Нежданная песня

Глава 60

 

Действие последней части этой главы происходит в отеле «Плаза». Когда я пишу эти строки, в гостинице проходит капитальный ремонт и перепланировка (включая переоборудование части здания под кондоминиум). Но наша история происходит до того, как в отеле начались эти перемены, поэтому они здесь не упоминаются.

divider

Не успели за ними закрыться двери лифта, как Уильям обнял Элизабет и привлек к себе.

— Еще не поздно вернуться обратно в постель, — пророкотал его глубокий низкий голос. — Мы можем выйти на следующем этаже и поймать лифт, когда он будет подниматься вверх.

— Неужели ты еще не устал? — спросила она, проводя пальцем по его подбородку. — Ну, я имею в виду, если вспомнить прошлую ночь… и сегодняшнее утро, до завтрака… — она разгладила мягкие отвороты его кашемирового пальто, и не потому, что они в этом нуждались — Уильям был, как всегда, одет с иголочки и выглядел безупречно аккуратно и элегантно, — а потому, что это давало ей лишний повод притронуться к нему.

— Ага, и еще после завтрака, — добавил он, и глаза его весело блеснули. — Это все ты виновата, потому что неотразима. От тебя просто невозможно оторваться.

— Взаимно, — прошептала она, скользнув руками под его пальто и проводя ладонями по широкой груди, которая, казалось, излучала тепло даже сквозь рубашку. Она невольно пробежала язычком по нижней губе, вспомнив, как выглядела эта самая грудь буквально час назад — обнаженная и поблескивающая от пота в неярком утреннем свете.

Он пощекотал губами мочку ее уха.

— Вот возьму, нажму на кнопку «стоп», и мы здесь и останемся. Никогда еще не занимался любовью в лифте.

Она перехватила его руку, которая уже потянулась к кнопкам на табло.

— Да уж, это будет весело, особенно когда ремонтная группа раздвинет двери лифта и обнаружит нас…

In flagrante delicto? Г-р-р, спасибо. Ты только что испортила мне одну из самых восхитительных фантазий, — он попытался сердито нахмурить брови, но ничто, казалось, не силах было погасить в его глазах лукавую улыбку.

Лифт остановился, и она успела быстренько вывернуться из объятий Уильяма и отпрянуть в сторону как раз перед тем, как двери открылись. В кабину зашла высокая женщина с элегантно уложенными седыми волосами, и лифт продолжил спуск. Уильям тихонько ущипнул Элизабет за попку, вызвав у нее чуть слышный изумленный писк. В результате секундной борьбы ей удалось вернуть его руку на место, смущенной улыбкой ответив на любопытствующий взгляд седовласой дамы. Невинное выражение лица Уильяма больше всего подошло бы мальчику-хористу — во всяком случае, такому, который только что украдкой плюнул с церковных хоров разжеванным бумажным шариком.

Их легкое, игривое настроение после вчерашней тяжелой сцены удивляло Элизабет. Возможно, они подсознательно компенсировали пережитый стресс своеобразной формой отрицания очевидного, так как оба, словно по молчаливому уговору, тщательно избегали всяческих упоминаний о Роуз и Кэтрин. Но какими бы ни были истинные причины их хорошего настроения, Элизабет искренне пожалела, что им нельзя и в самом деле просто вернуться назад, в номер. Провести долгий, ленивый день в расслабленном валянии на постели, да еще в окружении всевозможных вкусностей, доставляемых прямо в номер, представлялось ей куда более заманчивой перспективой, чем толкаться в сырой и холодной ноябрьской мгле посреди суетливых толп Черной Пятницы*.

lobby of Four Seasons Они вышли из лифта в вестибюль отеля «Времена года». Здесь преобладали теплые, спокойные пастельные тона, от светло-бежевых известняковых колонн, обрамлявших проходы, до элегантной отделки светлого дерева и прозрачных светящихся панелей на потолке. Пожилая женщина из лифта направилась к стойке ресепшна, и цоканье ее острых каблучков, удаляясь, постепенно затихло до слабого эха. Элизабет сделала глубокий вдох.

Прямо у выхода на 57-ю улицу, подпирая колонну, стояла Джорджиана с прижатым к уху мобильным телефоном. Когда они приблизились, она поприветствовала их легкой улыбкой, но не прервала разговор, который вела вполголоса. Наконец она захлопнула телефон.

— Привет, Уилл.

Уильям поцеловал ее в щеку. Девушки обменялись приветствиями, хотя Джорджиана и не ответила на улыбку Элизабет.

— Я так рада, что ты составишь нам компанию, — сказала Элизабет. — Мне нужно выбрать платье для новогоднего гала-концерта, и хотелось бы с кем-то посоветоваться. Я так поняла, что ты тоже решила купить новое платье?

— Ага, но только не для этой тусовки в центре Кеннеди. Я туда не еду.

Уильям нахмурился.

— С каких это пор ты туда не едешь? Со мной этот вопрос никто не обсуждал.

— Так тебя здесь и не было, — небрежно пожала плечами Джорджиана. — А Ба мне разрешила. Кортни устраивает новогоднюю вечеринку, и там все наши собираются.

— Кортни? — в голосе Уильяма завибрировала сталь. — Это не та самая девочка, с которой ты в прошлом месяце шлялась неизвестно где по всему Нью-Йорку вместо того, чтобы присутствовать на моем концерте?

Джорджиана снова пожала плечами и, в свою очередь, вызывающе уставилась на Уильяма, уперев руки в бока. Но под его пристальным, испытующим взглядом ее бравада быстро иссякла, и она опустила глаза.

Элизабет легонько приобняла Уильяма за талию в безуспешной попытке как-то ослабить его напряжение. Улыбнувшись Джорджиане, она спросила:

— Кортни — это твоя лучшая подруга, да?

— Угу, — Джорджиана наклонила голову, и ее длинные прямые волосы упали ей на глаза. Она заправила выбившиеся пряди за ухо и порылась в сумочке, через какое-то время выудив оттуда упаковку мятных леденцов. — Я хотела вчера пригласить ее к нам, но Ба мне не позволила.

— А разве семья Кортни не устраивала собственное торжество на День Благодарения? — спросила Элизабет.

Джорджиана закатила глаза и забросила в рот леденец.

— Ее отцу наплевать, была бы она там или нет. Все, что его волнует — это мачеха Кортни, а она настоящая су… — девушка быстро провела языком по губам, словно смахивая окончание этого эпитета, испепеленного грозным взглядом Уильяма. — Они с Кортни друг друга ненавидят.

— Очень жаль, что они не могут найти общего языка, — сострадательно произнесла Элизабет. Она уже чувствовала, что немного перегибает палку, изо всех сил стараясь понравиться Джорджиане. Расслабься. Она станет дружелюбнее, когда узнает тебя получше. Может быть.

— Да, ну, в принципе, а что тут удивительного. Ведь мачеха всего лет на десять старше Кортни, а ее отец такой старый — ему уже лет сорок, по меньшей мере. Это все так нелепо.

На лице Уильяма появилась смущенная полуулыбка.

— Ну так что, мы сегодня по-прежнему планируем отправиться в «Барнис»?

— Пусть решает Джорджи, — с улыбкой сказала Элизабет, — она гораздо лучший эксперт по покупкам в этой части города.

— Ага, сначала в «Барнис». Я хочу пообедать «У Фреда» — пицца там просто суперская.

Модная забегаловка «У Фреда» располагалась внутри магазина «Барнис», одного из самых дорогих универмагов на Манхэттене.

