Глава 43
Элизабет села в
постели и протерла глаза, но спальня все равно выглядела так, будто какой-то
художник-импрессионист ночью размыл очертания мебели и стен. В голове что-то
пульсировало, по ощущению в горле было похоже, что накануне вечером она пила
песок, а не «Мангополитены», а когда она смахнула волосы с лица, то обнаружила,
что даже кожа на голове болит. Она было поддалась искушению лечь опять, но на
часах уже было почти десять, и ее ждал наполненный делами день. Всю последнюю
неделю она была поглощена своими отношениями с Уильямом, а сейчас пора было
привести в порядок остальную часть своей жизни.
На нетвердых ногах она неохотно поплелась по коридору. Холодная плитка на полу ванной была невыносима. Пальцы ног тряслись в такт со стучавшими зубами, и она прыгнула на коврик перед раковиной, сморщившись от того, что этот прыжок ощутили не столько ее ноги, сколько голова.
— Похмелье в первый раз за… не помню какое время, — прохрипела она своему бледному отражению в зеркале. — Чудесно. — Элизабет никогда не пила много, но вчера некоторые гости выражали желание произносить все новые заздравные тосты и продолжали покупать для всех выпивку, и этим утром она расплачивалась за то, что не смогла противостоять искушению.
А хуже всего было то, что это неприятное пробуждение слишком жестоко отличалось от двух предыдущих, когда она медленно просыпалась, нежась в теплых и сильных руках Уильяма. Это несправедливо. Такие резкие перепады никому не понравятся.
Этим унылым утром поразительные события прошлой недели казались окутанными густой тенью, как будто она пробудилась к жестокой реальности — реальности, в которой она была одна. Конечно, на самом деле это было не так, что доказывалось и тем, что ее ночная рубашка еще хранила след его запаха — её она надевала, ночуя в пентхаусе. Она включила душ и расстегнула рубашку, зарывшись носом в атласные складки. Аромат «туалетной воды «Уильям» почти исчез — возможно, ей только казалось, что она еще его чувствует, но от этого все равно было легче.
Душ был восхитителен, он одновременно и успокаивал и бодрил. Постепенно она ощутила, что просыпается, хотя мыть волосы так, чтобы голова не лопалась от боли, было все-таки нелегко.
Кухня встретила её дразнящим запахом кофе. Благословляя про себя Джейн, что
та встает рано и, что важнее, рано встав, пьет кофе, она налила себе большую
кружку и опустилась на стул, обдумывая события вчерашнего вечера.
Хотя Элизабет прекрасно провела время, вечер был омрачен холодом, ощущавшимся между Джейн и Чарльзом. Когда они с сестрой вернулись ночью домой, Джейн уклонилась от расспросов Элизабет, говоря, что устала и уже поздно. Сейчас она, без сомнения, была на утренней пробежке, но как только вернется, Элизабет твердо намеревалась разговорить её.
Через десять минут с характерным скрипом открылась входная дверь.
— Привет, Джейн! — произнесла Элизабет так громко, насколько позволяла раскалывающаяся от боли голова.
— Бедняжка Лиззи, ты выглядишь просто ужасно, — проговорила Джейн милосердно тихим голосом. Волосы у нее слегка растрепались от бега, но в остальном она выглядела безупречно, как всегда.
— Мне уже немного полегчало. Что делать, я сама виновата. Коктейли были слишком вкусными, и меня ими все угощали. Как побегала?
Джейн вздохнула.
— Очень неловко. — Она налила себе чашку кофе и подсела за стол к Элизабет.
— Что такое?
— Мне захотелось пробежаться вдоль бухты, я отправилась к Марина Грин. Как я не подумала, что Чарльз тоже может быть там, ведь это его любимое место.
— Ну, пускай ты с ним встретилась во время пробежки. Что в этом неловкого?
— Вообще-то я
его встретила в «Сэйфуэй». Я забежала туда купить кое-что по мелочам по дороге
домой.
Продуктовый магазин «Сэйфуэй» в районе Марина был излюбленным местом покупок у холостого народа.
— Все равно не понимаю.
— Сначала я встретила Джордана.
— Вот как?
— Он там рядом живет. Мы уже больше месяца не общались, он перестал звонить после того, как я несколько раз отказывалась с ним встретиться, когда Чарльз… когда мне казалось… — Голос Джейн замер, и она молча уставилась в свою чашку с кофе.
Элизабет подалась вперед, стараясь не обращать внимания на головную боль.
— Ты бы мне
сначала рассказала, что произошло вчера между тобой и Чарльзом, а потом мы
вернемся к сегодняшней истории. По-моему, одно с другим связано.
— В общем, и рассказывать особо нечего. Чарльз больше мной не интересуется.
— Хотелось бы больше, чем такое краткое изложение.
