Нежданная песня

Глава 59

 

5:03

booksУильям метнул гневный взгляд на часы, надеясь усилием воли ускорить движение стрелок, но оказалось, что с тех пор, как он в последний раз смотрел на них, прошло всего две минуты. Он перевел взгляд на ряды книг, поднимавшиеся до самого потолка, так что надписи на корешках терялись в тени. Он всегда любил библиотеку: сводчатый потолок придавал ей сходство с собором, только здесь поклонялись печатному слову, и пахло не ладаном, а средством для полировки мебели. Но сегодня воздух в комнате дрожал от напряжения, волны которого, казалось, пытаются опрокинуть его. Он откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу и легонько покачал бокал с мерло. Возможно, если ему удастся выглядеть расслабленным, никто не догадается, что это лишь искусно созданная иллюзия.

Элизабет, видимо, выбрала ту же стратегию. Она сидела напротив, погруженная в оживленную беседу с Ричардом и его родителями, и лицо ее озаряла радостная улыбка. Только руки выдавали, что не все так лучезарно, то поднимаясь, чтобы дотронуться до изумрудного кулона, то возвращаясь на рукоятки кресла, чтобы проверить прочность проходившего вдоль края обивки шнура.

После того как состоялись формальные приветствия и представления, Ричард засыпал Элизабет вопросами о Шарлотте и Джейн. Само собой получилось так, что она заняла свободное место рядом с ним, да так там и осталась. Второе свободное место — то, которое в данный момент занимал Уильям, — следовало бы снабдить железными оковами для рук и ног. Слева от него в кресле с высокой спинкой, как на троне, восседала Кэтрин де Бург, а сам он оказался на диванчике на двоих в компании Энн, которая давно уже отточила искусство весьма правдоподобно изображать статую в присутствии матери.

Поначалу Кэтрин больше помалкивала, довольствуясь испепеляющими взглядами в направлении Элизабет. Но вскоре она разразилась нескончаемым потоком самовозвеличивающих историй, щедро сдобренных именами знаменитостей из музыкального мира. Ее глаза продолжали время от времени метать на другой конец комнаты пачки невидимых кинжалов, но Элизабет очень мудро их не замечала.

Уильям искоса взглянул на бабушку, сидевшую по другую руку от Кэтрин. Она была на удивление молчалива — возможно потому, что, пока они обменивались приветствиями, он даже не сделал попытки скрыть свое негодование. Ее предательство ошарашило его — до этого момента он считал, что она не способна на такую подставу. Только ради Джорджианы он подавил сильнейшее желание схватить Элизабет в охапку, выскочить за дверь и сесть на ближайший рейс, который вернул бы их на Барбадос.

Джорджиана, впрочем, осталась совершенно безразличной к его жертве. Он, нахмурившись, следил за ней, сгорбившейся в углу дивана, подальше от тети, и не отрывающей взгляда от пушистого узорчатого ковра у себя под ногами. Она без большого энтузиазма ответила на его объятие и одарила Элизабет лишь кратким невнятным приветствием, после чего погрузилась в молчание.

Его тетя и дядя могли бы показаться постороннему человеку расслабленными, но Уильям чувствовал напряжение, пронизывающее их оживленную беседу. Даже Ричард, обычно равнодушный наблюдатель, казалось, опасается бочонка с порохом, расположенного посреди библиотеки и снабженного смертельно коротким фитилем.

Уильям крепче сжал бокал. Он вновь покачал его, на этот раз слишком энергично, едва не пролив вино на брюки.

— Это самое красивое место на свете, которое мне доводилось видеть, — услышал он голос Элизабет благодаря паузе, наступившей в нескончаемых разглагольствованиях Кэтрин.

— Согласна с вами, — кивнула Элеонор Фитцуильям, его тетя. — Уильям, должно быть, рассказал вам, как много сил и любви его мама вложила в тамошние сады. Поместье всегда выглядело прелестно, но теперь оно представляет собой умопомрачительное зрелище.

— Если я хорошо знаю Уилла, он поведал Лиззи полную историю каждого растения в саду и каждого кирпича, из которых сложен дом, — заявил Ричард, сверкнув в сторону Уильяма своей фирменной ухмылкой. — Он, кажется, убедил себя, что собственными руками построил Пемберли.

— Пемберли? — глаза Кэтрин зажглись азартом, как у дикой кошки, почуявшей добычу. — Ах, да. Мы с Энн несколько раз там гостили. По приглашению, разумеется, — ее губы скривились в презрительную улыбку, а глаза пронзили Элизабет, как вертел — ягненка. — Насколько я поняла, вы отправились вслед за Уильямом на Барбадос.

Уильям метнул негодующий взгляд на бабушку, которая, скорее всего, и являлась источником этой дезинформации.

— Нет, все было наоборот, — произнес он голосом, налитым свинцом. — Это я отправился вслед за ней.

Кэтрин не обратила внимания на его реплику, глаза ее впились в Элизабет.

— Я полагаю, вы отменили занятия в прошлый понедельник, чтобы продлить свои каникулы, нарушив тем самым мои предельно четко сформулированные правила.

— Заведующая моей кафедрой уверила меня, что в этом нет ничего страшного, — спокойно ответила Элизабет. — Она сказала, что в понедельник, предшествующий Дню Благодарения, посещаемость всегда оставляет желать лучшего.

— А как же иначе? — фыркнула Кэтрин. — Если безответственные ассистенты отменяют занятия по собственной прихоти, тем самым они демонстрируют студентам, что есть вещи поважнее занятий.

Глаза Элизабет сузились.

— Безответственные? — произнесла она, еле сдерживаясь. — Я не… — она покраснела и взглянула на Роуз. Когда она вновь заговорила, лишь напряженность вокруг глаз выдавала ненатуральность ее легкого, почти беспечного тона. — Значит, вам же лучше, что через несколько недель я ухожу.

Ричард бросился на линию огня, едва опередив Кэтрин, которая уже набрала воздуху для того, чтобы произнести продолжительную тираду.

— Берегитесь, ваша светлость. Бабушка строго следит за исполнением правила «никаких разговоров о делах в праздники». Папа может вам показать шрамы, которые у него остались от тех нескольких раз, когда он его нарушил.

— Ричард! — неодобрение, прозвучавшее в голосе Роуз, могло бы сломить более робкого соперника. Ричард умолк, но в уголках его губ появилась легкая усмешка, которую не смог подавить даже леденящий взгляд Кэтрин. Уильям, едва скрывая улыбку, переглянулся с Элизабет. Приятно было для разнообразия уступить место на предметном стекле микроскопа кому-то другому.

— Ричард преувеличивает, — добродушно отозвался Роберт Фицуильям, — но не слишком. Шрамов у меня, конечно, нет, но Роуз неоднократно выгоняла меня из-за стола, оставляя без десерта.

— Кэтрин, нам всем, без сомнения, очень интересно послушать о ваших приготовлениях к концерту Уильяма, который состоится в следующем месяце, — сухой голос Роуз подчеркивал каждое слово. — Насколько я поняла, вы готовите гала-представление.

Кэтрин взяла паузу, все еще источая взглядом жидкий азот, но спокойный властный тон Роуз, видимо, усмирил ее.

— Этим занимается Энн. У нее настоящий талант к организации элегантных культурных мероприятий. Разумеется, всем вам известно, насколько высоко ценятся подобные способности. Жаль, что некоторые молодые люди из высшего света не в состоянии распознать по-настоящему достойных женщин и тратят свое время и энергию на других, — и она бросила уничтожающий взгляд в направлении Элизабет.

Уильям тоже быстро глянул на Элизабет и заметил, как ее глаза сверкнули, а рука сжала изумрудный кулон. Он вздернул подбородок и посмотрел прямо на Кэтрин.

— Возможно, те люди, о которых вы говорите, способны самостоятельно определить для себя, что является истинным преимуществом.

Не взглянув на Кэтрин и Уильяма, Роуз заговорила ласковым голосом, который, казалось, приберегала специально для Энн.

— Может быть, ты расскажешь нам о своих планах по организации концерта, дорогая?

Вздрогнув, Энн подняла глаза. Уильяма захлестнул стыд, когда он вдруг осознал, что хоть и ненамеренно, но защищал Элизабет за счет Энн.

— Да, конечно, тетя Роуз, — сказала она свойственным ей тихим неверным голосом. — Я рассмотрела несколько вариантов, и в конце концов решила, что мы…

— Все будет вертеться вокруг Рождества, — громко перебила ее Кэтрин. — Рождественские украшения — разумеется, весьма элегантные, а после концерта прием с шампанским. Конечно же, мы ожидаем, что будут присутствовать все выдающиеся фигуры из мира музыки, так же, как и представители всех основных фондов. Полагаю, вы все почтите этот концерт своим присутствием. И Джорджиана тоже, если это не помешает ее школьным занятиям. Иначе, конечно, ей лучше остаться дома. Для всех вас будут оставлены VIP-места, рядом со мной и с Энн, разумеется.

— Мне нужен еще один билет в VIP-зону, — сказал Уильям. — Для Элизабет.