— Отличная идея, — Элизабет понятия не имела, какая именно пицца «У Фреда». Она и в «Барнис»-то заходила всего раз в жизни, да и то чтобы пройти с округлившимися глазами по первому этажу вместе с Джейн, когда та в последний раз приезжала в Нью-Йорк. Но Джорджиане совсем необязательно было об этом знать.

— Ну что ж, хорошо, — сказал Уильям, — тогда пойдем.

Но не успели они сделать и нескольких шагов, как Джорджиана вдруг резко остановилась и охнула:

— Ох, мать честная, Ба ж меня убьет. Она ждет в машине — хочет поговорить.

— Ба все это время ждала снаружи? Почему же ты не сказала об этом раньше? — Уильям хмурился все сильнее.

— Я бы и сказала, — обиженно ответила Джоржиана, закатывая глаза, — но тут ты начал возмущаться по поводу Кортни, и я забыла.

— Ладно. Не вижу никакого смысла стоять здесь и препираться по этому поводу, — он взглянул на Элизабет. — Я сейчас вернусь.

— Не-ет, — сказала Джорджиана, с намеком на превосходство в голосе. Ей явно доставляло удовольствие владеть ситуацией. — Она хочет поговорить с Элизабет.

— С Элизабет? Зачем?

Джорджиана снова пожала щуплыми плечиками.

— Она не сказала. Просто попросила прислать к ней в машину Элизабет.

— Вам с Джорджи лучше остаться внутри, здесь тепло, — сказала Элизабет, слабо улыбнувшись Уильяму. — А я пойду поговорю с ней, — это требование, высказанное в такой повелительной форме, вызвало у нее недовольство и досаду, но она твердо вознамерилась быть вежливой и показать себя с наилучшей стороны.

Он покачал головой.

— Я иду с тобой.

— Тебе не нужно защищать меня.

— Я иду с тобой, — повторил он со свирепым выражением лица. — Оставайся здесь, Джорджи. Мы недолго.

— Да ради Бога, — девушка снова выудила из сумочки мобильный телефон.

Волна морозного воздуха окутала Элизабет, когда они с Уильямом прошли сквозь двери гостиницы и шагнули на улицу. Она зябко передернулась и поплотнее завернулась в пальто. Должно быть, за ночь температура сильно упала. Либо это присутствие Роуз в сверкающей и роскошной семейной машине, припаркованной всего в нескольких ярдах от здания, делало воздух еще холоднее.

divider

Провожая Элизабет к машине, Уильям мысленно готовился к битве. Когда они приблизились к Мерседесу, окно заднего пассажирского сидения плавно опустилось.

— Доброе утро, — сказала Роуз, — а я уже собиралась отправить за вами Аллена, — она взглянула на Уильяма. — Я хотела поговорить только с мисс Беннет.

Four Seasons exterior — Я знаю, — он расправил плечи и выдвинул вперед подбородок. — Но куда она — туда и я.

— Очень хорошо, — окно снова закрылось. Аллен вышел из машины и помог Элизабет сесть назад. Сам он остался снаружи, встав на страже спиной к водительской двери.

Уильям быстро скользнул на переднее сиденье и обернулся, твердо посмотрев бабушке в глаза.

— Прежде чем ты начнешь, Ба, мне нужно тебе кое-что сказать.

Роуз ответила на его вызывающий взгляд собственным, не менее надменным.

— Что бы это ни было, мы можем обсудить это позже. У меня назначена встреча за обедом, и с учетом того, сколько я прождала здесь, на улице, у меня уже практически не осталось времени.

Волна раздражения прокатилась по его телу, покалывая кожу, и придала голосу суровую, грозную нотку:

— Тогда я перейду сразу к делу. Я хотел бы, чтобы ты извинилась перед Элизабет. Я никак не мог предположить, что ты позволишь одному гостю в нашем доме так беспардонно вытирать ноги о другого.

— Возможно, мне следовало действовать в отношении Кэтрин более решительно, но это могло бы вызвать довольно неприятную сцену.

— Неприятную сцену? — он фыркнул. — Что ж, ты только что подобрала идеальное определение вчерашнего вечера.

Роуз отвела взгляд, посмотрев в окно.

— К тому же, это унизило бы бедняжку Энн.

— Уверен, что для нее было куда более унизительным просидеть весь вечер, наблюдая оскорбительное поведение своей матери.

Роуз вздернула подбородок и смерила внука холодным взглядом.

— Уильям, я понимаю, что ты расстроен, и признаю, что у тебя есть для этого определенные основания. Но я не позволю тебе — выражаясь твоими собственными словами — вытирать о меня ноги.

— Прошу тебя, Уилл, не надо — все в порядке, — сказала Элизабет, склоняясь вперед и притрагиваясь к его плечу. — Твоя бабушка поступила так, как сочла наилучшим в данной ситуации, — она повернулась к Роуз. — Миссис Дарси, пожалуйста, позвольте мне еще раз принести вам свои извинения за то, что вчера я вышла из себя.

— Не извиняйся, cara. Ты защищала меня. И мне кажется весьма интересным тот факт, что в присутствии всей моей семьи ты была единственной, кто за меня вступился.

— Ну, возможно, всем остальным было ясно, что лучше всего просто игнорировать Кэтрин и надеяться, что рано или поздно она уйдет и все закончится, — виновато улыбнулась Элизабет.

Роуз сжала губы.

— Причина, по которой я здесь, мисс Беннет, заключается в том, что нам с вами нужно поговорить, — она метнула на Уильяма повелительный взгляд. — Наедине, — затем вновь повернулась к Элизабет. — Вы не могли бы сегодня во второй половине дня составить мне компанию за чаем в «Плаза»?

Прежде чем Уильям успел озвучить свои возражения, Элизабет кивнула.

— Да, благодарю вас, — сказала она. — Я думаю, это хорошая идея.

— Что ж, тогда давайте встретимся там в четыре часа, — произнесла Роуз. — А сейчас, с вашего позволения, мне пора ехать, — и она постучала в окошко, подавая сигнал Аллену.

Элизабет попрощалась и вышла из машины при галантной помощи Аллена, но Уильям по-прежнему остался сидеть на переднем сиденье. Роуз приподняла брови в безмолвном вопросе.

— Не заставляй меня выбирать между тобой и Элизабет, — произнес он, делая ударение на каждом слове. — Мой выбор тебе не понравится.

— Уильям, ну почему ты должен…

— Не смею тебя больше задерживать. Желаю приятно пообедать.

Уильям выскочил из машины прежде, чем Роуз успела ответить. Звуки шумного города, казалось, атаковали его — пара громко болтающих туристов, прошедших мимо по тротуару, пронзительный свисток швейцара, подзывающего такси, резкий скрип тормозов, сопровождаемый сердитым гудком автомобиля на Мэдисон Авеню.

Элизабет, съежившаяся от холода, жалась поближе ко входу в здание, пряча руки в карманах пальто.

— Что произошло после того, как я вышла из машины?

— Ничего важного, — он быстро провел ее сквозь двери отеля внутрь и направился к Джорджиане, которая, хмурясь, разглядывала что-то на дисплее своего телефона.

— Ты готова идти? — спросил он.

Джорджиана захлопнула телефон и зашвырнула его в сумочку.

— Я уже давно готова.