Джейн медленно покачала головой.
— Не хочу беспокоить тебя этим. Ты неважно себя чувствуешь, и у тебя сегодня трудный день, и…
— И ты моя сестра и лучший друг. Расскажи мне обо всем.
Джейн поднялась,
подошла к холодильнику и достала два апельсина. Вернулась к столу, положила
один перед Элизабет и стала чистить свой, аккуратно складывая кожуру на
салфетку. Наконец она заговорила.
— Вчера мы с Чарльзом решили, что на улице слишком сыро, чтобы бегать, и вместо этого пошли в Музей современного искусства.
— Звучит интересно.
— Должно быть. Но он был такой молчаливый и расстроенный и… по-моему, хмурый. Когда я пыталась завязать разговор, он только коротко отвечал, вежливо, конечно, но беседу не поддерживал. И почти не смотрел на меня. Мне казалось, что ему… может, скучно, может, неловко. В любом случае, ему не хотелось быть со мной рядом.
— Ерунда. Чарльз по тебе с ума сходит.
Джейн отложила апельсин, качая головой.
— Я думаю, в субботу он позвал меня на пробежку из вежливости… или просто ему не хотелось бегать в одиночестве.
Элизабет катала свой апельсин по столу. Она не чувствовала голода, но апельсин был приятно прохладным. Сладкий цитрусовый аромат и сочная мякоть второго апельсина, который разломила Джейн, были бы аппетитны, если бы не тошнотворное ощущение в желудке.
— И ты не поняла, что не так, почему он так вдруг переменился?
— Нет. Я бы хотела понять. Но может быть, это не вдруг. Может быть, я неправильно его понимала в эти последние недели. Он такой милый, такой доброжелательный — наверное, я увидела что-то большее, потому что хотела видеть, а не потому, что это было.
— Ничего подобного. Чарльз всегда выглядит самым счастливым человеком на свете, когда он рядом с тобой. — Во всяком случае, до вчерашнего вечера.
— Но это же Чарльз. С ним кто угодно почувствует себя не таким, как все. — Джейн вздохнула. — Вот еще за что я его люблю… любила.
Элизабет взяла Джейн за руку.
— Мне так жаль. Но ты в этом уверена? Ты его спрашивала, в чем дело?
— Я спросила, не беспокоит ли его что-нибудь, и он ответил, что все в порядке. Конечно, Чарльз все равно бы так ответил. Он не любит тревожить других людей своими проблемами.
— Я знаю еще одного такого человека, — сказала Элизабет, сжимая руку Джейн. — Но ты для него так много значила… то есть значишь. Все это видят.
— Боюсь, правильно будет сказать — значила.
— Что же случилось сегодня утром?
Джейн прошла через кухню, выбросила испачканную апельсином салфетку и вымыла руки, прежде чем вернуться к столу.
— Я с утра позвонила ему и отменила наш совместный обед. Сказала, что плохо себя чувствую. Мне неприятно было лгать, но я думала, что так лучше всего. Так я его избавила бы от необходимости придумывать, о чем со мной говорить, а вместо этого он приятно бы провел время с Кэролайн до отъезда в Лос-Анджелес.
— «Приятно» — слишком сильно сказано, мне кажется. — Элизабет тоже была приглашена на обед, но отказалась, отговорившись занятостью — от сидения за одним столом с Кэролайн Бингли ее бы тошнило еще больше, чем от вчерашнего веселья.
— Ну же, Лиззи, — Джейн поджала губы, но сделать строгое лицо ей не удалось, как и всегда в таких случаях. — Чарльз и Кэролайн искренне привязаны друг к другу.
— Возможно. — Элизабет слишком мало интересовалась Кэролайн, чтобы спорить. — Так ты отменила обед и пошла бегать. — Она чуть не охнула, поняв. — И потом встретила Чарльза в магазине, после того как сказала, что больна.
— И он, конечно, понял, что я говорила неправду. И даже если он обрадовался, что я отказалась… скорее всего, обрадовался… было все равно неловко, и… — Она закрыла глаза.
— Что он сказал?
— Вообще-то ничего. Кивнул, поздоровался, а потом ушел.
— Это было в тот момент, когда ты разговаривала с Джорданом?
Джейн прикусила губу и кивнула.
— Мы просто болтали, но…
Элизабет схватила телефон и протянула Джейн.
— Позвони ему сейчас же. Все объясни. По крайней мере, ты точно будешь знать, что он обо всем этом думает.
— Мне кажется, что уже слишком поздно это делать.
— Нет, не поздно. Давай — что ты теряешь?
Джейн сжала рот и ненадолго замерла. Потом подняла глаза и кивнула.
— Наверное, ты права.
Элизабет протянула ей трубку и медленно встала, борясь с легким приступом головокружения.