— Это невозможно. Для преподавателей консерватории мы зарезервировали несколько мест на балконе, но они предназначены для самых почтенных профессоров, которые зарекомендовали себя как выдающиеся музыканты и талантливые педагоги.

— Это неприемлемо, — Уильям расправил плечи и выпрямился. — У вас есть два варианта. Либо вы найдете для Элизабет место в первом ряду, либо вам придется искать другого пианиста для выступления.

— Мне даже не верится, что ты со мной так разговариваешь, Уильям, — ощетинилась в ответ Кэтрин. — Если бы тебя услышала твоя несчастная мать, она пришла бы в ужас.

Во взгляде, который послала ему Роуз, были смешаны предостережение и неожиданная нотка сочувствия. Затем она обратилась к Кэтрин.

— Я уверена, что Уильям не хотел проявить к вам неуважение. Но его просьба кажется мне вполне оправданной.

— Я могу отдать Лиззи свой билет, — зловредный блеск в глазах Ричарда подсказал Уильяму, что кузен не замышляет ничего хорошего.

Кэтрин еле слышно фыркнула.

— Полагаю, это мероприятие слишком скучно для человека ваших… вкусов.

— Чертовски проницательно, ваша светлость. Не сомневаюсь, что найду себе развлечение на вечер, никому при этом не мешая.

Своей речью Ричард заслужил неодобрительные взгляды Кэтрин и Роуз и несколько более мягкий укор в глазах матери, но в его усмешке раскаяния не было. Роберт поднялся и прошел к бару, располагавшемуся в углу комнаты, подмигнув по дороге Уильяму.

Clifford the dog balloon Элизабет повернулась к Ричарду и искусно сменила тему.

— Сегодня я впервые за много лет пропустила парад в честь Дня Благодарения — мы были в воздухе. Ты, наверное, тоже его не застал?

— Всего несколько минут, на подходе к спортзалу.

— Ты тренировался в День Благодарения? — подняла брови Элизабет. — Силён!

— Я всегда качаюсь в День Благодарения. Это позволяет мне вечером безнаказанно обжираться.

— Жаль, я сама об этом не подумала. А ты когда-нибудь был на этом параде?

— Однажды, еще ребенком, — Ричард взглянул на родителей. — Как давно это было?

Macy's Thanksgiving parade — Примерно двадцать лет назад, сразу после того, как мы сюда переехали, — ответил Роберт. — Мы сняли номер в гостинице с видом на парад.

— Да, шары плыли прямо на уровне наших окон, — вступил в разговор Уильям. — Странно, что у меня нос не остался навсегда плоским, — так долго я прижимался им к стеклу.

— На тебя в те годы легко было произвести впечатление, старик.

— Ой, ты и сам был в восторге, — парировала Элеонор, укоризненно покачивая сыну головой, — просто не мог в этом признаться, — она улыбнулась и обратилась к Элизабет: — Ричарду тогда было тринадцать, и он считал, что умнее всего выглядит, когда притворяется, что ему ничего не интересно.

— Конечно! Мне ведь надо было поддерживать репутацию. А кодекс крутого перца требовал в любой ситуации выглядеть пресыщенным и циничным.

— Выходит, по твоему кодексу я не был крутым перцем, — усмехнулся Уильям, — потому что я был просто зачарован. Когда Джорджи исполнилось восемь, я снял номер в том же отеле, чтобы показать ей парад с той же точки, и ей тоже очень понравилось. Правда, Джорджи?

— Нормально было, — пожала та плечами.

— Вот она, моя маленькая крутая перчинка, — подмигнул ей Ричард. Джорджи закатила глаза и снова уставилась на ковер.

— От этого парада сплошные неудобства, — сказала Кэтрин. — У меня сегодня был назначен завтрак с Марселем Ле Браном — ну, знаете, это новый директор оперной компании. Он хотел посоветоваться со мной по поводу включения в труппу молодых певцов. Но из-за всех этих объездов я едва успела туда вовремя. Не понимаю, почему мэр допускает подобное безобразие.

Роуз протянула пустой бокал Роберту, который вернулся к бару, чтобы наполнить его вином.

— Парад привлекает в город туристов, а Нью-Йорку это необходимо.

— А мне нравилось ходить на парад, когда я здесь жила, — сказала Элизабет. — Конечно, из отеля вид открывается получше, да и теплее там, это уж точно, но было так весело и здорово всей толпой идти по улицам.

— Полагаю, это зрелище может представлять развлечение для детей и лиц с низменными вкусами.

Уильям испустил тяжелый вздох и снова взглянул на часы. 5:09.

divider

Элизабет стояла в ванной комнате и всматривалась в свое отражение в обрамленном позолотой зеркале, поражаясь тому, что на лице никак не отпечаталось скрученное в узел состояние ее внутренностей. Она схватила пушистое мягкое полотенце для гостей и крепко сжала его обеими руками. Жаль, что это не шея Кэтрин. И еще ей было очень жаль, что нельзя остаться в этом маленьком, но роскошном помещении навсегда. Не для того чтобы спрятаться от всех — как она поспешила себя убедить, — но чтобы иметь возможность в полной мере насладиться зрелищем сногсшибательной раковины из черного стекла, пронизанного золотыми прожилками. Но вскоре нужно будет вернуться в библиотеку. Может быть, она еще по дороге заглянет на кухню, чтобы получить необходимую дозу материнского тепла от миссис Рейнольдс.

Она распахнула дверь ванной и чуть не подпрыгнула, когда на нее из коридора огромной тенью надвинулся Уильям. Она прижала ладонь к груди.

— Ты напугал меня.

Он извинился, взял ее за руку и провел в гостиную, шикарная обстановка которой приобрела в темноте призрачные очертания. Он обнял ее.

— Лиззи, я так виноват перед тобой, — и вздохнул, уткнувшись ей в волосы.

Она прижалась к нему, принимая его силу и поддержку.

— Я и не догадывалась, как отчаянно нуждалась в объятиях.

Его губы скользили по ее макушке.

— Клянусь, я не знал, что здесь будут Кэтрин и Энн.

— Ну конечно, не знал, — она сделала шаг назад и оглянулась по сторонам, чуть ли не всерьез ожидая увидеть в тени Кэтрин и Роуз, уперевших руки в бока и обдающих ее ледяным презрением. — Если бы ты знал, то предупредил бы меня.

— Если бы я знал, то мы остались бы в Пемберли.

Она вздохнула, представив себе столик на двоих с зажженными свечами в наполненном тропическими ароматами саду и шелест легкого бриза в густой листве.

— Я пытаюсь быть паинькой, но если так будет продолжаться, мне придется ее просто убить.

— Счастлив буду предложить свою помощь. И Ба тоже придется передо мной ответить за то, что она пригласила де Бургов. Уж конечно, она могла предвидеть, что Кэтрин поведет себя именно так.

— Но вспомни, твоя бабушка всего лишь два дня назад узнала, что я тоже приду на ужин. Я уверена, что к этому времени она уже успела пригласить Кэтрин и Энн.

— Вероятно, — сказал он, пожимая плечами. — Возможно, именно поэтому Ба так расстроилась, когда я сказал ей, что остаюсь на День Благодарения в Пемберли. Они с Кэтрин, должно быть, разработали очередную хитрую схему, чтобы навязать мне Энн.

— Так значит, Кэтрин говорила правду: твоя бабушка хочет, чтобы ты женился на Энн?

Он медленно кивнул.

— Ба всегда питала слабость к Энн. Кстати говоря, и мама тоже, — он положил руки ей на талию. — Но я неоднократно говорил Ба, что мы с Энн всего лишь друзья.

— Знаю. Если она не хочет с этим смириться, ты тут ничего не можешь поделать.

— Спасибо, — он легко коснулся губами ее губ. Она вздохнула и прижалась к нему, возвращая поцелуй.

— Вот вы где! — это был насмешливый голос Ричарда. Щелкнул выключатель, и комната оказалась залита светом. — Обжимаетесь в гостиной. Я в шоке. Я потрясен и возмущен.

Уильям покрепче прижал к себе Элизабет.

— Иди в баню, Ричард.

— Ой, да не напрягайся ты так, Уилл. Я, между прочим, явился с гуманитарной миссией, — прежде чем продолжить, Ричард осушил свой наполовину пустой бокал виски. — Ваше совместное отсутствие было замечено Великими Мира Сего, поэтому я вызвался выследить вас. Я решил, что уж лучше вас найду я, чем Ба или Герцогиня, тем более что я не мог поручиться за то, чем вы тут занимаетесь.

— Просто Лиззи нужно было отдохнуть от Кэтрин, да и мне тоже.

Ричард кивнул.

— Лиззи, я восхищаюсь твоей невозмутимостью. Не понимаю, как ты удерживаешься от того, чтобы не вцепиться ей в горло. Кстати, я заплатил бы немалые бабки, чтобы это увидеть, так что разрешаю тебе не сдерживаться.

— Но на самом деле я ничего не могу с ней поделать, — ответила девушка, покачивая головой. — Большинство ее оскорблений были неявными, так что я не могла их парировать.