— Ну и хорошо, — он вытащил из кармана пальто пару кожаных перчаток и стал натягивать их на руки. Заметив взволнованный, изучающий взгляд Элизабет, он сделал глубокий вдох и заставил шею и плечи немного расслабиться, чтобы она не заметила его напряжения. — Что ж, сегодня в моем полном распоряжении две моих самых любимых девушки, и я чувствую прилив мужества и отваги. Пошли по магазинам.

divider

Plaza hotel exterior Элизабет оглядела себя и поморщилась. Ее темно-серая юбка безнадежно измялась, что было заметно сквозь распахнутые полы пальто, которое она не потрудилась застегнуть, выходя из гостиничного лимузина. Она не ожидала, что ей так скоро понадобится еще один выходной наряд. Но с этим все равно ничего нельзя было поделать теперь, когда она уже поднималась по ступенькам в отель «Плаза», чтобы встретиться за чаем с Роуз Дарси.

Plaza hotel lobby Уильям настоял на том, чтобы проводить ее до самой гостиницы, невзирая на ее протесты. Он провел ее сквозь нарядный вестибюль и повернул в сторону ресторана «Палм Корт». Элизабет остановилась и схватила его за руку, вынуждая тоже притормозить.

— Думаю, лучше нам расстаться сейчас.

— Я хочу проводить тебя до ресторана, чтобы Ба знала, что я тоже здесь.

Она покачала головой.

— Впечатление будет сильнее, если я появлюсь одна. Не хочу, чтобы она думала, будто я ее боюсь.

— Но мне не нравится этот ее подход по принципу «разделяй и властвуй».

Она внимательно вгляделась в его серьезное, обеспокоенное лицо в тщетной попытке найти хотя бы проблеск того пылкого, игривого и беззаботного мужчины, который проснулся этим утром в ее объятиях.

— Уилл, — мягко произнесла она, взяв его за руку, — ты что, боишься, что твоя бабушка скажет или сделает что-то, что заставит меня передумать?

— Нет, не то чтобы… — он поколебался, — хотя не стану тебя винить, если в результате ты решишь, что я не стою всех этих сложностей.

— Ну, раз уж ты сам об этом заговорил…

Его губы изогнулись в слабую полуулыбку, которая исчезла быстро, словно ртуть, и Элизабет увидела, как напряженные морщинки вокруг его глаз стали глубже. Она крепко стиснула его руку.

— Глупенький мой мальчик, я же просто дразнюсь. Все будет хорошо, вот увидишь.

— Надеюсь, — ответил он, положив руки ей на плечи. — Мы вместе — и я не позволю ни Ба, ни кому бы то ни было вмешиваться и вставать между нами.

— И я не позволю, — она скинула пальто. — Ну что, думаю, мне уже пора идти.

Он поднес ее руку к губам.

— Я поцеловал бы тебя так как следует, но здесь у стен есть глаза. Какая-нибудь из ее подруг запросто может нас тут увидеть, и будет только счастлива растрезвонить повсюду о нашем вопиюще неподобающем поведении.

Она пробежала взглядом по вестибюлю и заметила нескольких высокомерных пожилых дам, которые вполне могли быть товарками Роуз.

— Понимаю. Что ж, придется согласиться на отсрочку платежа.

— Я буду в «Дубовом баре». Приходи туда за мной, как только освободишься.

— Слушаюсь, сэр, — ответила она с улыбкой, которая была гораздо солнечней, чем ее настроение. — У меня есть предчувствие, что к тому времени мне как раз понадобится нечто более крепкое, нежели чай.

— Ох, да пошло оно все к дьяволу. Пусть болтают, — он склонился к ней и быстро, крепко поцеловал. — Обещаю, что я тебе все это как-нибудь компенсирую.

— Я бы сказала, чтобы ты не беспокоился на этот счет, — ответила она с озорным блеском в глазах, — но боюсь, мне нравится мысль о том, что ты у меня в долгу.

Он затащил ее в укромную нишу и снова поцеловал, на сей раз более тщательно. Затем без единого слова решительно зашагал прочь. Какое-то время она смотрела ему вслед, зачарованно любуясь прирожденной грацией и силой, которые сквозили в каждом его движении. Затем, собрав всю свою храбрость, направилась в сторону ресторана «Палм Корт».

Роуз сидела за маленьким столиком в углу, потягивая мелкими глоточками чай и поглядывая на наручные часики. Элизабет взглянула на собственные часы, чтобы убедиться, что не опоздала.

— Добрый день, миссис Дарси.

Christmas flower arrangement — Ах, мисс Беннет, вот и вы. Благодарю, что согласились составить мне компанию.

— Как прошел обед? — спросила Элизабет, усаживаясь на стул напротив Роуз.

— Боюсь, довольно скучно.

— Очень жаль это слышать.

— Ничего страшного. Другого я и не ожидала.

petit fours Элизабет случалось пару раз заглядывать в «Плаза» во время экскурсий по центру города с приезжими гостями, но чай ей тут раньше пить не доводилось. Зал ресторана был нарядно декорирован к приближающимся праздникам. Повсюду, куда бы ни падал взгляд, стояли свежие букеты, выдержанные в темно-красной и кремово-белой гамме и украшенные темно-зелеными веточками падуба. В углу пощипывала струны арфистка, заполняя помещение медоточивыми трелями «Мы слышали ангелов глас в вышине». Даже маленькие печеньица-птифуры несли на себе дух Рождества в виде крошечных глазированных пуанцеттий и воткнутых сверху миниатюрных серебряных колокольцев.

К ее удивлению, в зале было довольно людно и царила суета. Гул разговоров, казалось, на пару-тройку децибелов превышал допустимую норму, в движениях сновавших вокруг официантов сквозила скорее торопливость, чем элегантное достоинство, а радушная улыбка девушки-метрдотеля казалась намертво приклеенной к лицу, чтобы, не дай Бог, не соскользнуть с положенного места. Элизабет ожидала от этого заведения более спокойной и эксклюзивной обстановки, учитывая его знаменитую репутацию.

— Полагаю, сегодня здесь более оживленно, чем обычно, из-за наплыва туристов и покупателей в центр города после Дня Благодарения?

teacup Роуз опустила изящную фарфоровую чашечку на блюдце настолько точным и выверенным движением, что та не издала ни звука.

— В какой-то мере да, пожалуй — хотя, боюсь, что «Плаза» в последнее время постоянно наводнен туристами. Некоторые из моих знакомых предпочитают «Сент-Реджис» или «Пьер», но моя бабушка впервые привела меня в «Плаза» на мое первое «взрослое» чаепитие, когда мне было шесть лет, и с тех самых пор я все время прихожу именно сюда.

— Я понимаю. Воспоминания делают это место особенным.

Взгляд Роуз остановился на столике в центре зала.

— Я пила здесь чай с подружками невесты за несколько дней до моей свадьбы. Это было почти шестьдесят лет назад, но я до сих пор помню все, как будто это было вчера. Мы сидели вон там, за большим столом, украшенным лилиями.

— Звучит чудесно, — Элизабет не ожидала, что Роуз будет с ней так мило, по-приятельски болтать. Возможно, в высшем свете, у сливок общества, было не принято ставить человека на место, не проведя предварительный раунд вежливой светской беседы.

— Это было во время войны, — продолжала Роуз, — и меню было довольно скромным, так как многие продукты были тогда ограничены, даже чай. Но все равно тот вечер не мог бы быть лучше.

— Как долго вы пробыли замужем за мистером Дарси?

— Двадцать девять лет. Он умер от сердечного приступа в довольно молодом возрасте, как и мой сын.

— Мне очень жаль.

К их столику быстро подскочила миниатюрная женщина с серебристо-седыми волосами и румяными, как яблоки, щечками.

— Добрый день, мисс. Какого сорта чай желаете?

Элизабет заглянула в меню. Растерявшись от внушительного списка самых различных сортов и разновидностей чая, она выбрала первое, что попалось ей на глаза:

— Жасминовый, если можно.