— Тебе надо
остаться одной. Я пойду одеваться.
Спальню наполнял
пьяняще сладкий аромат темно-красных роз, стоявших на туалетном столике. Она
взяла в руки маленькую карточку, лежавшую рядом с вазой, и губы ее изогнулись в
улыбке, пока она читала несколько слов, написанных четким почерком Уильяма.
Затем ее взгляд упал на любимую орхидею, чьи пурпурные лепестки мучительно
напоминали ей о радости и боли, которые она познала с тех пор, как Уильям вошел
в ее жизнь.
Боль и радость. И того, и другого было вдоволь. А теперь еще то, о чем сказал вчера вечером Ричард. Она пыталась отнестись к его словам как к выдумке, но не могла понять, что бы Ричард выиграл от своей лжи. Кроме этого, он правдоподобно объяснил неловкость Уильяма касательно Джейн, заметную со времени его приезда в Сан-Франциско — неловкость, исчезнувшую совсем недавно.
Она сжала кулаки. Непонятно, как кто-то мог заподозрить Джейн — добрую, нежную Джейн — в таких корыстных побуждениях. Только бы скорее поговорить с ним. Он пожалеет, что вообще открыл рот.
Она решительно отбросила эти мысли, расслабив кисти и медленно, глубоко вздохнув, отчасти — чтобы успокоиться, отчасти — из-за головной боли. Успокойся. Ричард сказал, что этот разговор состоялся чуть больше двух недель назад. Тогда Уильям едва знал ее, и его верность Чарльзу могла настроить его против нее. Он в большом долгу перед Джейн — и передо мной — за то, что сказал такое без всяких оснований, но, по-моему, я понимаю, как все случилось. Кажется, понимаю.
Но с тех пор, я уверена, он изменил свое мнение. Он сам убедился, какой она чудесный человек. К тому же он знает, как я ей восхищаюсь, и уж конечно, этого бы не было, если бы она была жадной и двуличной.
Возможно даже, Ричард неправильно истолковал мнение Уильяма. Может быть, он говорил не о Джейн, а о женщинах вообще. Если хоть половина рассказов о дурных наклонностях Ричарда отвечает истине, вполне можно представить, что он однажды утром проснется в гостиничном номере где-нибудь в Лас-Вегасе, с похмелья и с обручальным кольцом на пальце. Это был первый вечер, проведенный Ричардом в новом городе, и может быть, Уильям счел необходимым предостеречь его.
Ох, ради Бога! Я прямо как Джейн, пытаюсь найти такое истолкование, которое позволило бы никого не обвинять. И все же, Элизабет решила быть объективной — хотя бы в этом случае, — пока Уильям не сможет оправдаться. Он у меня еще получит за то, что очернил Джейн в глазах Ричарда, но когда он извинится, может быть, мы… Ох, кого я пытаюсь обмануть? Потом мы поцелуемся и помиримся… и все будет хорошо.
При этой последней мысли все ее тело затрепетало, она быстро оделась и застегнула на шее цепочку с изумрудным кулоном. Она чуть вздрогнула и еще раз проверила застежку. Кулон казался тяжелее и холоднее теперь, когда она знала, что у нее на шее болтается весьма ощутимая часть ее годовой зарплаты.
Она вернулась в кухню и обнаружила Джейн у стойки с глазами, блестящими от непролитых слез.
— Что случилось? Ты с ним поговорила?
— Нет. Я набрала домашний номер, и там ответила Кэролайн. — Джейн замолчала, закрыла глаза, и по щеке ее потекла слеза. — Она сказала, что он уже уехал в аэропорт — решил улететь ранним рейсом.
Элизабет схватила телефон и протянула Джейн:
— Позвони ему на сотовый. Ты же должна знать номер.
— Я набирала до того, как позвонить домой, но он не отвечал. Наверное, он уже в самолете.
— Значит, можно будет попозже позвонить ему в Лос-Анджелес. — Элизабет положила трубку на место.
Джейн покачала головой, смахнув слезу в уголке глаза.
— Не стоит. Все кончено.
— Ты этого не можешь знать, пока не поговоришь с ним.
— Боюсь, что знаю. Когда он вчера вернулся домой с вечеринки, он сказал Кэролайн, что больше никогда не вернется в Сан-Франциско.
Элизабет не удержалась — закатила глаза.
— Она, скорее всего, это выдумала, чтобы тебя помучить.
— Зачем это ей? Если Чарльз действительно хочет быть со мной, что она выиграет, если разлучит нас?
— Может быть, в ее представлении ты недостаточно хороша, чтобы быть миссис Чарльз Бингли. Она хочет ему такую жену, как эта пресная снобка, с которой он был на вечере в Розингсе.
— Нет, Лиззи, думаю, она пыталась меня предупредить, что я его больше не интересую.