— Мы с тобой сидели в одной и той же библиотеке? — скептически смерил ее взглядом Ричард. — Да она вздохнуть тебе не давала.

— И да, и нет. Например, она сказала Уильяму, что он опустился ниже своего уровня и не ценит «по-настоящему достойных женщин», — она передразнила надменную интонацию Кэтрин. — Разумеется, она имела в виду, что я — вокзальная шлюха, недостойная даже того, чтобы вылизать босоножки Энн от Manolo Blahniks, но фактически она ведь этого не сказала. Если бы я возмутилась, она стала бы отрицать, что говорила обо мне, и обвинила бы меня в излишней обидчивости. И что еще хуже, получилось бы, что это я сама себя так унизила.

— Да, не ожидал от нее такой хитрой стратегии, — задумчиво сказал Ричард, нахмурившись. — Какая жалость! Если бы вы с ней боролись в грязи, это было бы намного интереснее ее упражнений в метании отравленных дротиков.

Элизабет фыркнула. Уильям закатил глаза и медленно покачал головой, но не сумел полностью замаскировать улыбку.

— А если серьезно, — продолжил Ричард, — Кэтрин, конечно, понимает, что если бы она пошла дальше, то Ба вмешалась бы.

— Думаешь? — пока что Элизабет не заметила со стороны Роуз особого желания помочь, если не считать периодических стратегических смен темы беседы.

— Если дело дойдет до открытых боевых действий — можешь на это рассчитывать. Но пока Кэтрин ограничивается хорошо замаскированными колкостями, Ба предпочитает сохранять мир. Такие люди, как Ба, отлично умеют притворяться, что не замечают слона в комнате, да еще и умудряются аккуратно обходить слоновьи кучи — лишь бы этот слон не начал бить посуду.

— Но меня удивляет, что она позволяет ей заходить настолько далеко, — сказал Уильям. — Я ожидал, что она все-таки вмешается, когда Кэтрин наехала на тебя за отмену занятий.

— Это меня так разозлило! Как она смеет заявлять, что мои студенты мне безразличны!

— Да уж, я могу подтвердить, что это не так, — сказал Ричард. Он ухмыльнулся Уильяму. — Так же, как и наш общий друг. Он практически исходил на нет все эти вечера, когда ты пропадала на репетициях, а ему приходилось ужинать со мной и Джейн.

— Кстати, спасибо, — Элизабет легонько дотронулась до руки Ричарда. — Я вижу, как ты и твои родители стараетесь рассеять напряжение.

— Да пожалуйста. Если тебе еще когда-нибудь понадобится человек, способный разозлить эту бабу-ягу, обращайся, я к твоим услугам.

— Не знаю, сколько еще я смогу вытерпеть, не потеряв самообладания, — сказала Элизабет, поглаживая полированную поверхность своего изумрудного кулона. — Мне, наверное, придется в кровь искусать собственный язык.

— На твоем месте я отвесил бы ей того же угощения, которым она пичкает тебя, — без колебаний отозвался Ричард. — Видит бог, она этого заслуживает, да и я заодно развлекся бы.

Элизабет печально покачала головой.

— Проблема в том, что подумает обо мне ваша бабушка, если я так поступлю. Я обещала себе сегодня постараться произвести на нее хорошее впечатление.

— Ты права, — вздохнул Уильям. — Ба сочла бы это признаком дурного воспитания. Интересно, правда, почему те же критерии неприменимы к Кэтрин.

— Но ведь не она же здесь держит экзамен, — возразила Элизабет, пожалуй, чересчур громко. Она поморщилась и продолжала, понизив голос: — Экзаменуемая — я. И Кэтрин это знает. Она специально дразнит меня, надеясь, что я взорвусь при твоей бабушке и тем самым продемонстрирую, что не подхожу тебе.

Ричард пожал плечами.

— А с другой стороны, ты своей смелостью можешь вызвать бабушкино восхищение. Кэтрин иногда и ей действует на нервы.

— Тогда что здесь вообще делает Кэтрин, скажи на милость?

— Она здесь из-за Энн, — ответил Уильям. — У нее нет других близких родственников, кроме Кэтрин, и Ба жалеет ее.

— Как и все мы. Нам лишь время от времени приходится терпеть Кэтрин, а для Энн это постоянная работа, — Ричард заглянул в свой бокал. — Послушайте, у меня, конечно, сильное искушение сбежать, раз уж представился такой шанс, но кончился виски, а бутылка осталась в библиотеке. Думаю, дальше объяснять не надо. Не советую задерживаться здесь надолго — они пустят по вашему следу собак.

Ричард ушел, а Уильям взял Элизабет за руку.

— Давай просто возьмем да и уйдем. Можем вернуться в отель и заказать еду в номер. Я сам скажу Ба, тебе не придется даже заходить туда.

— Нет. Мы прилетели сюда для того, чтобы ты встретил День Благодарения со своей семьей, и ты это сделаешь, — она немного помедлила, покусывая губы, и наконец высказала вслух предложение, которое обдумывала. — Но, может быть, мне стоит уйти. Я могу сослаться на головную боль или еще на что-нибудь. Кэтрин тогда, скорее всего, успокоится, и все остальные смогут провести вечер с удовольствием.

— Это исключено. Прежде чем я позволю тебе уйти отсюда одной, я выскажу Кэтрин все, что о ней думаю. Или, еще лучше, схвачу ее и вытолкаю за дверь.

Она едва не засмеялась.

— Жаль, что это невыполнимо.

— Конечно, если бы я это сделал, Ба, скорее всего, и меня вытолкала бы вслед за ней, — он притянул ее в свои объятия. — Но тогда мы, по крайней мере, остались бы наедине, — он наклонился к ней и ласково поцеловал.

Она провела пальчиком по его щеке.

— Мы еще успеем побыть наедине. А сейчас тебе нужно быть здесь, особенно ради Джорджи. По-моему, она очень рада тебя видеть.

— Почему ты так говоришь? Она на меня даже не смотрит.

— Только тогда, когда чувствует, что ты за ней наблюдаешь. Но она постоянно на тебя смотрит, когда думает, что ты этого не заметишь.

Он нахмурился.

— Ты серьезно?

— Угу. Не знаю, что ее тревожит — возможно, дело просто в том, что она единственная школьница в компании скучных взрослых, — но я уверена, что она очень расстроилась бы, если бы ты ушел, не оставшись на ужин.

 — Признаюсь, я о ней беспокоюсь, — он погладил руки Элизабет и сжал ее плечи. — Ну ладно, в таком случае, когда мы туда вернемся, я сделаю все возможное, чтобы поставить Кэтрин на место.

— Каким образом? Если ты затеешь с ней ссору, то расстроишь бабушку, и она, скорее всего, сочтет это признаком моего дурного влияния.

— Ба придется потерпеть. Я не хочу, чтобы ты уходила, и также не хочу, чтобы ты продолжала служить мишенью для грубостей Кэтрин.

— Если ты уверен, что хочешь этого, я останусь, — она поцеловала его в щеку. — Но, возможно, мне придется время от времени выходить оттуда, чтобы отдышаться и разбить пару бесценных ваз эпохи династии Минь.

— Если ты думаешь, что это поможет, я тебе разрешаю, — сказал он с ироничной улыбкой. — Могу даже подсказать, где стоят самые ценные экземпляры, чтобы ты могла нанести максимальный ущерб. Это наименьшее, что я могу для тебя сделать; в конце концов, это же по моей вине ты здесь оказалась.

— В этом нет ничьей вины. Мы с тобой вместе решили, что это необходимо.

— Но если бы не я, ты наслаждалась бы отдыхом на Барбадосе вместе с Гардинерами.

Она обвила руками его шею.

— Если бы я осталась на Барбадосе, мне было бы грустно и одиноко, и я сохла бы от тоски по тебе.

Он потянулся к ее щеке, чтобы поправить выбившийся локон.

— Но как бы то ни было, я перед тобой в большом долгу за сегодняшний день.

— Да, согласна, — улыбаясь, она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо: — А как ты будешь расплачиваться, мы обсудим сегодня вечером, в постели.

— Если будешь продолжать в том же духе, я отведу тебя наверх, в мою спальню, а не в библиотеку, — и он поцеловал ее. — Ну что, готова?

Она кивнула, и они вместе двинулись по коридору, вдыхая изумительный аромат великолепно зажаренной индейки, от которого сразу стало легче на душе. Проходя мимо столовой, стол в которой был уже заставлен фамильным серебром, хрусталем и фарфором, она озорно улыбнулась Уильяму.

— Знаешь, должна тебя предупредить, что все-таки не исключаю возможности драки за ужином. Очень уж мне хотелось бы поглядеть на Кэтрин, заляпанную соусом.

divider

Вставая из-за стола, Уильям вздохнул с облегчением. В течение всего ужина Кэтрин продолжала свою кампанию завуалированных оскорблений. Элизабет и Элеонор с помощью Роуз и Фитцульямов изо всех сил старались поддерживать хоть какое-то подобие нормальной застольной беседы. Но к концу ужина все их попытки сошли на нет под тяжестью напряжения, сгустившегося за столом. Уильям едва замечал вкус еды, погруженный в мрачные фантазии о том, как бы вскочить со своего места и придушить Кэтрин.