— А вам уже принести ваш поднос, миссис Дарси?

— Да, благодарю вас, Маргарет.

Миниатюрная женщина с улыбкой кивнула и заторопилась прочь.

Элизабет тоже улыбнулась.

— Как хорошо спокойно посидеть и отдохнуть, и чтобы тебя обслужили. Я сегодня весь день на ногах.

— Я так поняла, что вы с Уильямом водили Джорджиану по магазинам.

— Да, верно. Она выбрала себе в «Барнис» платье к новогодней вечеринке, — Элизабет почла за лучшее не упоминать о собственном новом платье, купленном ей Уильямом в качестве раннего подарка к Рождеству.

— Надеюсь, она выбрала себе что-нибудь подобающее.

— Ну, у них с Уильямом не совсем совпали точки зрения по этому вопросу, но в конце концов они пришли к компромиссу. Думаю, вам должно понравиться то, что она купила.

— Если мне это понравится, значит, Уильяму удалось сотворить чудо, — Элизабет заметила проблеск удовольствия в глазах Роуз, когда та пригубила чай.

— Я рада, что она провела день с нами — мне думается, ей и Уильяму нужно было побыть какое-то время вместе.

— Ей трудно дались его недавние долгие отлучки. Чувствительной юной девушкой его нежелание проводить время дома могло быть воспринято как недостаток внимания и интереса с его стороны.

Судя по прохладному тону Роуз, властной пожилой женщиной подобное поведение могло быть расценено точно так же.

— Ох, но ведь это же неправда, — выпалила Элизабет. — Он все время, постоянно говорит о ней — и о вас. Он очень предан вам обеим.

— Рада это слышать.

Элизабет поморщилась от холодного, сдержанного тона Роуз. Она не хотела, чтобы ее слова прозвучали излишне самонадеянно или бесцеремонно. Девушка сложила руки на коленях, теребя ниточку от накрахмаленной парчовой салфетки.

teapot Маргарет, подошедшая к столику с чаем для Элизабет, прервала их неловкое молчание.

— У нас закончились сэндвичи с огурцом, миссис Дарси, а я ведь знаю, что вы не захотите свой поднос с ассорти без них. Сейчас как раз делают новую партию — это займет еще буквально минутку или две.

Элизабет налила в свою чашечку немного бледно-янтарной жидкости. Над чашкой тут же поднялась тоненькая витая ленточка пара, насыщенного жасминовым ароматом, но чаю явно следовало еще немного настояться. Она поискала какую-нибудь безопасную тему для разговора. Новая мелодия, выбранная арфисткой — «Зимняя страна чудес» — подсказала ей идею.

— Сегодня к вечеру по-прежнему обещают снегопад?

— Насколько я слышала.

— Слава Богу, что я захватила с собой зимнее пальто и перчатки. Жаль, что теплые ботинки не догадалась упаковать. Если выпадет много снега, хорошо было бы прогуляться по зимнему парку.

— А почему вы решили взять с собой эти вещи на Барбадос? Я так поняла, что Уильям принял решение отправиться в Пемберли совершенно внезапно. А в этом случае вы не могли знать заранее, что вернетесь сюда вместе с ним. И разумеется, на Карибах вам вряд ли понадобилось бы тяжелое зимнее пальто или даже те вещи, что надеты на вас сейчас.

Ну что ж, полагаю, раунд вежливой светской беседы можно считать оконченным.

Я подумала, что, возможно, мне придется покинуть Барбадос раньше запланированного срока и прилететь сюда, чтобы встретиться с ним. Нам нужно было поговорить, — Элизабет заколебалась. — Дело в том, что накануне его отлета из Сан-Франциско мы с ним поссорились.

— Да, он мне рассказал.

— Он рассказал вам? — Элизабет с трудом могла представить себе, чтобы Уильям открыл бабушке свое сердце в таком болезненном вопросе.

— В ночь перед тем, как он вылетел на Барбадос. Я предпочла бы, чтобы он остался дома, но Уильям настаивал на том, что ему необходимо немедленно увидеться с вами.

Судя по тому, что Уильям рассказал ей о той ночи, выражение «предпочла бы, чтобы он остался дома», видимо, относилось к гневной диатрибе Роуз, запрещавшей ему уезжать.

— Мне тоже очень нужно было увидеться с ним, — сказала Элизабет.

Роуз нацедила тоненькой струйкой немного сливок себе в чай; маска отстраненной сдержанности на ее лице казалась до странности, до боли узнаваемой.

— Мисс Беннет, я пригласила вас сюда по двум причинам. Во-первых, я хотела бы обсудить вашу… ваше общение с моим внуком.

— Я знаю, и я…

— Но прежде чем мы перейдем к этому вопросу, я хотела бы извиниться за то, что произошло вчера вечером в моем доме.

— Право же, миссис Дарси, в этом нет необходимости, — сказала Элизабет больше из вежливости, чем искренне, и налила себе полную чашку чая.

— Я закрыла бы данный вопрос еще раньше, нынче утром, но этому препятствовало то обстоятельство, что мне необходимо было также объяснить причины моих действий, а в тот момент у меня не было достаточно времени, чтобы пускаться в подробности.

— Я понимаю, — Элизабет прикрыла невольную улыбку, поднеся чашку к губам. Промедление Роуз, скорей всего, объяснялось гордостью. Бить себя в грудь с криком «Mea culpa»** в машине, сразу после того, как Уильям в резкой форме потребовал извинений, было бы слишком унизительно.

— Я познакомилась с Кэтрин де Бург давно, через мою невестку. Несмотря на большую разницу в характерах, они постепенно сблизились. Как это ни печально, я склонна думать, что их связывало в первую очередь то сложное и унизительное положение, в которое поставили обеих их мужья. Я так полагаю, Уильям уже рассказывал вам кое-что об отчуждении, существовавшем между его родителями, и об их разрыве?

Элизабет кивнула.

— С прискорбием вынуждена констатировать, что мой сын бывал временами весьма неосмотрителен в том, что касалось его внебрачных связей. А что до Льюиса де Бурга… — Роуз помолчала, нахмурившись.

Элизабет подумала было заставить Роуз объяснить — было бы очень забавно наблюдать, как она мнется в поисках какого-нибудь подходящего эвфемизма, — но потом решила все-таки проявить милосердие.

— Уильям рассказал мне про скрипача.

— Тогда вы можете себе представить, насколько трудно было Кэтрин это пережить. Быть брошенной мужем ради другой женщины — уже достаточно плохо, но это… — Роуз покачала головой. — Это была сенсационная новость для сплетен, которая муссировалась месяцами — тем более, что у Кэтрин всегда был настоящий талант заводить себе врагов. Энн была тогда еще слишком маленькой, чтобы понимать все детали, но она уловила достаточно, чтобы почувствовать себя полностью деморализованной. Она всегда была очень хрупкой девочкой, как физически, так и эмоционально.

— Неудивительно, с такой-то матерью, — пробормотала Элизабет прежде, чем сумела сдержаться.

Роуз молча уставилась на нее из-за ободка своей чашки, и на какое-то мгновение внутренности Элизабет сжались до размеров крошечного комочка. Но затем Роуз еле заметно кивнула головой и продолжила:

— С годами моя невестка очень сильно привязалась к Энн. Как бы она ни любила Уильяма, ей всегда хотелось иметь дочь, а в Энн она нашла девочку, которая остро нуждалась в нежной и ласковой матери.

— И тогда она попыталась взять эту роль на себя.

— И с очевидным успехом. Они с Энн искренне любили друг друга. Когда Анна так внезапно погибла, думаю, что Энн горевала даже больше, чем Уильям.