Элизабет не знала, что сказать, и просто смотрела на Джейн глазами, полными сочувствия. Джейн продолжала говорить, больше с собой, чем с Элизабет.
— И потом, о чем я вообще думала? Ничего ведь не изменилось, совсем ничего. Кэролайн сказала, что он все больше и больше времени проводит на работе и поэтому не вернется: слишком занят своими делами в Лос-Анджелесе. Так что он либо выбрал для себя эту жизнь и считает, что я больше не подхожу ему, либо все еще выполняет приказы своего отца вместо того, чтобы самому принимать решения. — Слезы снова заструились по щекам Джейн. — И в том, и в другом случае… — Ее голос замер, и она подавила рыдание.
Элизабет обняла Джейн, у нее самой глаза были полны слез.
— Мне так жаль, — прошептала она. — Мне очень, очень жаль!

— Так это все на вечер четверга? — Соня поглядела на Уильяма поверх очков для чтения, сидевших на кончике ее носа.
— По-моему, да. — В желудке у него урчало. Накануне он поздно заснул и пропустил завтрак. Весь его режим дня нарушился из-за смены часовых поясов. — Пробеги план вечера еще раз вместе с Ба — может, ей в голову придет что-то еще.
— Будет сделано. — Соня закрыла папку, лежавшую на столе, и посмотрела на часы. — Мы закончили? Я договорилась кое с кем пообедать.
— Ты закончишь сегодня то, другое дело? — спросил он, старательно изображая небрежный тон.
— Я над этим работаю, но это может занять несколько дней или даже больше, если…
Уильям покачал головой, скрестив на груди руки.
— Мне нужно самое позднее к среде.
— Сделаю все возможное. Мне нужно проверить множество мест, а твоей исходной информации уже полгода. — По нахмуренному выражению ее лица было ясно, что ей хотелось поподробнее расспросить его по поводу необычной просьбы, но она сдерживалась.
— А я все это время думал, что ты волшебница, — усмехнулся он.
Соня закатила глаза.
— Как остроумно! Ну, а теперь уходи и оставь меня в покое, чтобы я могла побыстрее отсюда выбраться.
— Вообще-то, есть еще кое-что. — Он распрямил руки и заметил, что на рубашке болтается пуговица. Не забыть отдать миссис Рейнольдс, пусть пришьет. — Это насчет Джорджи.
Соня сняла очки и убрала в сумочку.
— Я кое-что слышала о том, что вчера случилось.
— Ба была в ярости из-за нее.
— А ты?
— Не столько рассердился, сколько расстроился, — сказал Уильям, опускаясь в кресло рядом с Сониным столом. — Мы понятия не имели, где она и почему не пришла на концерт.
— Если я правильно понимаю, она была со своей подружкой Кортни?
Уильям кивнул.
— У этой девочки был день рождения, и Джорджи пригласили с ночевкой с субботы на воскресенье. Ба даже дала ей разрешение пропустить вчера службу в церкви и семейный обед, чтобы ей не пришлось возвращаться домой слишком рано. Но все это с условием, что она появится на концерте. Джорджи настояла, чтобы Аллен за ней не приезжал, сказала, что может взять такси.
— Джорджи так
часто делает последнее время, — сказала Соня. — Она говорит, что, когда ее
возит Аллен, она чувствует себя маленьким ребенком. Но не в этом дело. Когда
она все же появилась, как она оправдалась?
— Сказала, что они гуляли по магазинам в Виллидже и забыли про время.
— Ничего получше не придумала? — фыркнула Соня, качая головой. — У нынешней молодежи небогатая фантазия. И все же, я думаю, это доказательство здорового уважения к классике.
Уильям сердито посмотрел на нее.
— Рад, что мои семейные проблемы веселят тебя.
— Прости. — Соня опять сделала серьезное лицо и села неподвижно, сложив руки на столе. — Но можем же мы посмотреть на это под другим углом? Сколько твоих концертов она посетила за свою жизнь? Не один десяток, верно? Ну, пусть один она пропустила из-за похода по магазинам с подружкой, ну, может, еще с ними были двое мальчишек. Соотношение очень хорошее. И в любом случае, ей пятнадцать лет — она только и думает о том, как бы что прикупить. Ну, и о мальчиках, если на то пошло.
Мальчики? Уильям отложил эту неприятную мысль на потом и вернулся к основному вопросу.
— Проблема не в том, что она пропустила концерт, а в том, что никто не знал, где она. Ба уже собиралась звонить в полицию.
— Почему никто просто не позвонил ей на сотовый? — спросила Соня.
— Мы звонили в антракте, но она не отвечала. Потом она сказала, что аккумулятор разрядился.
— «Она сказала»? Хочешь сказать, что ты ей не веришь?