— Кофе и десерт подадут в библиотеку, — сказала Роуз.

bottle of Macallan 30 — Полагаю, мужчинам прежде стоит посмаковать коньяк, — сказал Роберт, пожалуй, чересчур энергично. Ричард унаследовал свою любовь к шотландскому виски — как и многое другое — от отца, и оба они до ужина щедро отдали должное своему пристрастию к Макаллану тридцатилетней выдержки. — Не понимаю, почему прервалась эта прекрасная старинная традиция.

— Только, пожалуйста, не слишком долго, — ответила Роуз. — И никаких сигар.

Об этом она могла и не упоминать: курение в доме было строжайше запрещено.

Уильям поймал руку Элизабет и пожал ее. Она слабо улыбнулась ему и проследовала за Роуз. Он услышал, как, проходя в дверь, она спрашивает Джорджи о юношеском оркестре, в котором та играет, но не разобрал краткого ответа сестры.

Из массивного каштанового шкафа, стоявшего в углу, Роберт принес бутылку коньяка и три коньячных бокала. Лицо его освещала блаженная улыбка.

— Наконец-то хоть немного покоя, — сказал он, усаживаясь с негромким кряканьем. — Эта женщина — просто страх божий.

glass of cognac Ричард налил коньяк и раздал бокалы с янтарной жидкостью, переливающейся в свете массивной хрустальной люстры. Уильям поднял бокал, с благоговением вдыхая мягкий букет, затем откинулся на спинку стула и сделал глоток. Тепло растеклось по его венам, успокаивая скрученные в тугие узлы нервы.

— Какую потрясающую девушку ты себе нашел, Уильям, — сказал Роберт. — Ричард говорил, что она нам наверняка понравится, и он был прав. И прехорошенькая к тому же.

Уильям зевнул и сморгнул, заставляя себя открыть слипающиеся веки.

— Жаль, что Ба с тобой не согласна.

— Роуз изменит свое мнение. Насчет меня она тоже сперва сомневалась.

— Не обманывай себя, — съязвил Ричард. — Она до сих пор сомневается насчет тебя.

Роберт хохотнул.

— Да, она любит, чтобы капитал был старым, а кровь голубой, это без вопросов, — он ухмыльнулся сыну. — А ты берегись. Мама перепилит тебя за то, что не можешь найти себе такую же славную девушку, как Элизабет.

— Я пытался, но как и многие до нее, она покорилась Магнетическому Полю Уильяма Дарси. Тяжело быть двоюродным братом живой легенды.

— Я заметил, как ты страдаешь, — едко отпарировал Уильям, устраиваясь на стуле поудобнее, — ведь из-за этого тебе приходится большинство ночей делить всего лишь с двумя женщинами, а не с тремя или четырьмя.

— Вот именно, — Ричард поднес бокал к губам. — Как прикажешь мириться с подобной ситуацией?

Из библиотеки слабо доносились голоса.

— Надо пойти туда, — сказал Уильям, бросая взгляд в сторону двери.

— Успокойся, Уилл, — Ричард налил себе еще. — Элизабет и сама прекрасно справится с Леди Волдеморт. Может быть, если мы пробудем здесь подольше, эта ведьма сядет на метлу, и мы ее больше не увидим.

Уильям протянул Ричарду бокал, чтобы тот наполнил его вновь; он разрывался между тревогой по поводу того, что сейчас творится в библиотеке, и наслаждением от относительного спокойствия, царящего в столовой. Еще один бокал коньяка — всего один — и потом он отправится в библиотеку независимо от того, составят ему компанию Фитцуильямы или нет.

divider

Элизабет оставила бесплодные попытки вытянуть хотя бы слово из Джорджианы и посмотрела в противоположный конец комнаты. Элеонор, которая заняла место между Роуз и Кэтрин, заслуживала медали за доблесть и мужество. С момента их возвращения в библиотеку она подкармливала тщеславную привычку Кэтрин сыпать именами знаменитостей с помощью восхищенных вопросов и негромких восклицаний, тем самым спасая Элизабет от ядовитого языка деканши. Роуз оказалась искусной — хотя и более сдержанной — ассистенткой своей дочери.

Но несмотря на все эти усилия, атмосфера оставалась хрупкой, как изящная фарфоровая чашечка, которую Элизабет сжимала в руке. Со все возрастающим нетерпением она ждала возвращения мужчин из столовой, поскольку вскоре после этого они с Уильямом могли уйти, не нарушив приличий. К сожалению, Ричард и Уильям любили посмаковать хороший коньяк, а в доме Дарси, разумеется, водились только лучшие марки.

Элизабет улыбнулась Джорджиане и вышла якобы в туалетную комнату. Разумеется, это было чистым совпадением, что ее путь туда пролег через столовую.

— Лиззи! — Ричард с громким звоном поставил бокал на стол.

— Ну что, не вынесла вечеринки в курятнике? — спросил Роберт.

Ричард фыркнул.

— Или остальные заклевали друг друга до смерти, и ты — единственная выжившая?

Она улыбнулась, впрочем, без особого энтузиазма.

— Просто решила немного размять ноги. Надеюсь, я вам не помешала?

— Конечно нет, — Уильям протянул ей руку; на его лице читалась тревога за нее. — Там что, совсем все плохо?

— Все в порядке, — тепло его пальцев, переплетённых с ее, придало ей новый заряд энергии.

— Мы скоро к вам присоединимся, обещаю, — Уильям со значением посмотрел на Ричарда и твердо сказал: — Это наш последний бокал коньяка.

Она высвободила руку и направилась в холл, слегка задержавшись, чтобы заглянуть на кухню. Миссис Рейнольдс, склонившись над раковиной, энергично драила противень. Ее не стоило беспокоить. Элизабет прошла в гостиную и включила свет.

Она тихо ахнула при виде Энн де Бург, сидящей в кресле в углу. Когда Энн успела выйти из библиотеки? Элизабет не могла припомнить.

— Простите. Я думала, здесь никого нет.

— Ничего, — Энн торопливо вытерла глаза. — Мне просто нужно было несколько минут посидеть в тишине.

Элизабет потянулась к выключателю, намереваясь вернуть его в исходное положение.

— Не буду вам мешать.

— Нет. Пожалуйста, останьтесь. Я хотела бы с вами кое о чем поговорить.

После некоторых колебаний Элизабет пересекла комнату и тоже уселась. Они с Энн время от времени встречались в коридорах консерватории, но их беседы всегда были краткими и ни к чему не обязывающими.

— Я… — Энн остановилась и судорожно вздохнула, — я хотела извиниться за то, как с вами обращается моя мать.

— Вы не виноваты в ее поведении, — по-настоящему великодушный человек, вроде Джейн, может быть, стал бы отрицать, что Кэтрин вела себя ужасно, но Элизабет не хотела рисковать — она боялась, что от такой чудовищной лжи нос у нее станет длиннее раза в четыре.

— В каком-то смысле виновата. Она же видит, как вы дороги Уильяму, а ведь мама всегда надеялась, что мы с ним… — она неловко улыбнулась Элизабет, механически раздвинув губы и так же быстро вернув их в прежнее положение.

— Но вы ведь говорили ей, что вы с ним просто друзья?

Энн опустила взгляд.

Глаза Элизабет округлились.

— Вы его любите? — но тут же тряхнула головой. — Простите, мне не следовало задавать этот вопрос.

— Ничего, — Энн быстро взглянула на нее. — Видимо, он сказал вам, что нас с ним связывает только дружба, и с его стороны так оно и есть. Но…

— Я понимаю. Можете не объяснять дальше, — Элизабет была совсем не уверена, что ей хочется это услышать.

— Нет, лучше я все-таки закончу. Хотя бы для того, чтобы вы поняли, почему мама так старается унизить вас перед тетей Роуз.

— Ну хорошо, — Элизабет, неслышно вздохнув, откинулась на спинку кресла. — Я слушаю.

— Я познакомилась с Уильямом, когда была совсем маленькой, — почти шепотом начала Энн. — От нас тогда только что ушел папа, и маму это так разозлило и задело.

Элизабет издала некий ни к чему не обязывающий звук. Ей не хотелось испытывать жалость к Кэтрин, но можно было представить, насколько унизительно было для такой гордой женщины то, что муж бросил ее ради мужчины.

— Тетя Анна стала то и дело приглашать нас на ужин. Мы с Уильямом примерно одного возраста, так что играли вместе, пока взрослые разговаривали. Должно быть, он считал меня ужасно скучной, но неизменно очень хорошо ко мне относился. Я всегда мечтала о брате или сестре, и Бог как будто услышал мои молитвы.

— А потом, когда вы выросли, то стали воспринимать его уже не как брата.

— А как я могла удержаться? — Энн повысила голос. Потом сглотнула и продолжала более мягким тоном: — Я знала, что у него ко мне другое отношение. Но он был добрым и ласковым, и… — ее голос прервался.