Элизабет тут же рассвирепела от такого предположения, и сердце ее свело от мучительной жалости к Уильяму. Он просто запрятал свою боль так глубоко, где никто — даже включая родных и близких — не смог ее увидеть.

— Ради Энн я продолжаю поддерживать общение с семейством де Бург и стараюсь приглашать их к нам, когда мне выпадает такая возможность.

— Я благодарна вам за объяснение, миссис Дарси. Но меня удивляет, что вы не предупредили Уильяма об их приезде, когда он позвонил, чтобы сказать, что я все-таки буду у вас в гостях, — у Элизабет была своя версия мотивов Роуз, но она предпочла ее не озвучивать. — Я хочу сказать: конечно, список ваших гостей был утвержден еще до того, как он позвонил, и вы не смогли бы отменить свое приглашение Кэтрин, даже если бы захотели. Но ведь вы должны были ожидать, что ситуация сложится взрывоопасная. Кэтрин в разговоре со мной грозилась позвонить вам и выложить про меня «всю правду» — то есть, полагаю, кучу всяких гадостей.

Роуз, потягивавшая чай, поначалу ничего не ответила. Наконец она сделала последний глоток, и Элизабет вновь отметила, как аккуратно и абсолютно бесшумно ее чашка опустилась на блюдечко.

— Да, мне было известно, что Кэтрин о вас крайне низкого мнения. Вчера перед вашим приходом я заставила ее пообещать, что она не станет превращать День Благодарения в день битвы. Было глупо с моей стороны поверить ей.

Должно быть, для этой гордой, царственной женщины было очень нелегко унизить себя, даже в такой малой степени. Элизабет заговорила вежливым и мягким тоном, старась выказать больше сочувствия, чем ощущала на самом деле:

— И я знаю, как трудно бывает ее остановить, если уж она разойдется.

— Любое действие, какое бы я ни предприняла, как мне казалось, только ухудшило бы ваше положение. Кэтрин, как вы уже, должно быть, заметили, не очень охотно подчиняется чьим-либо указаниям и предпочитает не понимать намеков. Но я сожалею о том дискомфорте, который вам пришлось испытать в результате моего бездействия.

Элизабет редко доводилось принимать более вялые извинения. Она могла бы указать Роуз на множество других неиспользованных ею возможностей сохранить мир. Но противостояние Роуз ничего ей не дало бы и только завело бы их в тупик, и поэтому Элизабет заставила себя отбросить обиду и выдавила слабую улыбку.

— Спасибо. Я понимаю, вы не могли предполагать заранее, что события примут именно такой оборот.

Роуз слегка склонила голову, и Элизабет поразило, сколько благородного достоинства и грации — хотя и в сочетании с крайним высокомерием — было в этом жесте.

— Тогда, я полагаю, мы можем считать эту тему исчерпанной. А в том, что касается моего внука, мне еще многое нужно вам сказать.

Появилась Маргарет с красивым трехъярусным серебряным подносом, наполненным крошечными сэндвичами и пирожными.

— Вот, прошу вас, миссис Дарси. Я положила вам немного больше сэндвичей с огурцом. Если вам еще что-нибудь понадобится, сразу же дайте мне знать.

salmon toast Роуз предложила поднос Элизабет. Сэндвичи с огурцом выглядели крайне аппетитно, но после замечаний Маргарет казалось более безопасным оставить их для пожилой леди. Элизабет выбрала птифур, украшенный крохотной рождественской елочкой, мини-эклер и треугольничек поджаренного хлеба со свернутой тоненькой полоской копченой лососины. Пока Роуз выбирала свои закуски, Элизабет решила взять инициативу в разговоре в свои руки.

eclair — Миссис Дарси, я знаю, что я не та девушка, которую вы хотели бы видеть рядом с Уильямом. Для вас я незнакомка и, кроме того, происхожу далеко не из такой богатой и привилегированной семьи, как ваша.

Роуз откусила маленький кусочек сэндвича с огурцом и ничего не ответила; черты ее лица по-прежнему хранили сдержанное, нейтральное выражение. И вновь Элизабет охватило щемящее чувство узнавания. Она продолжила:

— Я полагаю, что Кэтрин де Бург уже наговорила вам кое-что про мою семью. И это меня беспокоит, так как она получила эту информацию из вторых рук, от кого-то, кто очень сильно настроен против меня. Думаю, что вы, скорее всего, ее знаете — Кэролайн Бингли.

Бесстрастная маска Роуз осталась на месте, но Элизабет показалось, что она увидела в пронзительных голубых глазах еле заметный проблеск неприязни.

— И вы, видимо, хотели бы воспользоваться возможностью сообщить мне верные сведения из первых рук.

Элизабет уже открыла было рот, чтобы заговорить, но вдруг замерла на месте. Что она делает? Роуз не имеет никакого права судить о ней, исходя из размеров банковского счета ее отца или недостатка образования у ее матери. С ее губ так и рвался язвительный отказ, но она помнила о своей цели — сгладить существующее противостояние, смягчить ситуацию ради Уильяма. Ради него она сумеет проглотить свою гордость, даже если это грозит ей несварением.

— Мой отец — главный инженер; он работает в одной и той же фирме с тех пор, как окончил колледж. У меня четыре сестры; старшая — адвокат. — А младшая… Лидия.

— А ваша мать?

Элизабет прикусила губу изнутри, призвала на помощь все свое терпение и продолжила:

— Моя мать работала секретаршей до того, как у нее родилась я и мои сестры. Но почему вы просто не расспросили Уильяма о моей семье, если для вас это так важно?

— Я и расспросила, к вашему сведению. Хочу напомнить, что это не я подняла сейчас вопрос о вашем происхождении, а вы сами, — и Роуз с непроницаемым выражением поднесла чашку к губам.

Элизабет закатила глаза прежде, чем успела сдержаться. Чтобы скрыть досаду, она перебросила через стол ответную колкость:

— Но вы предпочли бы видеть Уильяма с женщиной из вашего социального круга.

— Да, предпочла бы. И когда-нибудь, если у вас будет сын, вы поймете, почему, — Роуз потягивала свой чай с невозмутимым видом, который доводил Элизабет до белого каления. — Мисс Беннет, похоже, вы считаете меня снобкой. Возможно, я ею и являюсь, но вы должны кое-что понять. Иногда мои знакомые пытаются оказывать давление на своих детей или внуков, заставляя их выбирать себе супругов из соображений социальной или материальной выгоды. Я нахожу такое поведение меркантильным и крайне недостойным. Дарси не нуждаются в том, чтобы укреплять свое социальное или финансовое положение через брак.

Элизабет спрятала невольную улыбку, прикрыв рот салфеткой. Все остававшиеся сомнения относительно происхождения напыщенных, высокомерных черточек в характере и поведении Уильяма только что развеялись окончательно.

— Но я считаю, что Уильям в конечном итоге будет счастливее, если останется в пределах своей привычной социальной сферы. А для меня нет ничего более важного, чем счастье моего внука.

— Тогда у нас есть кое-что, что нас объединяет. Мы обе любим его и хотим, чтобы он был счастлив.

Роуз пристально посмотрела на нее, но ничего не ответила.

Элизабет очень бы хотелось, чтобы молчание Роуз не действовало на нее так устрашающе.

— Или вы подозреваете меня в том, что я пытаюсь с его помощью «укрепить» мое собственное «социальное и финансовое положение»?

Глаза Роуз сузились в ответ на неприкрытый сарказм, прозвучавший в голосе Элизабет, но на наживку она не клюнула.