— Не знаю. Я… да, я ей верю. — У Уильяма не было оснований сомневаться в словах сестры, но Ба настаивала, что Джорджи рассказала не все. — Но она отказывается обсуждать это со мной. Я этого не понимаю, ведь она всегда могла спокойно говорить со мной обо всем.
Соня покачала головой, и он заметил, как она подавила улыбку.
— Возможно, ты не заметил, но пока ты мотаешься по всему свету, собирая полные залы и стоячие овации, маленькая девчушка, которая топала за тобой с плюшевым мишкой в руках, превратилась в молодую женщину. Она могла говорить с тобой, потому что ее жизнь была несложной. Или, по крайней мере, настолько несложной, насколько может быть таковой жизнь любого из Дарси — с вами поди помучайся.
— Вот как? Спасибо. — Уильям поджал губы и поглядел на нее, прищурясь.
— О, я же не жалуюсь, мне-то это дает средства к существованию. Я то и дело повторяю слова из «Филадельфийской истории»: с богатыми и сильными всегда нужно чуточку терпения… Но о чем это я говорила? Ах да — она взрослеет и, естественно, становится более замкнутой.
— Но всё еще хуже. В тех редких случаях, когда она со мной говорила, она проявляла нетерпеливость и явное желание поскорее отделаться от меня. Ей, кажется, даже все равно, что я вернулся домой.
— О, ей не все равно. В этом поверь мне. — Соня чуть помедлила, прежде чем продолжить. — Тебе не приходило в голову, что она могла обидеться на то, что ты так много времени провел в Сан-Франциско?
Уильям покачал головой.
— Ерунда. Она знает, что я там восстанавливался после болезни.
— Ты мог восстановиться и здесь.
— Здесь я медленно сходил с ума.
— Не так уж и медленно, если хочешь знать. Но не думаю, что Джорджи это понимает. Ты для нее всегда был чем-то вроде отца, она считает тебя чем-то незыблемым. Так что в ее понимании ты просто ее бросил. А она обожает тебя, как бы ни вела себя сейчас, — поэтому ей это должно быть очень больно и обидно.
Уильям начинал раздражаться.
— Она привыкла к моим отлучкам, мне ведь приходится много путешествовать.
— Но ты обычно не уезжаешь так надолго. Знаешь, с августа ты дома всего лишь во второй раз.
— Предполагалось, что мне нужно до минимума сократить переезды, — холодно сказал Уильям. — И я приглашал ее к себе погостить.
— Что ей было бы крайне неудобно сделать во время учебного года. Послушай, я тебя не виню. Ты поступал, как считал нужным. Я просто говорю тебе, как Джорджи может воспринимать ситуацию.
— Она это с тобой обсуждала?
— Впрямую — нет, но несколько раз прозрачно намекала.
— Прошу прощения, Уильям. — На пороге стояла миссис Рейнольдс. — Извините, если помешала, но обед готов. Куда подать?
— В комнату для завтрака. Ба будет есть со мной?
— Нет, она уехала на открытие Оперной Гильдии.
Миссис Рейнольдс удалилась, и Уильям опять обратился к Соне:
— Давай на минуту представим, что ты права насчет Джорджи. Что мне следует предпринять?
— Уделить ей побольше времени на этой неделе.
— Это не так легко сделать. Если она не хочет со мной разговаривать, как мне убедить ее составить мне компанию?
— По крайней мере, можно попробовать. Сегодня только понедельник, вся неделя впереди. Своди ее поужинать в какое-нибудь модное место, не такое скучное, в какие ты обычно ходишь. Или узнай, какой фильм она хочет посмотреть, и пойди с ней. Уж если ничего не можешь придумать, поведи ее по магазинам. В конце концов, подкуп не был бы так распространен, если бы не приносил плодов. Она может повести себя так, будто ей не хочется, но в душе, мне кажется, будет счастлива, что ты настолько любишь ее, что предложил это.
Уильям поднял подбородок.
— Конечно, люблю. Она моя сестра. Я все для нее сделаю.
— Знаю. И она тоже знает, но, по-моему, ей просто нужно еще раз об этом напомнить.
— Хорошо. Спасибо тебе, Соня, я очень благодарен тебе за прямоту.
— Так могу я сейчас уйти на обед? — По тому, как она сузила глаза, было ясно, что возможен только один вариант ответа.
— Да, можешь, — великодушно сказал он, подмигнув.
Она усмехнулась.
— Спасибо, хозяин. Пока, увидимся.

— Как прошел
ужин с Джорджи? — спросила Элизабет, усаживаясь на диван и подбирая под себя
ноги.
— Хорошо. Сначала было немного неловко, но под конец пошло лучше.
Был вечер среды, и их с Уильямом еженощный телефонный разговор был в разгаре.
— Все никак не поверю, что она никуда не пошла отмечать Хэллоуин.