— Я понимаю. Он совершенно особенный.

Энн смотрела на противоположную стену гостиной, как будто там перед ней вставали картины ее прошлого.

— И дело было не только в Уильяме. Тетя Анна всегда относилась ко мне, как к члену семьи. И тетя Роуз до сих пор ко мне так относится. Я думала: как было бы здорово, если бы это было правдой.

Элизабет приподняла одну бровь. Каким бы невероятным это ни казалось, на свете имелся, по крайней мере, один человек, желавший породниться с Роуз Дарси.

— А вы когда-нибудь кому-либо рассказывали о своих чувствах?

— Нет, но я уверена, что мама все понимала. Она очень старается поддерживать близкие отношения с семьей Дарси. Мы с ней часто приезжаем в Нью-Йорк, и она приглашает их навестить нас в Калифорнии. И все время говорит о том, каким хорошим зятем он был бы для нее.

Элизабет задействовала всю свою силу воли, чтобы оставить при себе комментарий об истинных причинах, никак не связанных со счастьем Энн, по которым Кэтрин хотела захомутать Уильяма себе в зятья.

— Поэтому когда несколько недель назад мама позвонила тете Роуз, чтобы сообщить о нашем приезде на День Благодарения, то очень расстроилась, услышав, что Уильям пригласил вас на праздники в Нью-Йорк.

— Но она ведь и так знала, что мы с Уильямом встречаемся.

— Она слышала какие-то сплетни, но утверждала, что он… — Энн резко оборвала себя. — Утверждала, что это несерьезно.

Элизабет легко могла вообразить комментарии Кэтрин о том, что Уильям развлекается с женщиной легкого поведения.

— Но когда она услышала, что он пригласил меня домой для знакомства со своей семьей, она поняла, что это не просто мимолетное увлечение.

Энн кивнула.

— Я-то никогда так не считала. Я знала, что Уильям ни за что не воспользовался бы женщиной подобным образом. И потом, когда примерно месяц назад он пригласил меня на ужин, то выглядел таким счастливым, что сразу было понятно: это из-за вас. Они с Роджером постоянно говорили о вас.

Ричард часто дразнил Уильяма, утверждая, что тот умудряется в любой разговор ввернуть упоминание об Элизабет.

— Уильям сказал, что в тот вечер вы с Роджером сразу понравились друг другу.

Трудно было сказать наверняка в этом тусклом освещении, но, похоже, Энн покраснела.

— Да, с ним очень… приятно беседовать.

Элизабет кивнула.

— Роджер — отличный парень, — к сожалению, трудно представить, чтобы у дружелюбного веселого Роджера возник серьезный интерес к такому меланхоличному и зажатому существу, как Энн.

— На прошлой неделе мы с ним опять ходили в ресторан.

— Правда? — похоже, психолог из нее вышел бы неважный. — Так это же здорово! Вам понравилось?

— Да, и ему, кажется, тоже, — в голосе Энн сквозило удивление. — Мы собираемся еще раз поужинать вместе, когда я вернусь из Нью-Йорка.

— Может быть, мне не стоит задавать этот вопрос, но что об этом думает ваша мама? Нельзя сказать, что у Роджера есть какое-то положение в обществе.

Улыбка Энн погасла.

— Она ничего не знает. Когда я ходила с ним ужинать, у нее были свои планы на вечер, и я постаралась вернуться домой раньше нее.

Элизабет прикусила язык, чтобы удержаться от готового сорваться с губ совета. Это совершенно абсурдно: женщина почти тридцати лет украдкой сбегает из дома на свидания. Впрочем, у большинства женщин не было такой матери, как Кэтрин де Бург.

— Я думала пригласить его на концерт Уильяма, но, конечно, мне не удалось бы утаить это от мамы.

— Возможно, Уильям мог бы попросить еще один билет в зону VIP, но он и так уже из-за этого попал в неприятную ситуацию, — Элизабет осознала, что она только что сказала, и моргнула. — Простите. Я не хотела злиться.

Полные слез голубые глаза Энн представляли собой бездонные колодцы печали, удесятеряя смущение Элизабет.

— Я не виню вас за то, что вы сердитесь. Я знаю, какого мнения о ней большинство людей, и знаю, что она сделала, чтобы заслужить подобное суждение о себе. Но она моя мать и по-своему очень любит меня.

Элизабет кивнула.

— Я вас понимаю. Моя мама тоже не образец для подражания, но все-таки она моя мама.

— Вы совершенно правы, — Энн медленно встала; ее хрупкая фигурка казалась почти прозрачной. — Мне пора возвращаться в библиотеку. Мама сочтет такое длительное отсутствие признаком дурных манер.

— Я пойду с вами, — Элизабет вышла в коридор вслед за Энн. Не имело смысла предоставлять Кэтрин новый повод уколоть себя.

divider

cup of coffee К тому времени, когда Энн и Элизабет вновь присоединились к собравшемуся в библиотеке обществу, мужчины были уже там — каждый с чашкой горячего кофе в руке, — кроме Уильяма, которого нигде не было, как и Джорджианы. Элеонор, заметив, как Элизабет оглядывает комнату, пояснила, что ее племянники вместе отправились наверх. Джорджиана выучила новый ноктюрн Шопена и хотела сыграть его Уильяму, но отказалась исполнять его в библиотеке.

Эта новость порадовала Элизабет. Уильяму необходимо было хотя бы несколько минут побыть наедине с сестрой, подальше от скованности светского сборища. А когда он спустится в библиотеку, вероятно, они смогут наконец-то сбежать отсюда.

Энн согласилась на предложении Роуз выпить еще кофе, и Роберт вызвался принести ей чашку.

— Вы собираетесь в этот приезд посетить какой-нибудь спектакль на Бродвее? — спросил он.

— Нет, вряд ли, — Энн одарила его тенью улыбки.

— Разумеется нет, — провозгласила Кэтрин, — но у нас есть билеты в филармонию на завтрашний вечер. Хотя я не сомневаюсь, что участники парада в честь Дня Благодарения считают бродвейские мюзиклы приемлемой формой развлечения, мы с Энн эту точку зрения не разделяем.

Несколько сочувственных взглядов обратились в сторону Элизабет. За ужином она рассказала несколько смешных историй из времен, когда участвовала в гастролях по стране с мюзиклом «Рент».

— Странно это слышать, — с легким вызовом сказал Роберт. — Мы с Элеонор часто ходим в филармонию, но и мюзиклы нам тоже нравятся. Пение, танцы, такая энергетика — это очень бодрит.

— Если мне захочется посмотреть, как люди поют и танцуют на сцене, я пойду на оперу или балет, где у исполнителей есть талант, мастерство и, превыше всего, дисциплина. А бродвейские певички — не более чем расхваленные прессой любители, — Кэтрин завершила этот пассаж царственным кивком.

Элизабет не могла промолчать, но заставила себя говорить спокойно.

— Удивительно слышать, как вы уничижительно отзываетесь о бродвейских исполнителях, тогда как в вашей консерватории преподается курс музыкального театра.

Кэтрин фыркнула.

— Мы получили на это гранты от нескольких введенных в заблуждение безответственных фондов искусств. Иначе курс музыкального театра, даже в нынешнем сжатом виде, не входил бы в нашу программу.

Элизабет, казалось, наяву услышала грохот, с которым пали бастионы ее самоконтроля.

— Ну а от гранта, конечно, никогда отказываться нельзя, — резко сказала она, сверкнув зелеными глазами. — Гораздо благороднее прикарманить деньги, а потом при любой возможности унижать спонсора, даже в его собственном доме.

Кэтрин встала, и вся ее фигура, казалось, с шипением источала негодование.

— Я не позволю так с собой разговаривать, тем более вам, мисс Беннет.

— И тем не менее вы критикуете хозяина дома и ждете, что все мы будем сидеть и молчать.

Роуз тоже встала и выпрямилась во весь свой царственный рост.

— Кэтрин, не будете ли вы так добры пройти со мной в мою гостиную? Мне нужно поговорить с вами наедине.

Когда Кэтрин с вызовом встретила ее взгляд, Роуз покачала головой.

— Прямо сейчас, прошу вас.

— В этом нет необходимости, — Элизабет уже тоже была на ногах. — Прошу меня извинить, миссис Дарси. Я понимаю, что праздник получился не таким приятным, каким рисовался в вашем воображении, и понимаю, что частично являюсь причиной этого. Я сдерживалась, сколько могла, только из уважения к вам и вашей семье. Но я не стану сидеть здесь, стараясь натянуть на лицо фальшивую улыбку, в то время как она оскорбляет щедрость Уильяма. Уверена, вы уже знаете, что именно он в этом семестре спонсировал мою должность в консерватории — преподавателя курса музыкального театра, — голос ее дрожал, но усилием воли она заставила себя держать руки спокойно.

Состарившиеся, но все еще цепкие голубые глаза Роуз впились ей в лицо — точная копия пытливого взгляда младшего Дарси.

— Мисс Беннет… — начала она.