— Нет, в этом я вас не подозреваю. Если бы это действительно было так, вы не отклонили бы его предложение руки и сердца.

— Так он и об этом вам сказал? — у Элизабет даже челюсть отвисла от изумления.

— Опять-таки, перед его отлетом на Барбадос. Я понимаю ваше удивление — обычно он ни с кем не делится настолько личной информацией, — но той ночью он был просто вне себя. Я еще никогда не видела его таким… взволнованным.

— Взволнованным? Вы хотите сказать — рассерженным? — вероятно, это слово больше подходило к состоянию Уильяма, учитывая то, что Элизабет услышала от него.

Роуз небрежно повела рукой, словно отмахиваясь от вопроса.

— Это неважно. Важно то, что он сумел убедить меня в том, что ваш интерес к нему выходит за рамки чисто финансового.

Элизабет скрипнула зубами при этом утверждении, отнюдь не исключавшем, что деньги Уильяма все-таки могли оказать влияние на ее чувства к нему, но сперва следовало разобраться с более серьезными вопросами.

— Значит, вы верите в то, что я люблю его, но считаете, что я — неподходящий выбор.

— «Неподходящий» — это слишком сильное слово. Но у меня есть серьезные опасения. Уильям живет в мире, где существует гораздо больше ограничений и обязательств, чем вы можете себе представить. И на его жену будет возложен круг обязанностей и груз ответственности, который может оказаться непосильным для того, кто неподготовлен к реалиям нашего образа жизни.

— В то время как Энн де Бург прекрасно знает, чего ожидать.

Пронзительный взгляд Роуз выдал ее удивление дерзостью Элизабет, но ее ответ прозвучал тихо и спокойно:

— Да, она к этому подготовлена. И не только к тому, что касается обязательств, сопутствующих нашему положению в обществе. Как дочь известного симфонического дирижера, она также прекрасно понимает все требования, которые предъявляет Уильяму его профессия.

Элизабет и саму вряд ли можно было назвать совсем уж несведущей в этой области, но сейчас у нее было на уме гораздо более существенное возражение.

— Но он ее не любит.

— Мы с Кэтрин думали, что это обстоятельство, возможно, изменится с течением времени. Помимо того, что они принадлежат к одному кругу, их темпераменты так же вполне совместимы — они оба тихие, спокойные и замкнутые натуры, не подверженные резким взрывам эмоций.

Свободная рука Элизабет под столом сжалась в кулак так, что ногти впились в ладонь.

— Очевидно, вы не верите в то, что противоположности притягиваются.

— Возможно, они и притягиваются, но редко остаются вместе надолго. Когда страсть проходит, не остается ничего, что держало бы их вместе.

Чашка Элизабет опустилась на блюдце с отчетливым звяканьем. В отличие от Роуз, у нее не хватало сноровки, чтобы делать это бесшумно. Более того, ей сейчас было на это наплевать.

— Если вы намекаете на то, что нас с Уильямом не связывает ничего, кроме… — она с трудом сглотнула и продолжила: — Как вы можете судить о наших отношениях, когда вы ничего о них не знаете?

— Я знаю больше, чем вы думаете.

Chanel #5 — Не понимаю, откуда вы можете знать. Возможно, Уильям и обмолвился вам о паре-тройке фактов, чтобы успокоить ваши страхи, но я достаточно хорошо знаю его, чтобы быть уверенной в том, что он не поверяет ни вам, ни кому бы то ни было своих личных секретов.

— А-а, Вирджиния, Барбара, добрый день. Как поживаете?

Элизабет изумленно сморгнула от внезапной перемены в интонациях и голосе Роуз. Затем она заметила двух хорошо одетых женщин, проходивших мимо, чьи гладкие моложавые лица с широко распахнутыми глазами наводили на подозрения о недавно сделанной подтяжке морщин. Они остановились у столика, распространяя вокруг густой насыщенный аромат «Шанели № 5». Роуз представила Элизабет как «гостью из Сан-Франциско», ни словом не обмолвившись об ее отношении к Уильяму.

Завязавшаяся светская беседа дала Элизабет время мысленно перегруппироваться. Ее последние реплики были совсем уж идиотскими: сначала она привела в качестве аргумента тот факт, что противоположности притягиваются, а потом взвилась от предположения, что у них с Уильямом мало общего. Ей нужно было успокоиться и прекратить выпаливать первое, что приходило в ее взбудораженную голову.

Как только ее знакомые перешли за свой столик, Роуз продолжила своим прежним подчеркнуто выразительным тоном:

— Моя мысль заключалась в том, что настроение Уильяма и его эмоциональное состояние с тех самых пор, как он вас встретил, сказали мне очень многое. Вы устроили ему веселую жизнь, и он много страдал по вашей вине. Разумеется, вы и сами можете видеть, что он не приспособлен к жизни на американских горках. Полеты вниз даются ему очень тяжело и ввергают в слишком глубокое отчаянье. И поверьте, я еще употребила далеко не самое сильное слово.

Элизабет не была уверена, какое именно чувство взяло в ней верх при этом напоминании о боли, которую она причинила Уильяму — раздражение на Роуз или чувство вины. Она постаралась ответить так спокойно, как только сумела:

— У нас действительно возникали и печальные недоразумения, и разногласия, которые стоили очень дорого нам обоим. Но я считаю, что сейчас мы уже это преодолели и оставили все в прошлом.

— А не получится ли скорее так, что вы и дальше будете продолжать в том же духе?

— Нет, я так не думаю. Мне очень трудно вам это объяснить, не вдаваясь в слишком личные детали. Но если это хоть чем-то поможет, миссис Дарси, прошу вас, поверьте, что я люблю его всем сердцем. И несмотря на все сложности, он все равно не отступился от своего чувства и не отказался от меня — а значит, и для него это важно.

— Меня это не удивляет. Во многих отношениях вы просто реинкарнация его матери.

— Почему вы так говорите? Я видела ее портрет — мы с ней совсем не похожи.

— Я не имела в виду физическое сходство, — Роуз изучающе оглядела Элизабет, прежде чем продолжить, — но в вас есть ее дух, ее огонь… и та же прямолинейность и откровенность, которые ее так отличали. Добавьте к этому прекрасный певческий голос, которым, как я слышала, вы обладаете — и вы поймете, почему Уильям был просто обречен потянуться к вам.

— Так в этом и кроется причина ваших опасений? В том, что я напоминаю вам его мать? А я полагала, что вы были к ней привязаны.

— Была, — неподдельная печаль в глазах Роуз застигла Элизабет врасплох.

— Но тогда я не понимаю…

К их столику направилась было Маргарет, но Роуз взмахом руки отослала ее.

— Как много Уильям рассказал вам о своих родителях?

— Я знаю, что их брак фактически распался после того, как они переехали в Нью-Йорк. Отец Уильяма заставил его мать отказаться от оперной карьеры, а она так и не смогла ему этого простить.

— Ну, в целом это верно, хотя на самом деле все было куда сложнее. Семейство Дарси ведет деловой и насыщенный, но в то же время достаточно спокойный, уравновешенный и упорядоченный образ жизни. Анна ворвалась в него, как сноп неукротимой энергии, яркий, но испепеляющий; волнующий и привлекательный, но не всегда комфортный для окружающих. Я уверена, что именно ее темперамент и привлек к ней Эдмунда в самом начале их романа, но к тому времени, когда они приехали в Нью-Йорк, этот избыток энергии уже начинал становиться ему в тягость.

— Тогда почему он заставил ее бросить пение? Разве оперная карьера не стала бы естественным выходом для всего этого переизбытка энергии и темперамента?