— Я ее спрашивал, а она сказала, что Хэллоуин — для малышни.
— Надо тебе ей
сказать, что и для больших тоже, особенно у нас в Сан-Франциско.
— А ты наряжалась? — Похоже, он заинтересовался. — Жаль, что я пропустил такое зрелище.
— Нет, не наряжалась. Но Шарли уговорила меня прогуляться по Кастро.
— Разве не ты говорила, что в Хэллоуин там просто сумасшествие?
— Так и есть, —
со смехом ответила она. — На мой вкус, даже слишком, но костюмы были великолепные.
Шарли больше всего понравился парень, одетый по знаменитой картине
Магритта — человек с зеленым яблоком на лице.
— Ну, это уже интереснее, чем я мог ожидать.
— О, можешь мне
поверить, костюмы были на любой вкус. Думаю, ты от всего этого пришел бы в
ужас. Хотя Ричарду понравилось бы. Он сейчас где-нибудь тусуется? — Два дня
назад Ричард улетел домой. По словам Шарлотты, они распрощались, как добрые
знакомые, и не обещали звонить друг другу.
— Может быть, но сначала он пошел на матч Мировой серии.
— Везет же. Наверное, было здорово, я слышала, «Янки» выиграли с дополнительной подачи.
— Правда? Когда Аллен нас вез домой, сказал, что счет пока ничейный.
— Ты говорил с Джорджи об этой ее самоволке?
— Нет. Это было всего лишь недоразумение, я знаю, такого больше не повторится.
Элизабет в это не верилось, но свое мнение она уже высказала. Очевидно, Уильям принял решение по этому вопросу и не собирался слушать возражения. Джорджиана была Дарси, и для Уильяма это исключало всякую возможность сознательного неповиновения.
Он продолжал:
— Но, по-моему, хорошо, что я сейчас дома и могу побыть с ней. Возможно, мне следовало приезжать почаще, но мне все что-то мешало.
— Так я для тебя — всего лишь помеха? — Ей хотелось, чтобы это прозвучало шутливо, в ответ на его поддразнивание, но голос выдал неожиданную боль, причиненную его словами.
— Конечно же, нет. Я просто шутил. Лиззи, ты не обиделась?
Нежная забота в его голосе заставила ее устыдиться. Он не винит меня в своих проблемах с Джорджи. У него есть любящие его женщины по обе стороны континента, а он только старается обо всех нас позаботиться.
— Извини. Я сегодня усталая и раздраженная. Может, даже и хорошо, что тебя нет рядом и тебе не нужно меня терпеть.
— Я уверен, мы бы придумали, как тебя развеселить, — прошептал он.
Она представила себе чувственный блеск в его глазах, и это заставило ее грустно улыбнуться.
— Тут ты прав. Просто я очень скучаю по тебе.
— И я тоже скучаю. Кстати, ты, наверное, поживешь у меня в пентхаусе, когда я опять приеду?
Хотя она так и собиралась сделать, но сейчас решила немного его подразнить.
— Боже, какое изысканное приглашение.
— Прошу прощения. Мисс Беннет, прошу вас быть моей гостьей во время моего пребывания в Сан-Франциско.
Она откинулась на диванные подушки, тихо смеясь над его величественным тоном.
— С удовольствием, сэр. Только одно…
— Нет. Никаких условий, никаких возражений. Ты будешь только моя.
Она привыкла к его властной манере, и это ее не отпугнуло.
— На выходных мне нужно сходить посмотреть «На юге Тихого океана». Я столько времени и сил вложила в постановку, актеры ждут, что я приду их подбодрить. По сути, надо бы быть в пятницу, на премьере. Хочешь со мной?
— Не могу. Мне придется лететь в пятницу поздним рейсом. У Джорджи утром прослушивание, и они с Ба просили, чтобы я на несколько часов задержался и пошел с ней.
Почему у меня все время такое чувство, будто я борюсь за его любовь? Не сомневаюсь, что его бабушка была очень рада поводу задержать его с отъездом. Она подавила эту мысль и постаралась его поддержать.
— Очень хорошо придумано. И в таком случае, разумнее для меня будет пойти смотреть мюзикл в пятницу вечером. Хочешь, я потом встречу тебя в пентхаусе?
— Нет. Я заберу тебя из дома.
— Но если я буду жить в пентхаусе все время, пока ты в городе, мне понадобится моя машина. В понедельник и во вторник мне нужно будет на занятия.
— Нет, я буду отвозить и забирать тебя.
Она закатила глаза.
— Уильям, в этом нет никакого смысла.
— Почему ты до сих пор называешь меня Уильямом?
— То есть?
— Ты не называешь меня никаким ласковым именем, даже Уиллом, а ведь так меня зовут большинство друзей и семья. — Он говорил почти обиженно.
