальше. Она закрыла глаза, издав тихий стон. Этот тоненький звук, казалось, отозвался во всем его теле, напрягая нервные окончания, уже звеневшие желанием.

В нем, переполняя его, боролись противоречивые импульсы. Ему хотелось прижать ее к постели, погрузиться в нее, отдавшись своей страсти и победив этим боль разлуки, все нараставшую с момента ее отъезда из Нью-Йорка. Он хотел, чтобы она со стонами выкрикивала его имя, изгибаясь под ним в самозабвенном исступлении. Но так же сильно ему хотелось нежно баюкать ее в своих объятиях, гладить ее кожу, благоговейно любоваться плавными изгибами ее тела. Ему хотелось и подчинить ее себе, и в то же время подчиниться самому. Впереди была вся долгая ночь, и он не собирался ничего упускать. Но с чего начать?..

И тут, во внезапном озарении, он понял, чего хочет сначала.

— Я придумал себе еще один подарок, — тихо сказал он, — но мне нужно твое позволение.

— Все, что захочешь, — вздохнула она; ее бедра тихонько приподнимались и опускались, пока его пальцы продолжали поигрывать с ее нежной плотью.

— Все? — он поднял бровь.

Мгновение она помедлила, но потом кивнула, глядя на него глазами, затуманившимися от страсти.

— Я доверяю тебе, — шепнула она.

Он приподнял край ее сорочки, и она красным поясом обвила ее талию. Тело ее подрагивало под его руками и губами, продвигавшимися вдоль по гладкому животу в направлении бедер. Целуя ее, он опустился еще ниже и тут почувствовал, что она застыла в его объятиях.

— Уилл…

— Ш-ш-ш… — он погладил ее ноги, успокаивая вдруг напрягшиеся мышцы, и поцеловал внутреннюю сторону бедра. — Ты же сказала, что доверяешь мне.

Пару мгновений она смотрела на него, не говоря ни слова, но потом уронила голову обратно на подушку, безмолвно уступая. Улыбаясь про себя, он пошире развел ее бедра, твердо вознамерившись доказать ей, что она доверилась ему не зря. Сначала она лежала совершенно неподвижно, но вскоре ее руки опустились и сжали его голову, и нежные пальцы запутались в его волосах. Ее бедра вновь задвигались, и она издала тихий звук — не то всхлип, не то стон. Он остро ощущал каждый ее вздох и каждое движение, даже самое малейшее, — и абсолютная, сокровенная интимность этого момента трогала его душу не меньше, чем возбуждала тело.

Вскоре ее дыхание участилось, и она застонала громче. Он поднял глаза и увидел, что она зажмурилась и прикусила нижнюю губу. Ее руки еще крепче сжали его голову, а бедра выгнулись вверх, словно в безмолвной мольбе. Не обращая внимания на пламя, охватившее его самого, он протянул руку и стал ласкать грудь с напрягшимся тугим соском. И тогда она вдруг содрогнулась с жалобным криком, голова ее заметалась по подушке, а дыхание сделалось прерывистым и частым. Все его тело окатило мощной волной чувственного жара, ибо совершенный, невероятный эротизм этого мгновения потряс его своей силой и глубиной.

Он положил голову ей на живот и нежно поглаживал округлые бедра, пока она приходила в себя. Затем, осыпав поцелуями тело, молча обнял ее, борясь с неодолимым желанием притянуть ее под себя, чтобы сейчас же насладиться самому.

Когда она наконец приоткрыла глаза, выражение изумленного восхищения, которое он в них прочитал, немало польстило его мужской гордости. Она открыла рот, провела язычком по губам, помедлила и с тихим смешком пригладила ему волосы.

— Интересно, есть ли что-нибудь, в чем ты не был бы хорош?

Усмехнувшись, он ответил ей поцелуем. Он собирался целовать ее медленно и нежно, с неторопливой тщательностью исследуя все уголочки ее рта и давая ей тем самым время полностью вернуться обратно на землю. Но как только он ощутил на себе ласкающие прикосновения ее рук, от его выдержки не осталось и следа. Видеть ее в судорогах наслаждения — наслаждения, которое доставил ей он, — по эффекту было чувственным эквивалентом канистры с бензином, которую плеснули в и без того уже ярко пылающий костер. Он крепко прижался к ней бедрами и ворвался языком далеко в глубины ее рта. Его плоть напряглась и подрагивала, зажатая между их телами, и казалась огромной и такой горячей, что представлялась ему сейчас толстым бруском раскаленной, огненной стали.

Он приподнялся над ней, держась на локтях и пожирая ее глазами — раскрасневшуюся, с разметавшимися волосами, живое воплощение его самых тайных желаний.

— Я хочу тебя даже больше, чем в первый раз, — прошептал он, склоняясь, чтобы поцеловать ее грудь.

Ее руки скользнули по его животу и охватили его пульсирующую плоть. Он слегка выгнулся и задержал дыхание, пока она ласкала его. Но слишком быстро почувствовал, что его тело напрягается с опасной силой.

— Нет, — отстраняясь, выдохнул он, — нет, не надо. Я так выдержу только пару минут.

— Я не против, после того, как… — ее улыбка была восхитительно озорной, но она отпустила его, а руки вернулись к его груди, пощекотать соски, и каждое ее прикосновение отдавалось жаркой вспышкой в низу живота.

С отчаянным стоном он снова поцеловал ее, овладев ее ртом с тем же исступленным желанием, с каким он жаждал овладеть ее телом. Он порывисто прижал ее к себе, уже почти обезумев от страсти, охваченный неистовым предвкушением неземного блаженства. Не в силах больше медлить ни секунды, он вжался между ее ног, но вдруг резко остановился за один счастливый миг до того, как войти в нее.

Он забыл про презерватив. Опять. Он дрожал, задержавшись перед вратами рая, пока первородный инстинкт убеждал его, что это неважно, что если он сейчас просто ворвется внутрь, она примет его, и даже будет рада. Не в силах устоять, он продвинулся вперед буквально на дюйм, почти потрясенный ощущением ее теплой, уютной тесноты, которая оказалась еще нежнее и мягче, чем он смел вообразить даже в самых жарких своих мечтах. Он закрыл глаза — под веками мелко вспыхивало белым — и снова толкнулся вперед. Да продолжай же. Она ведь сказала, что мне все можно.

И еще она сказала, что доверяет мне.

Собрав последние остатки своей выдержки, он отстранился, подавив отчаянный стон.

— Где презервативы? В тумбочке?

— Не нужно, — она сжала его ягодицы, снова притянув к себе и тесно придвинувшись к нему.

Уильям и сам не знал, где он взял силы остановиться. Но он был должен — ради нее, на случай, если благоразумие ей вдруг изменило.

— Лиззи, я же знаю, что ты не хочешь рисковать…

Он поцеловала его, не давая договорить.

— Я теперь пью таблетки. Все нормально.

Его глаза широко распахнулись.

— С днем рождения, — прошептала она, и ее рука скользнула между ними, направляя его домой.

------
* – Реплика из пьесы Джека Лондона «The Birth Mark».

 

Рояль