Но Элизабет уже ничего не желала слышать.

— Простите, что так рано ухожу, но у меня внезапно разболелась голова. Спасибо за чудесный ужин.

— Постой, Лиззи, — прозвенел от дверей голос Уильяма, — я иду с тобой.

Он вошел в комнату и крепко обвил рукой ее талию.

— Тетя Элеонор, дядя Роберт, Ричард, как всегда, очень рад был вас видеть. Простите, что мы так рано уходим; увидимся в воскресенье утром, а может быть, и раньше.

Роберт встал.

— Элизабет, надеюсь вскоре снова с вами увидеться.

— Спасибо. Мне было очень приятно с вами познакомиться.

Ричард подмигнул Элизабет и поднял кофейную чашку в шутливом приветствии.

Элеонор пересекла комнату, поцеловала Уильяма в щеку, а затем печально улыбнулась Элизабет.

— Мне очень жаль, что все так получилось, моя дорогая. Но мы надеемся еще увидеться с вами до вашего возвращения в Калифорнию.

Элизабет пожала руку, протянутую Элеонор.

— Я тоже надеюсь.

Уильям повернулся к Энн.

— Смотри, не болей, — сказал он ласково. — Я тебе позвоню, когда в следующий раз буду в Сан-Франциско, и мы вместе пообедаем.

— Я была бы очень рада, — сказала Энн дрожащим голосом. — Прости, что так… — она запнулась и вздохнула. — Прости.

Затем Уильям обратил взгляд на бабушку.

— Увидимся в воскресенье, Ба. Это был запоминающийся вечер.

Роуз внимательно смотрела на него, но не произнесла ни слова, возможно, пораженная холодностью его прощания.

И наконец его глаза скользнули на Кэтрин, которая стояла в центре комнаты как громоотвод для всеобщего внимания.

— Как бы там ни было, я сыграю на вашем концерте, Кэтрин, потому что уже дал слово. Но с этого момента вы освободитесь от контактов по крайней мере с одним из безответственных фондов искусств. От Фонда Искусств Дарси вы не получите больше ни доллара.

Но, похоже, даже такая шокирующая ситуация не могла лишить Кэтрин дара речи.

— Всего лишь из-за одной — возможно, необдуманной — фразы с моей стороны? — она насмешливо покачала головой. — Это просто абсурд. Сядь и прислушайся к голосу разума.

Элизабет пришлось признать, что смелости этой женщине не занимать. Но даже Кэтрин побледнела под разъяренным взглядом Уильяма.

— Я наконец прислушался к голосу разума, — проревел он. — Вы весь вечер оскорбляли Элизабет, а затем начали оскорблять меня за то, что я неравнодушен к ней. Вы много лет пытались помыкать мной, основываясь на Бог знает откуда взявшихся представлениях о том, что я должен вас слушаться. Я слишком многое позволял вам из уважения к вашей дружбе с моей матерью. Но теперь с меня хватит.

Кэтрин тем временем вернула себе самообладание. Она бесстрашно вступила в противоборство с Уильямом, очень напоминая в этот момент сварливого карликового пуделя, тявкающего на датского дога.

— Я лишь пыталась указать тебе направление, которое выбрала бы для тебя и твоя матушка.

— Моя матушка хотела, чтобы я был счастлив. А счастливым меня делает Элизабет, — Уильям еще крепче сжал ее талию. — Много лет назад мама сама была на месте Элизабет — чужаком, пришедшим в этот дом и надеявшимся встретить здесь теплый прием. Если бы она присутствовала при том, что произошло здесь сегодня, она пришла бы в ужас и рассердилась бы на меня, да и на всех нас, за то, что мы не положили этому конец раньше. А впрочем, она и сама разобралась бы с ситуацией задолго до этого момента. Она была храбрее вас всех вместе взятых.

— Почему ты раздуваешь это до таких космических масштабов? Я всего лишь высказала мнение о том, что опера — это серьезный вид искусства, а мюзикл — нет.

— Это мнение вам лучше было оставить при себе, учитывая обстоятельства, — заметил Роберт, откидываясь в кресле и скрещивая руки на груди.

— Роберт совершенно прав, — натянуто произнесла Роуз.

— Но я всегда с полнейшей прямотой выражаю свои взгляды, и если некоторые слишком слабы для подобной откровенности, я в этом не виновата, — Кэтрин уперла руки в бока. — Я всего лишь выразила свое мнение и должна заметить, что неоднократно слышала, как это же мнение высказывал и Уильям.

Уильям напрягся, но, похоже, быстро взял себя в руки.

— Я не собираюсь стоять здесь и спорить с вами, Кэтрин. Я не могу вышвырнуть вас отсюда, потому что вы — бабушкина гостья. Но могу пообещать: если она еще когда-нибудь решит пригласить вас на семейный ужин, то меня среди гостей не будет.

Губы Кэтрин сжались в линию, которую можно было разглядеть, наверное, только под микроскопом. Элизабет не могла понять, почему она до сих пор сама не выскочила за дверь, но потом вспомнила, что выход загораживал разъяренный мужчина под два метра ростом.

Между тем этот самый мужчина, не ослабляя железную хватку на ее талии, продолжал изрыгать огонь на Кэтрин.

— И как я уже сказал, я могу лишить консерваторию финансовой поддержки своего фонда — и сделаю это.

— Уильям…

— Не сейчас, Ба. Обсудим это позже. Всем спокойной ночи.

Он развернулся на каблуках и вытащил Элизабет из библиотеки, едва не сбив с ног миссис Рейнольдс, которая тихонько стояла у двери, держа поднос с использованными кофейными чашками. Судя по блеску ее глаз, она слышала все, что произошло в библиотеке.

— Я скажу Аллену, что вы уже уезжаете, — сказала она, — только сейчас соберу вам с собой пакетик. А то как же вы уедете без десерта.

— Спасибо за заботу. Давайте я пойду на кухню и помогу вам, — Элизабет взглянула на Уильяма. — Встретимся в фойе через минуту.

kitchen of Darcy townhouse Он кивнул и отпустил ее. Она проследила, как он с неестественно прямой спиной удаляется по коридору, и пошла вслед за миссис Рейнольдс на кухню, где углубилась в изучение терракотовой плитки, которой был вымощен пол, пока миссис Рейнольдс по внутреннему телефону звонила Аллену.

— Ах вы, бедняжка, — миссис Рейнольдс потрепала Элизабет по руке. — И Уильяму тоже досталось. Эта женщина и святого заставит потерять терпение даже в удачный день.

Элизабет вздохнула.

— Она обо мне не слишком высокого мнения и не стесняется высказывать его при всех.

— Она просто ревнует из-за того, что Уильям к вам так относится. Как будто ему могла быть ровней эта бледная видимость ее дочери, — миссис Рейнольдс достала пирог и стала яростно разрезать его на куски.

— Мне кажется, у Энн очень сложная жизнь.

Миссис Рейнольдс пожала плечами.

— Я не хочу ее критиковать — она вполне милая девушка. Но Уильяму нужна яркая и сильная женщина, а не робкое существо, которое пугается при виде собственной тени. Вот почему вы с ним как нельзя лучше подходите друг другу. Я слышала, что вы сказали миссис де Бург, и хотела поаплодировать.

slice of Dutch apple pie Когда миссис Рейнольдс повернулась к стойке, чтобы взять остужавшуюся там шарлотку, Элизабет быстро стерла пальцем длинный след тыквенной начинки, оставшейся на столе, и облизнула палец. Рот обволокло теплым вкусом осени.

— Конечно, Уильям сражался сейчас как лев, защищая вас, — продолжала миссис Рейнольдс, отрезая два куска от шарлотки, так благоухающей яблоком и корицей, что один лишь запах, казалось, уже добавлял бедрам Элизабет лишние фунты, — но худшее еще впереди.

— Что вы хотите этим сказать?

Миссис Рейнольдс молча показала головой на дверь, мимо которой проследовала ко входу Роуз Дарси.

— Я знала, что она не позволит ему уйти без боя. Вы лучше садитесь, моя дорогая, и выпьем пока по чашечке чая. Они оба упрямы, как ослы, а сегодня он не в настроении уступать ей, так что это, должно быть, затянется надолго.

divider

Если бы Уильям услышал предсказание миссис Рейнольдс, он посмеялся бы — без особого веселья, но все же это был бы смех. Ничто не могло удержать его в доме дольше тех нескольких минут, которые потребуются Аллену, чтоб принести их пальто и ключи от машины. Даже посылочка от миссис Рейнольдс, несмотря на многообещающее благоухание яблок, тыквы и корицы, доносившееся из кухни, не могла заставить его передумать.

— Уильям, — Роуз стояла в прихожей позади него.

Он ответил, не оборачиваясь.

— Ба, поверь мне, в данный момент нам лучше это не обсуждать. Поговорим завтра.

— Я предпочла бы поговорить сейчас.

Он медленно повернулся и встал лицом к ней.

— Хорошо, но я тебя предупредил.

— Уильям, я понимаю, почему ты так расстроен сейчас, но у тебя было плохое настроение с того момента, как ты вошел в дом. Почему?