— Никогда об этом не думала. Мне просто кажется, что «Уильям» тебе подходит больше всего. Хочешь, чтобы я тебя звала Уиллом?
— Может быть. Или…
— Или?
— Какая ирония, что Кэролайн Бингли упорно называет меня «милый» и «дорогой», а ты — никогда.
Элизабет приподнялась и выпрямилась, внезапно насторожившись.
— Кэролайн? Когда ты ее видел?
— В субботу, в аэропорту.
— Ты об этом не говорил.
— Я не пытался ничего скрывать, — проворчал он. — Я просто не придавал этому значения. Можешь мне поверить, это не было событием дня.
Расслабься. Не о чем беспокоиться, он в состоянии с ней справиться.
— Значит, она опять вовсю с тобой любезничала?
— Я и раньше просил ее не называть меня дорогим, но у меня мало возможностей на нее повлиять. — Он шумно вздохнул. — Когда я представлял, как кто-то меня так называет, это точно была не Кэролайн.
Элизабет улыбнулась и кивнула сама себе.
— Теперь понимаю. Ты хочешь, чтобы я тебя называла милым, или любимым, или вроде того.
— Только когда мы наедине. И только если ты сама хочешь. — Надежда в его голосе звучала почти комично.
— Придется подумать об этом… дорогой. — Она хихикнула. — Не знаю. Как-то слишком сладко для тебя. Может, я просто попробую «Уилла».
— О-о-о. В эти выходные у тебя будет не одна возможность попробовать Уилла, — сказал он голосом, источающим страсть.
Элизабет расхохоталась.
— Ну вот, попытался быть сексуальным — и что получил, — пробурчал он тоном оскорбленного достоинства.
— Извини. Просто ты обычно не говоришь таких вещей. — Она все-таки перестала смеяться. — Но это не пренебрежение к твоей сексуальности. Совсем наоборот.
— Хорошо. — Он помолчал, а когда заговорил снова, голос его звучал хрипло. — Мне не хватает тебя даже больше, чем я мог представить.
— И мне тоже. — От тоски по нему у нее почти болели и тело, и душа. — Но вряд ли тебе удастся завтра прилететь сюда первым же рейсом?
— Ты даже не представляешь, как бы я этого хотел. Но…
— Я знаю. У тебя завтра вечером заседание в фонде.
— К тому времени я буду, наверное, уже еле живым. Наверное, начну мечтать, как ты сидишь у меня на коленях, и ни одного слова не услышу.
— Вот бы посмотреть, какие лица были бы у членов комиссии, если бы я и правда сидела у тебя на коленях, — сказала она, смеясь.
Он усмехнулся.
— Думаю, Ба не оставила бы это без комментариев.
Недолгое веселье растаяло, и между ними воцарилось молчание.
— Даже думать не хочу, что будет, когда ты уедешь в Австралию, — сказала она.
— Знаю. В эти выходные нам надо будет кое о чем поговорить.
Уже не в первый раз Уильям предлагал поговорить об их будущем. Про себя Элизабет много думала об этом, обсуждала с Джейн и даже решилась сама предложить, что переедет в Нью-Йорк по окончании учебного года. Эта перспектива ее не очень радовала. Она была в восторге от работы в консерватории и до сих пор не уставала удивляться, как ей повезло найти место в таком престижном учебном заведении. Любила она и Сан-Франциско, но больше всего была счастлива снова быть с Джейн после многих лет, проведенных в тысячах миль от нее. Но постоянные отлучки Уильяма станут в конце концов невыносимы, а ему подобный переезд дался бы гораздо тяжелее, чем ей, так что особенного выбора не было.
Мысль о Джейн напомнила ей, что нужно спросить еще кое-что.
— Ты еще не говорил с Чарльзом?
Он ответил, как и в предыдущие два раза:
— Нет еще.
Элизабет стиснула зубы.
— Если бы ты это сделал, у тебя было бы намного больше шансов заслужить от меня обращение «дорогой». Неужели так трудно взять телефон и набрать номер?
— Я уже несколько раз объяснял — мне не хотелось бы вторгаться в частную жизнь Чарльза. Если бы он хотел со мной об этом поговорить, он бы уже сам позвонил. Я не собираюсь силой вызывать его на откровенность.
Несколько дней назад Элизабет попросила Уильяма узнать, что случилось у Чарльза в выходные, но, к ее разочарованию, он не стремился помочь. Несмотря на досаду, она не была удивлена: трудно было представить худшего свата, чем Уильям.
Он усугубил ее разочарование тем, что сообщил только одно из разговора с Чарльзом в аэропорту — Кэролайн не солгала о том, что Чарльз все больше интересуется своей работой. Она решила последний раз попытаться узнать что-нибудь полезное.
— Так он точно ничего не говорил о Джейн, когда вы виделись в субботу?