Роуз, хмурясь, уставилась в содержимое своей чашки и помолчала, прежде чем вновь поднять голову.

— Возможно. Но Эдмунд считал, что это будет отвлекать ее от исполнения прочих обязанностей в качестве его супруги. К ее чести нужно сказать, что она добросовестно пыталась справиться с той ролью, которая от нее ожидалась, но, по ее собственным словам, в ней она чувствовала себя словно в смирительной рубашке. После ее богемной жизни в Риме, полагаю, она действительно должна была ощущать нечто подобное.

— Но со временем она, должна быть, постепенно привыкла к этой роли.

— Нет, эта роль так все время и давалась ей с большим трудом и усилиями. В течение многих лет ее подлинной жизнью был Уильям. Конечно, она любила его, но временами она пользовалась его слабым здоровьем как предлогом, чтобы избежать других обязательств. А когда его музыкальная одаренность стала очевидной, она посвятила всю себя раскрытию его творческих способностей — и думаю, не только ради него, но и в не меньшей степени ради себя самой.

— Итак, позвольте мне немного забежать вперед. Вы считаете, что и из меня получится такая же неудовлетворительная миссис Дарси, как из нее.

— Вы можете винить меня за мои опасения? Анна и Эдмунд были безумно влюблены друг в друга, пока жили в Италии, но одной страсти оказалось недостаточно, чтобы заполнить пропасть между ними, как только Эдмунд занял свое место главы семьи.

— Ну хорошо, допустим, — Элизабет помассировала виски, борясь с начинающимся приступом головной боли, — я вижу эти параллели. Вы думаете, что в нашем случае повторится та же история.

— Их ошибка нанесла непоправимый ущерб им самим, да и те, кто был рядом, тоже в результате страдали. А ведь поначалу они были очень сильно влюблены и преданы друг другу.

— Но вы предполагаете, что они были обречены просто потому, что происходили из разных социальных слоев. А я уверена, что здесь также немалую роль сыграли и их личностные качества, разница их характеров. Вы говорите, что я очень похожа на Анну, и из того, что я о ней знаю, возможно, это действительно так. Но Уильям не похож на своего отца.

— Нет, совершенно не похож. Он унаследовал от своей матери способность испытывать глубокие и сильные чувства, а от отца — сдержанность и скрытность; это очень сложное сочетание качеств. И поэтому для него лучшим выбором была бы женщина со спокойным, кротким и уравновешенным темпераментом — как у Энн.

— Когда вы так говорите, я невольно спрашиваю себя, насколько хорошо вы его на самом деле знаете, — Элизабет увидела, как сверкнули глаза Роуз, но у нее уже не оставалось терпения на то, чтобы осторожно подбирать выражения. Памятуя о том, что они находятся в общественном месте, она склонилась вперед, поближе к собеседнице, и продолжила тихим, но страстным, взволнованным голосом: — Как вы можете думать, что ему будет лучше, если он станет делать вид, что у него нет никаких чувств, что он не испытывает никаких эмоций? Он и так провел всю свою жизнь, пряча их глубоко внутри, и все, что это ему дало — это ощущение ужасающего одиночества, — к смятению Элизабет, на глаза ей навернулись слезы. — Неужели вы действительно этого для него хотите?

— Вы что, берете на себя смелость утверждать, что я не знаю своего собственного внука? Вы, которая знакома с ним всего шесть месяцев, два из которых вы провели на расстоянии трех тысяч миль от него? Как нам повезло, что вы появились, чтобы его спасти, — рука Роуз дрожала, когда она опускала чашку на блюдце, и на этот раз раздалось тихое, но вполне отчетливое «клинк».

Элизабет взглянула Роуз прямо в глаза и увидела, что их выражение больше не пряталось под бесстрастной маской. И в каком-то интуитивном озарении она вдруг поняла, что за чувство переполняло этот взгляд: это был страх. Опасалась ли Роуз за Уильяма, предчувствуя несчастливое окончание их романа, как это случилось у его родителей, или же просто боялась потерять свое влияние на него, было не совсем ясно. Но в любом случае осознание того, что Роуз на самом деле чего-то боится, смягчило колкий ответ, который уже вертелся у Элизабет на языке.

— Я не это имела в виду, — сказала она задрожавшим от волнения голосом, — но я думаю, что ему очень помогает то, что он может делиться с кем-то своими чувствами, как и уверенность в том, что его сердцу со мной надежно, что со мной оно в безопасности, так же, как и моему сердцу спокойно, когда он рядом. Вы же не можете всерьез полагать, что ему лучше будет держать и варить все в себе и переживать в одиночестве, скрывая свои чувства от всех, пряча их глубоко внутри, где они терзают и разъедают ему душу, — Элизабет быстро смахнула слезинку, показавшуюся в уголке глаза.

Роуз уставилась куда-то в пространство, через зал, очевидно борясь с нахлынувшими на нее эмоциями. Наконец она негромко произнесла:

— Мисс Беннет…

— О, привет, Роуз! Я и не знала, что ты сегодня сюда собираешься.

При звуке этого громкого голоса и Роуз, и Элизабет слегка вздрогнули. Роуз моментально вновь надела на лицо маску вежливой, нейтральной сдержанности. Элизабет была тронута этим маневром, знакомым ей до боли, ибо Уильям проделывал его у нее на глазах бесчисленное множество раз. Она невольно задумалась о том, а была ли когда-нибудь у Роуз своя собственная надежная гавань, где она могла бы отдохнуть душой и сердцем.

— Привет, Дороти, — произнесла Роуз безупречно вежливо, но не слишком радушно. — Вы с Хубертом приятно провели день?

— Да уж, весьма приятно, — белки глаз Дороти слепили взгляд на загорелом лице, а кожа казалась задубевшей от бессчетных часов, проведенных под жарким солнцем. — Мы тут порхали по городу, навещали друзей. А сюда заскочили на чашечку чая, прежде чем направиться домой — точнее, к вам домой, — чтобы переодеться к ужину.

Очевидно, эта дама и была Дороти Сколфилд, половинка супружеской пары, которая занимала сейчас комнаты для гостей в доме Дарси. Мгновение спустя Роуз подтвердила эти подозрения, представив их друг другу. Элизабет с облегчением услышала, что ее статус повысился до «знакомой Уильяма из Калифорнии».

Дороти болтала без умолку — Уильям очень точно охрактеризовал ее днем раньше, — но в конце концов Роуз удалось-таки перехватить инициативу в разговоре.

— Я с удовольствием бы послушала еще про ваши визиты по гостям — возможно, дома, за коктейлями, вы расскажете мне остальное. Но сейчас нам с мисс Беннет надо закончить один довольно важный разговор.

После долгих извинений Дороти наконец удалилась за столик на противоположном конце зала, где уже восседал такой же загорелый до черноты мужчина. Элизабет решила предпринять еще одну, последнюю попытку добиться мира и согласия.

— Я знаю, что вы близко к сердцу принимаете благополучие Уильяма, миссис Дарси. Но ведь вы едва знаете меня. Разве не стоит сначала познакомиться поближе, а потом уже приходить к какому-то окончательному мнению на мой счет? В конце концов, вам ведь нравилась Анна, а вы сами только что сказали, что я вам ее напоминаю. Может, и я вам понравлюсь, если вы узнаете меня получше.

— Все это не имеет ровным счетом никакого отношения к тому, нравитесь вы мне или нет, мисс Беннет. Я думаю только о том, что лучше всего для Уильяма.