— А ты не догадываешься? — он скрестил руки на груди. — Может быть, ты не предполагала, что Кэтрин при любой возможности будет нападать на Элизабет?

Роуз вздрогнула, то ли от его слов, то ли от того, как мощно прозвучал его глубокий голос в просторном фойе, отражаясь от холодных мраморных плит.

— Я знала, что Кэтрин с неприязнью относится к Элизабет. Но лишь сегодня мне стало известно, что это чувство взаимно.

— Но ты знала, что один из твоих гостей — причем, имеющий репутацию человека, высказывающего вслух всё, что у него на уме — терпеть не может другого. И, несмотря на это, ты позволила Элизабет попасть в эту засаду. Зачем? Чтобы поставить ее в неловкое положение? — его обвинение было несправедливым, но он был слишком разъярен, чтобы брать это в расчет.

— Конечно, нет. Когда я приглашала Кэтрин и Энн, я не ожидала, что приглашение Элизабет снова будет в силе. Ты проинформировал меня о смене ваших планов менее двух суток назад, и к тому моменту я уже договорилась с другими гостями.

— Значит, ты хочешь сказать, что нам не следовало приходить?

Строгое выражение лица Роуз, от плотно сжатых губ до стальных глаз, вызвало в нем десятки воспоминаний детства.

— Ничего подобного я не говорю. Но если бы ты дал мне больше времени, чтобы подготовиться к изменению ситуации, возможно, всех этих неприятностей можно было бы избежать. И, учитывая то, что твое уведомление о смене планов возникло так поздно, возможно, тебе следовало прийти на ужин одному.

— Исключено. Возможно, тебе интересно будет узнать, что сегодня я оказался здесь только потому, что меня уговорила на это Лиззи. Она считала, что для меня важно провести сегодняшний вечер в кругу семьи. А оставлять ее одну на Барбадосе я не собирался.

— Почему? Насколько я поняла, она там была вместе с тетей и дядей.

— Потому что я люблю ее и несколько недель изнывал от тоски по ней. А также потому, что я хотел, чтобы вы с Джорджи получше с ней познакомились, — он провел рукой по волосам. — И вот я привел ее сюда, прямиком в осиное гнездо. В центре которого сидела моя бабушка, невозмутимая хозяйка дома, даже не потрудившаяся предупредить меня о том, что здесь будут Кэтрин и Энн.

Роуз помолчала, теребя нитки жемчуга на шее.

— Возможно, мне следовало тебя предупредить.

— Возможно? — едва ли она могла сделать меньшую уступку. Он сделал глубокий вдох, пытаясь усмирить бешеное биение своего сердца. — Конечно, ты должна была меня предупредить. Но, несмотря на все это, Лиззи сидела в этой компании и спокойно терпела, в то время как Кэтрин обращалась с ней как с грязью.

— Да, она сегодня прекрасно держалась — вплоть до недавнего срыва.

— Да, в конце концов, Лиззи потеряла самообладание, потому что Кэтрин сказала нечто оскорбительное для меня, причем, в мое отсутствие, так что я не мог сам ей ответить. Если ты ждешь, что я стану извиняться за Лиззи, прости, но тебя ждет разочарование.

Роуз вздохнула и покачала головой.

— Уильям, мы с тобой всегда смотрели на вещи одинаково. Как мы дошли до подобной ситуации?

— У меня есть вопрос получше. Почему ты не можешь просто порадоваться за меня? Я влюбился в прекрасную, смелую женщину, которая сегодня ради меня вытерпела массу оскорблений и которая готова была выйти на ринг, чтобы защитить мою честь, несмотря на то, что она согласна с оценкой Кэтрин того, что я сделал. Почему же мы спорим вместо того, чтобы радоваться этому?

Роуз ответила не сразу. Ему показалось, что он слышит, как работает ее мозг, и видит, как мысли выкристаллизовываются в ее ясных голубых глазах.

— Ты должен понимать, что…

Уильям покачал головой и выставил перед собой руки ладонями вперед.

— Прости, но я сегодня не могу больше выслушивать никаких увещеваний. Мы с Лиззи уходим. Пожалуйста, передай Джорджи, что я позвоню ей утром.

Он жестом подозвал Аллена, который скромно стоял у входа в фойе.

— Заводите машину, — сказал он, беря пальто из рук шофера. — Мы с Элизабет сейчас выйдем.

— Я понимаю, — задумчиво произнесла Роуз. — Ты расстроен и не желаешь прислушиваться к голосу разума. Возможно, лучше будет, если ты сейчас уйдешь. Но завтра мы продолжим этот разговор.

— Спокойной ночи, Ба, — сказал он, проходя мимо Роуз по направлению к кухне. — Тебе лучше вернуться к твоим гостям.

divider

Много позже Элизабет лежала в объятиях Уильяма, прислушиваясь к шуму машин, доносившемуся с улицы. Широкое окно мерцало слабым отсветом городских огней, украшая темную спальню игрой света и тени.

champagne glass Она потянулась через его обнаженную грудь и взяла с ночного столика наполовину опустошенный бокал с шампанским. Ножкой бокала она задела очки, которые упали на пол.

— Ой, — шепнула она, вглядываясь в место вероятного падения очков.

— Ничего, сейчас подниму.

Он перекатился на край кровати, а она сделала глоток шампанского. Игристый напиток был слишком сухим, на ее вкус, но она так хотела пить, что он ей все равно нравился.

— Может быть, снова надеть? — спросил он с игривой улыбкой, помахивая очками.

Она потянулась к нему и поцеловала его в красиво изогнувшийся уголок рта, поползший вверх в изумительном изгибе.

— М-м-м, а может, и стоит. Никогда еще не видела такого восхитительного показа мод.

— С радостью буду повторять его так часто, как ты захочешь, если, конечно, ты пообещаешь, что он всегда будет заканчиваться одинаково, — он прижался к ее губам в мягком неторопливом поцелуе.

Она поставила бокал с шампанским на ночной столик и уютно устроилась у него на груди, натянув на плечи покрывало с шелковой подкладкой. Ее голова мерно вздымалась и опускалась вместе с его глубоким дыханием. Его руки сомкнулись вокруг нее, он гладил ей волосы.

— Прости, cara, — прошептал он. — Ты не заслужила того, что произошло сегодня вечером в моем доме.

slice of pumpkin pie По возвращении в отель она отставила в сторону все свое беспокойство и попыталась вывести его из мрачного настроения, в котором он пребывал. Сперва он лишь мерил шагами гостиную, угрожая Кэтрин нанесением всевозможных увечий. Но вскоре Элизабет увлекла его на диван, воспользовавшись его слабостью к массажу спины, и спустя немного времени ее разъяренный лев ласково замурлыкал под ее руками. Затем они проглотили пирог миссис Рейнольдс, запивая его шампанским, которое прислал менеджер отеля в знак приветствия. А после этого весело перешли к выполнению данного Уильямом обещания выступить в качестве манекенщика, демонстрирующего очки. Но теперь, пока они нежились в приятных воспоминаниях о недавних занятиях любовью, события прошедшего вечера придавили их, как душное одеяло.

— Всё нормально, — она погладила его щеку с пробивающейся щетиной. — А ты как себя чувствуешь?

Казалось, он ее не слышит.

— Мне нужно было вышвырнуть Кэтрин из дома в ту же секунду, как она сделала первый выпад против тебя.

— Но это было невозможно. Она была гостьей твоей бабушки.

Он покачал головой.

— Я просто не понимаю Ба.

— Ну, мы же оба знали, что она предубеждена против меня. Неужели это так удивительно, что она приняла сторону Кэтрин? — ей нелегко было защищать Роуз, но ради Уильяма она попыталась это сделать. — И потом, ты же мне говорил, что она считает публичные выяснения отношений — подожди, какое слово она использовала бы? — неподобающими? Должно быть, в большинстве случаев она способна держать ситуацию под контролем с помощью одних лишь многозначительных взглядов и еле заметных жестов, но от Кэтрин подобные тонкости ускользают.

— Она сидела там и позволяла Кэтрин кромсать тебя на куски.

— Может быть, она чувствовала, что я нормально с этим справляюсь, и поэтому сочла за лучшее не вмешиваться. Когда я в конце концов вышла из себя, она попыталась вызвать Кэтрин из комнаты, чтобы поговорить с ней наедине. Это я виновата в том, что ей это не удалось, потому что в этот момент я сказала, что ухожу.

— Ты не виновата ни в чем из того, что сегодня произошло. — Он поцеловал ее в макушку. — Ты вела себя лучше всех присутствовавших.

— Боюсь, такого про меня сказать нельзя, поскольку я все же наорала на Кэтрин, — сказала она со смущенной улыбкой, — но я проголосовала бы за включение твоей тети в кандидаты в святые. Ты не видел, как она держала Кэтрин на коротком поводке после ужина, пока вы, мужики, глушили коньяк.

За выражение «глушили коньяк» он легонько ущипнул ее за попку.