Уильям несколько секунд помолчал, прежде чем ответить.
— Его нельзя было… понять однозначно.
Элизабет широко раскрыла глаза.
— Так он всё-таки говорил о ней! Что он сказал?
— Ты ставишь меня в неловкое положение, Лиззи. Это был конфиденциальный разговор.
Ей не хотелось вступать в конфликт с его чувством чести, но от этого можно было сойти с ума.
— Можно хотя бы в общих чертах?
— Он поделился некоторыми сомнениями по поводу этой ситуации и не мог определиться, стоит ли ему дальше встречаться с Джейн. Судя по тому, что ты мне рассказала, за выходные он, должно быть, решился.
Это было как раз то, чего Элизабет не хотела услышать, и она удрученно молчала, переполненная сочувствием к Джейн. Уильям опять тихо заговорил:
— Лиззи, я знаю, что ты очень хочешь, чтобы они опять были вместе, но мне кажется, это не суждено. Лучше было бы просто смириться с этим.
Она и сама была готова прийти к тому же выводу, пусть и с большой неохотой.
— Бедная Джейн. Она старается этого не показывать, но ей так плохо.
— Мне очень жаль.
Элизабет услышала поворот ключа во входной двери.
— О, вот и Джейн пришла. Эту неделю она подолгу сидит в офисе, может быть, старается отвлечься от мыслей о Чарльзе. Я бы хотела поболтать с ней немножко, ты не против?
— Понимаю. Мне все равно нужно порепетировать. Во сколько тебе позвонить завтра вечером?
— Я лучше сама тебе позвоню. У меня вечерние занятия, а потом мне сразу нужно будет в один клуб в центре — у нас с ребятами поздний концерт. Я позвоню тебе из машины по дороге туда.
— Хорошо. У меня будут дела в городе после заседания, но к тому времени я, скорее всего, вернусь домой, и в любом случае сотовый у меня с собой.
— У тебя дела после заседания? — удивилась Элизабет. Тусоваться в городе поздно вечером — это было не в характере Уильяма. — Неужели Ричард убедил тебя пуститься в разгул, прежде чем ты вернешься ко мне?
— Нет, конечно. Просто кое-что надо сделать перед отъездом.

Уильям нежно попрощался с Элизабет и положил трубку. Он откинулся в кожаном кресле, кляня себя, что проболтался о планах на завтрашний вечер. Следовало предвидеть, что Элизабет захочет знать больше, а она только огорчилась бы, если бы узнала о его намерениях.
Ее постоянные расспросы о Джейн и Чарльзе тоже не добавляли спокойствия. Не солгав в строгом смысле слова, он все же скрыл от нее тот факт, что сомнения Чарльза относились к чувствам Джейн, а не к его собственным. Но Чарльз, очевидно, решил порвать отношения, и это было, без сомнения, к лучшему. Оживить надежды Элизабет было бы неразумно и ни к чему.
Утешая себя таким образом, он вспомнил слова Элизабет о том, что Джейн несчастна. А что, если я неправильно оценил ситуацию и она по-настоящему любит Чарльза? В таком случае, я подложил свинью им обоим.
Его эго поспешило на помощь, вооружившись целым ворохом аргументов. Конечно, она несчастна — потеряла самого лучшего кандидата в мужья, какого могла встретить в жизни. Не только это, еще ей придется терпеть постоянное нытье матери. И я уверен, что Чарльз ей нравился, даже если она его и не любила, так что сейчас у нее есть причина быть несчастной. Кроме этого, я не давал советов Чарльзу, только выразил свое мнение. Это было его решение, его выбор.
Уильям достаточно хорошо разбирался в себе, чтобы услышать в этом внутреннем монологе оправдывающиеся нотки. Хотел он этого или нет, но он начинал терять уверенность в том, что правильно истолковывает чувства Джейн, и следовало получше разобраться в этом — это была его обязанность перед Чарльзом. Но сейчас ничего нельзя было сделать — слишком уж деликатное это дело, чтобы обсуждать его по телефону. Через два дня он увидит Элизабет и тогда поговорит с ней о Джейн. Даже несмотря на риск вызвать ее недовольство, он готов был признать свою ошибку — если, конечно, совершил её.
Он глянул на часы — почти половина третьего ночи. Он не чувствовал усталости, и спать не хотелось. Подумал было порепетировать, но решил, что настроение не то. Вместо этого взял книгу со стола и открыл на заложенной странице.
Нужно будет переставить здесь мебель, чтобы поместилось кресло для нее. Улыбнувшись от предвкушения многих тихих вечеров вдвоем, Уильям углубился в чтение, а звуки поздних машин, проезжавших по Пятой авеню, постепенно растаяли вдали. Его окутали покой и тишина.
© 2007. Все права принадлежат автору