— Для Уильяма лучше всего я, миссис Дарси. Я знаю, что вы в это не верите, но это действительно так. Знаете, что он повторяет мне чаще всего? Что я делаю его счастливым. И он произносит это так, словно для него это какое-то новое, незнакомое состояние. Вы говорите, что хотите, чтобы он был счастлив — так неужели же это свидетельство ни о чем не говорит?

Роуз медленно, неохотно кивнула.

— Говорит, — произнесла она так тихо, что Элизабет пришлось напрячься, чтобы ее расслышать.

— Жаль, вы не видели, каким он был на Барбадосе. Да или хотя бы сегодня утром, если уж на то пошло. Посмотрели бы вы, каким он был расслабленным, беспечным и веселым, как он улыбался, смеялся и поддразнивал меня. Но после разговора с вами в машине все его напряжение и озабоченность вернулись вновь.

— Вы обвиняете меня в том, что я делаю его несчастным?

— Я понимаю, что вы этого не хотели. Но этот конфликт между вами — он ранит его гораздо сильнее, чем вам кажется. Я знаю, что внешне он выглядит рассерженным, но в душе, мне думается, он просто обижен. Он счастлив, и он не может понять, почему кого-то, кто так любит его, это не радует.

— Эта ситуация меня тоже очень расстраивает.

— Тогда, пожалуйста, скажите ему, что вы дадите мне шанс. Вам вовсе не нужно принимать меня с распростертыми объятиями. Просто дайте ему знать, что вы отнесетесь ко мне без предубеждения и не будете делать поспешных выводов. Для него будет очень важно услышать это от вас.

Роуз ничего не ответила, и выражение ее лица было таким же сдержанным и непроницаемым, как и раньше.

Элизабет испустила громкий вздох и снова легонько помассировала виски. Ей казалось, что она пытается пробиться сквозь кирпичную стену, но все же она решила попытаться еще раз.

— Послушайте, я знаю, что я последний человек на свете, чтобы давать вам совет в этом деле, поскольку я — заинтересованная сторона. Но если вы вынудите его выбирать между нами, то можете его потерять.

— Он мне уже сказал это сегодня утром, — произнесла Роуз надтреснутым голосом. — Вам, должно быть, доставляет удовольствие, что он предпочел вас своей семье?

— Ну разумеется, нет. Это же не соревнование. Его вообще не следует ставить перед подобным выбором.

— Элизабет, так вот ты где. Уильям сказал, что ты должна быть где-то здесь, — к их столику с улыбкой подошла Элеонор Фитцуильям. — Привет, мам.

The FItzwilliams' building, exterior — Элеонор, а ты что тут делаешь? Я думала, что ты предпочитаешь чаю кофе, — искорка в глазах Роуз предполагала намек на какую-то приватную шутку, понятную лишь им обеим. Улыбка Элеонор стала еще шире.

— Я здесь не ради чая. Ричарду захотелось встретиться с Уильямом, чтобы пропустить пару рюмок. А я решила, что мне полезно будет немного подышать воздухом, и увязалась вместе с ним, — все еще улыбаясь, она повернулась к Элизабет и пояснила: — Мы живем всего в нескольких кварталах отсюда, вверх по Пятой Авеню.

— Уильям здесь? — Роуз взглянула на Элизабет, словно ожидая от нее подтверждения.

— Он в баре, — сказала Элизабет. — Я говорила ему, что не следует сопровождать меня сюда, но он настоял.

— Он сидит там, изнывая над бокалом со скотчем, и беспокоится о тебе, — произнесла Элеонор. — Он послал меня напомнить тебе о ваших планах на ужин. Вам скоро нужно возвращаться в отель.

Элизабет взглянула на свои часики. До ужина с Джоном и Салли оставалось еще более двух часов. Но, устав скрещивать шпаги в поединке с Роуз без какого-либо видимого эффекта, она с готовностью ухватилась за предложенный ей путь к спасению.

— Ох, Боже мой, а ведь он прав. Миссис Дарси, мне очень жаль, но мне и правда скоро нужно будет идти.

— Ничего страшного. Мне и самой уже пора по делам.

Роуз оплатила счет, и все трое вместе вышли из ресторана. В вестибюле Роуз остановилась.

— Я подумаю над тем, что вы мне сказали, мисс Беннет.

— Спасибо, — это была всего лишь крошечная уступка, но уже хоть что-то для начала. — И благодарю вас за чай.

Элеонор попросила Элизабет подождать, пока она проводит Роуз до машины, где пожилую леди ждал Аллен. Вернувшись в вестибюль, Элеонор потрепала девушку по руке.

— Держу пари, ты в полном изнеможении. Должно быть, это было суровое испытание.

— Да нет, все прошло прекрасно, правда, — они повернули в сторону «Дубового бара».

— Я знаю, что мама поначалу кажется немного холодной. Хотя — кого я хочу обмануть? Она может быть самой настоящей Снежной Королевой. Но это все следствие того воспитания, которое она получила, ну и ее гордости, разумеется. Для нее труднее всего признать, что она в чем-то неправа.

Элизабет сморщила носик.

— Ну, в этом и я тоже могу быть довольно упертой.

— Тогда ты просто обязана замечательно вписаться, поскольку у нас это вообще семейное.

Они обе хихикнули, но затем лицо Элеонор стало серьезным.

— Когда общаешься с моей мамой, лучше смотреть на то, что кроется в глубине. Мне понадобилось много времени, чтобы это понять, но постепенно до меня дошло, как сильно она нас всех любит. Она нечасто показывает свои чувства окружающим, но если на горизонте появляется хоть малейшая угроза, она первая с мечом и щитом бросается на нашу защиту.

electric fence warning — А проблема в данном случае состоит в том, что я-то как раз и являюсь этой самой угрозой.

Элеонор тихонько вздохнула.

— Уильям — наследный принц, центр и средоточие ее Вселенной. Поэтому, если и кажется, что она воздвигла вокруг него пятнадцатифутовый забор из колючей проволки под напряжением…

— То это потому, что так оно и есть, — с грустной улыбкой парировала Элизабет.

Элеонор усмехнулась.

— Во всяком случае, она бы очень этого хотела. Я не знаю, в чем именно заключаются ее проблемы с тобой и с Уильямом — ну, помимо ее твердого убеждения в том, что на свете нет ни одной женщины, которая была бы его достойна. Но перед уходом она пообещала подумать над тем, что ты ей сказала. А это уже кое-что да значит. Она не сказала бы такого из пустой вежливости или притворяясь, что якобы принимает разумность твоих доводов. Я думаю, ты действительно произвела на нее впечатление.

— Вряд ли мне это удалось. Я все время повторяла себе, что лучше мне держать язык за зубами и думать прежде, чем говорить, но увы, я редко прислушиваюсь к собственным советам.

— Уверена, что все было не настолько плохо. Ты все еще держишься на ногах и вроде как целехонькая, а я, признаться, не была в этом до конца уверена. Почему, как ты думаешь, Уильям сидит все это время в баре, заламывая руки, и сходит с ума от беспокойства? Моя мать умеет внушать настоящий ужас, если захочет.

Элизабет выдавила слабую улыбку, пока они проходили сквозь двери бара. Если Элеонор хотела таким образом ее подбодрить, то ее тактика явно требовала доработки.

------
* – Термин «Черная Пятница» употребляется в нескольких смыслах. Здесь имеется в виду следующий день после празднования Дня Благодарения (который отмечается в последний четверг октября) — в США этот день все обычно делают покупки. Он называется так, потому что к этому дню большинство магазинов, торгующих в розницу, переходят «на черную сторону» (т.е. становятся прибыльными) по результатам года.

** – Mea culpa — Моя вина (лат.)

 

Рояль