— Ты произвела впечатление на тетю Элеонор и дядю Роберта, — пробормотал он, ласково поглаживая ее по бедру. — Он сказал об этом после ужина.

— Они чудесные люди, — она в сотый раз постаралась отмахнуться от сожаления о том, что не они — родители Уильяма. — Как твоей тете удалось стать такой, несмотря на то что она выросла в этом доме?

— Когда ей исполнилось восемнадцать, она порвала со своей семьей, сбежала в Сан-Франциско и стала хиппи.

Haight-Ashbury hippy Элизабет приподнялась, опершись о его грудь, и уставилась на него.

— Не может быть!

Она едва не потеряла равновесие, когда его тело сотряс искренний смех.

— Чтоб мне лопнуть. Она заплатила за учебу в Беркли, работая в хэд-шопе* в Хайт-Эшбери. Там она и познакомилась с дядей Робертом.

— Хэд-шоп в Хайт-Эшбери? — Она обвиняюще ткнула его пальцем в грудь. — И ты ни словом не обмолвился мне об этом! Даже когда я впервые повела тебя туда.

Он схватил ее за руку, чтобы избежать дальнейших тычков.

— Если честно, я не знал, какой может быть твоя реакция. Пожалуй, тетю можно назвать черной овцой в нашей семье. Я не знаю всех подробностей ее тогдашнего существования, но могу о них догадаться.

— Это было в шестидесятые?

Он кивнул.

— Наркотики, свободная любовь, сила цветов… Как-нибудь попроси ее рассказать об этом — наверняка у нее в запасе есть потрясающие истории. Но как же, скажи на милость, она вернулась в лоно семьи?

— Когда она окончила колледж, они с дядей Робертом открыли в Беркли магазин здорового питания. Ну и каким-то образом все это приобрело динамику снежного кома, и они стали хозяевами целой сети магазинов, производственных мощностей и сотен работников, чье благополучие зависело от них. Ну и потом, к тому времени у них уже родился Ричард.

— Ага. Значит, на них легло проклятие взрослой жизни и чувства долга.

— Тетя Элеонор в конце концов решила, что она все-таки хочет быть членом клана Дарси, но только на своих условиях.

— Что это значит?

— Она наотрез отказалась от наследства. Поэтому моему отцу досталась его доля плюс всё, что было отписано тете Элеонор.

Это объясняло, почему на плечи Уильяма ложилась такая ответственность. Раз Элеонор отказалась позиционировать себя как наследницу, а происхождение Джорджианы оставалось сомнительным, значит, Уильям был единственным наследником, которому Роуз могла доверить будущее своей семьи.

— И твоя бабушка простила ее за то, что она сбежала?

— Больше всего на свете Ба ценит семью. Конечно, она предпочла бы сама выставить условия возвращения тети Элеонор. Но, поскольку ей это не удалось, полагаю, она решила смириться с тем, что есть.

— А как относится Ричард к тому, что лишился всех этих денег?

— Он не полностью их лишился. Мой дедушка каждому из своих внуков оставил доверительный фонд. Я думаю, это единственное, о чем сожалеет тетя Элеонор, поскольку этот доверительный фонд предоставляет Ричарду возможность предаваться безделью и легкомысленным развлечениям, что его полностью устраивает. Она была в таком восторге, когда я предложил ему стать моим менеджером.

Элизабет перекатилась на бок и прильнула к Уильяму, рисуя пальчиком абстрактные узоры на его груди.

— Мне так жаль, что я стала причиной твоей размолвки с бабушкой. Может быть, мне следовало остаться на Барбадосе, а потом мы продумали бы менее резкий способ моего знакомства с ней, чтобы она не чувствовала себя так, как будто ты навязываешь ей мое общество.

— Не извиняйся, — сказал он резко. — Я уже сказал тебе: ты ни в чем не виновата. И потом, я не мог уехать с Барбадоса без тебя, — он вздохнул. — Надо было нам остаться там.

— А может быть, было бы лучше, если бы я улетела домой завтра, не дожидаясь воскресенья? Тогда ты мог бы спокойно помириться с бабушкой, подольше пообщаться с Джорджи и…

— Нет. Я не позволю тебе улететь раньше, чем это абсолютно необходимо, — это заговорил Уильям Дарси-диктатор тоном, не допускавшим возражений.

— Или я могу остаться, но договориться о встрече с Салли и Джоном, и тогда у тебя будет возможность подольше побыть дома.

— Лиззи, ты как будто не понимаешь. Теперь мы вместе, и то, что произошло сегодня, не может этого изменить, — он поправил подушку и опустил на нее голову. — Все будет проще, если Ба решит принять тебя в семью. А если нет — что ж, ей же хуже.

— Но я не хочу, чтобы из-за меня у вас навсегда испортились отношения, — она взяла его руку и стала гладить длинные красивые пальцы.

— Не думаю, что до этого может дойти. В конце концов Ба приняла маму и простила тетю Элеонор. Может быть, это произойдет не сразу, но она примет и тебя.

Элизабет пришла к тому же заключению. Это могло означать, что в будущем ее ждет масса неловких встреч и натянутых разговоров, но ради Уильяма она готова была это вынести.

— Скажу тебе только одно, — она легонько провела пальцами по животу Уильяма, отчего его теплая кожа покрылась мурашками: — я больше никогда не позволю тебе сказать ни единого дурного слова о моей семье.

Он фыркнул.

— Имеешь право. Что они ни выкинули бы, это не может быть хуже того вечера, который мы пережили сегодня.

Они погрузились в созерцательное молчание, ласково и нежно поглаживая друг друга.

— Чуть не забыла, — сказала она, отгоняя окутавший ее туман умиротворения. — Как прошел твой разговор с Джорджи?

— Сложно сказать. Когда мы с ней поднялись наверх, она немного расслабилась, но все равно говорила очень мало. Раньше мне никогда не было так трудно ее разговорить.

— Не воспринимай это как личную неудачу. Пятнадцатилетние девочки бывают очень скрытными. Она хотя бы рассказала тебе, что ее тревожит?

— Она злилась на Ба за то, что та не позволила ей пригласить подругу на День Благодарения.

— И ей пришлось провести вечер в компании скучных взрослых, которые надоели ей до смерти. Я так и думала, что дело примерно в этом. Она сыграла тебе на рояле?

Взгляд его смягчился восторженной улыбкой.

— Да. Любимый мамин ноктюрн.

— Ты, наверное, ею гордишься.

Он кивнул.

— Она очень хорошо его сыграла. Она говорит, что у нее новый учитель по классу фортепиано и разница с предыдущим просто ошеломляющая.

Внезапно Элизабет расхотелось говорить о Джорджиане или Элеонор, или Роуз, или о любом другом Дарси кроме того, чье тело сейчас было таким теплым и живым под ее ладонями. Она чертила круги вокруг его соска, пока тот, затвердев, не приподнялся.

Уильям закрыл глаза и издал глубокий вздох, сдаваясь на милость победительницы.

— Я даю тебе час на то, чтобы ты перестала это делать, — промурлыкал он с блаженной улыбкой. — Не знаю, положено ли мне получать от этого такое удовольствие, но… — его слова растворились в рокочущем стоне, когда она легонько ухватила упругий сосок зубами.

Она обвела тугой коричневый бутончик кончиком языка, улыбнувшись, когда он вновь застонал, на этот раз громче. Жесткие волоски щекотали нос, пока она, уткнувшись ему в грудь, вдыхала этот неповторимый мужской аромат, который давно уже для себя окрестила «туалетной водой „Уильям“». Ее рука скользнула вдоль его торса к низу живота, где обнаружила свидетельство его зарождавшегося возбуждения, и ее пальчики сомкнулись вокруг напрягшейся плоти, немедленно откликнувшейся на это прикосновение.

И тут внезапно она оказалась распластанной на спине. Он склонился над ней, сильный, мужественный и неистово возбужденный. Он сжал ее запястья и всем своим весом пригвоздил ее к кровати.

— Ты сводишь меня с ума, ты знаешь об этом? — прорычал он, склоняя голову, чтобы поцеловать ее в шею.

На секунду другая кровать и другая ночь возникли перед ее испуганным взором, но потом ее губы соприкоснулись с губами Уильяма, и тот, прошлый образ, исчез. Его поцелуй она узнала бы где угодно — мягкость его губ, ласкающее тепло языка, завладевшего ее ртом, страсть, соединенную с непередаваемой нежностью. И его вкус, в котором были и чистота, и мужественность, и… Уильям. Это был тот мужчина, чье тело она знала уже почти так же хорошо, как и свое, тот мужчина, про которого она поняла — наконец-то — что может доверить ему свое сердце.

— Я люблю тебя, — выдохнула она, высвободив руки из его захвата и взяв его лицо в ладони. Отзвуки прошлого растворились бесследно, словно тонкие ленточки дыма, развеянные ветерком.

------
* – Хэд-шоп (head-shop) — магазин, торгующий товарами, ассоциирующимися с культурой наркоманов, контркультурой и философией Нью-Эйдж. Считается, что первый такой магазин был открыт в Сан-Франциско в середине шестидесятых годов.

 

Рояль